1913

Эркерное окно выходило в сад, где на качелях девушка в белом платье дремала над книгой. Перед самым стеклом вазоны с цветами. Над раскрытыми бутонами вьются бабочки. За садом – каменная изгородь, за изгородью остатки вала земляной крепости, возведенной еще маршалом Вобаном. Защищать здесь больше нечего – бастионы срыты, рвы засыпаны, земли поделены и застроены виллами. Худощавый француз снял пенсне, протер бархоткой, пристроил обратно на удобную складку кожи на переносице. Он раскурил трубку, подошел к столику и налил коньяк в два бокала: - Нет, нет, извините, но я уже двадцать лет являюсь адептом трезвости, - сказал мускулистый американец, развалившийся в кресле. - Ваш французский хорош, месье ДеВитт, - француз забрался в такое же кресло напротив. – А я все-таки выпью немного. В скромных количествах этот эликсир ускоряет мысли. - Спасибо. Я занимаюсь французским языком те же двадцать лет. Я начал брать уроки еще в Нью-Йорке у одного букмекера-канадца. Подобная публика – букмекеры, картежники, решительные парни с крепкими руками, осталась в той, другой моей жизни. Не хочу показаться хвастуном, но пару лет назад я мог стать послом во Франции – моя кандидатура рассматривалась вполне серьезно. - Что ж, Франции не повезло. - Зато мне посчастливилось – я уступил уроженцу Нью-Орлеана посольский пост, зато весьма прибыльно вложил капитал. Удача двадцать лет не покидает меня. - А теперь вы еще и популярный писатель. Ваш цикл романов о летающем городе славен по обеим сторонам Ла-Манша. И мне посчастливилось быть в числе избранных, не только знающих настоящее имя автора, но и принимающих его у себя в доме. - Для политика писательство хорошо только в том случае, если он пишет скучные нравоучительные романы. Вы в письме, помнится, сравнили мои книги с книгами Уэллса, но в Америке у меня репутация жесткого политика. Боюсь, что фантастические истории нанесли бы вред моей карьере. Я решил, что нам с политикой пора немного отдохнуть друг от друга и сделал паузу для путешествия по Европе. Побывать в Париже – такой же долг образованного человека, как для мусульманина посещение Мекки. - Значит, мсье ДеВитт, вы приписали собственную мечту той чудной героине ваших книг? Француз допил коньяк, улыбнулся, ощущая двойную приятность – беседы и напитка. Он поднялся и, заложив пухлые руки за спину, принялся расхаживать взад-вперед по ковру, привезенному им из Каира в прошлую экспедицию к пирамидам. Над цветами ленивые бабочки сменились пчелиным пролетариатом. Особенно же пчелам нравилось трудиться над крупным пунцовым бутоном. «Социал-демократы» - подумал про них француз, подливая в бокал еще немного коньяка. Отпив из бокала, француз вернулся в кресло легчайшей походкой, будто его тело наполнилось летучим газом и парило в воздухе, подобно аэростату. - Летающий город – это сон, мсье, - сказал американец. – Это один подробный сон. Вы верите в судьбу? Улыбаетесь? Я вот тоже не верю. Я привык полагаться исключительно на самого себя. - Да, мсье ДеВитт, вопрос свободной воли, конечно, еще не решен окончательно, но современная наука готова признать детерминизм. Причина-следствие-причина-следствие – бесконечный поток. Пока мы еще не способны просчитать поведение множества элементов, составляющих сложные системы, вот и придумываем себе вероятность. - Божественный промысел способен разнообразить физические законы, оставляя вычисление неточными при определенном приближении. Но я не об этом. Я хочу рассказать вам сон. Ему уже двадцать лет. Ваш коньяк впитывает силу дерева, настаиваясь в дубовых бочках, а мой сон насытился моей судьбой. Я уже многое позабыл, но тогда он имел ужасающую четкость. Но началось все еще раньше. Я был самым молодым солдатом в полку и наделал много такого, от чего мои руки, казалось, излучали красный свет. Я хотел смыть эту кровь, приняв крещение. В последний момент я передумал и ушел, но еще до этого мне показалось, что кто-то другой проник в мою голову. Проник и затаился, не давая о себе знать. Прошло время – моя жена умерла, подарив жизнь дочери. Я же совсем развалился – от отчаянья я запил и задолжал половине букмекеров Нью-Йорка. Если бы дела шли так и дальше, то меня бы нашли с переломанными ногами и ножом в спине. Или не нашли бы вообще. И вот в одну осеннюю ночь я, перебрав с виски, задремал за столом. Это был самый яркий, детальный и отчетливый сон из возможных. Будто чужая память ожила в моем мозгу. - Как я понимаю, именно летающий город вы увидели в том сне? – спросил француз, воспользовавшись паузой. - Да. И я сам, но повзрослевший, был героем этого сна. Меня наняли серьезные люди, чтобы выкрасть из заоблачного города девчонку. Подробности вам известны из моих книг. - Мне особенно нравится книга о будущем, про обезумевший город Колумбия, сжигающий Нью-Йорк. А как вы замечательно описали предшествующие этому нападению десятилетия! Мир террора, засилье новой религии! И все начинается с войны чудовищного масштаба между ведущими державами. Да, сейчас в воздухе уже пахнет пороховым дымком. Кайзер с каждым годом становится агрессивней. Но такие битвы и потери! Пусть это все останется вашей фантазией, мсье ДеВитт. Эта война и последующие годы жестокого диктата летающего города! Новая инквизиция! А еще этот безумный епископ колумбийской веры по имени Адольф! - Этот мир я выдумал сам, заполняя пробелы в моем сне. Сон мой был не просто странным, он стал судьбоносным – я бросил пить, выплатил долги, заработал состояние, сделал политическую карьеру. К моему мнению прислушиваются в правительстве. - Вам приснились биржевые котировки на годы вперед? - Не совсем. Я осознал одну вещь, особый дар, который у меня, думаю, из-за индейской крови – мои предки были шаманами. Вероятно, белого человека во мне слишком много, чтобы я мог полностью раскрыть свой потенциал. - И что это за дар, мсье ДеВитт? - Я бы назвал это не предсказанием, а предчувствием. На самом глубоком уровне моей души я ощущаю вероятность того, что произойдет. - Вы выиграли ваш капитал в лотерею? - Нет, - усмехнулся американец, - это работает сложнее и тоньше, но отчасти вы правы – именно эта способность предчувствовать породила мои игровые долги. Я не могу угадать карту в покере, не могу назвать правильную лошадь, но вот то, что компания, скажем, мистера Форда будет приносить немалый доход в ближайшие годы – это наверняка. По своему характеру я человек горячий и порывистый, мне стоило труда научиться держать свою натуру покорной. Предчувствие порождало излишнюю самоуверенность, действие опережало мысль, я всегда полагался на то, что смогу что-то придумать в нужный момент. И поэтому часто попадал впросак. Вероятность событий, событий бесчисленное множество, каждая мелочь способна изменить всю цепочку. Тут важно запастись терпением и ждать, а действовать только тогда, когда уверенность станет нестерпимой, когда у меня, как у рожающей женщины, начнутся схватки, когда сама судьба станет осуществляться моим посредством. - Вы меня интригуете, мсье ДеВитт, все больше и больше. С каждым словом. Я подозревал в вас необычные способности, но теперь рад, что вы пролили на них свет. Всю свою жизнь я питал страсть к странным вещам, к древним манускриптам, тайным знаниям, к одаренным людям. Я видел много такого, что мои ученые коллеги легко бы записали меня в безумные мистики и спириты, посмей я рассказать пару историй. От рождения я не одарен, подобно вам, но я развил, упражняясь согласно старинным текстам, то, что называется чистым видением. Француз умолк, чтобы снова совершит вояж к окну, за которым уже не было и пчел, а только цветы и девушка в белом платье. Он плеснул еще коньяка на донышко бокала, а потом, шаркая, вернулся в кресло напротив американца. - Мсье ДеВитт, вы еще видите свои сны? - Признаюсь, не видел довольно давно. А потом, прошлой осенью – мой старый сон повторился, а я проснулся, задыхаясь. Будто наглотался воды. Это был тот же сон, но уже бледный. Но потом мне приснились еще два сна о подводном городе. - Подводный город? - Да, понимаю, это так же нелепо, как и город, парящий в тучах. - Там тоже была та девушка? - Да, была. И я все так же не могу вспомнить ее имени. - Если верить вашим описаниям, то она похожа на Анну. - Только внешне. Меня пугает это сходство, ужасно пугает. Я не могу свести воедино какие-то события из моего сна. Но я точно помню, что продал Анну еще в младенчестве. Как соотносится с ней та другая? Не могу ответить. Моя дочь стала для меня смыслом и целью жизни. Я ежеминутно боюсь потерять ее и этот страх, как дамоклов меч, постоянно нависает надо мной. Этот страх изменил меня и мою судьбу. Сон и страх, вызванный сном. Анна как две капли похожа на ту девушку, только у нее целы все пальчики на руках, и еще – она совершенно другой человек. Думается, я люблю ее сверх меры, поэтому Анна – это такая маленькая принцесса, своенравная и вздорная. Она получила замечательное образование, она разговаривает на пяти языках, она музицирует и поет, она сильна духом, но она бывает жестокой и эгоистичной. Не знаю, есть ли в ней мой дар, наше родовое проклятие, но сходство с девушкой из сна сжимает мое сердце раскаленной перчаткой. - Она красивая девушка. Она так же любит Францию? - Нет, что вы. Ненавидит. Она обожает Нью-Йорк. Она говорит, что Америка – это будущее, а Франция, извините мсье, старый музей, полный красивых, но бесполезных вещей. Я едва уговорил ее поехать сюда. Если бы я не боялся оставлять ее одну, то давно бы сдался. - Жаль. Думал, что все красивые девушки мечтают о прекрасном Париже, пусть уже и не столице мира, но еще столице искусств. И что же произошло в том подводном городе в вашем последнем сне? - Та девушка, она погибла. Она сознательно пожертвовала собой, чтобы спасти девочку, которую сама же использовала в качестве приманки. И с тех пор происходят странные вещи. - Великолепно, мсье ДеВитт. Поподробней, пожалуйста. - Я пробудился с тяжелой головой и, честно признаюсь, заплакал бы, если бы умел. Мне так было ее жаль. Я сходил проверить, как Анна. Она спала, как ангел на фреске – нежная и спокойная. Я пошел в свой кабинет, чтобы поработать с документами, но сейф не открылся. Я решил, что ключ испорчен и вызвал специалиста из фирмы, пожаловавшись на их замок. Когда специалист прибыл – сейф удалось отворить с первого же раза и моим же ключом! Я списал это на волнение. Лифтёр – чернокожий парнишка, стал называть меня чужим именем! Оказывается, что раз в неделю меня зовут мистер Комсток! У моего автомобиля на левой дверке время от времени появляется царапина, а потом сама собой исчезает. А в лондонском отеле, где мы остановились по пути во Францию, в моем номере неожиданно сменился цвет обоев. Был темно-бордовый, я посетил ванную комнату, вернулся – зеленый, вышел в коридор, позвал портье – снова темно-бордовый. - Давайте проведем эксперимент, мистер ДеВитт, - француз позвонил в колокольчик, вызвав слугу. Он распорядился принести футляр из кабинета. Вскоре слуга вернулся и нарочито бережно пристроил резную шкатулку на столик между креслами. Француз отпер замочек и поднял крышку, достал газету и приказал слуге прочесть заметку. – О чем там, Гастон? - Это старая газета. Заметка о гибели «Титаника». - Хорошо, вы свободны, - француз показал заметку ДеВитту, тот кивнул головой, соглашаясь. Француз вернул газету в шкатулку, запер ее ключом, достал золотой брегет, поднял палец, призывая молчать определенный срок. - Все, ровно пять минут, - он снова позвал слугу и вручил ему газету. - Это старый номер, - сказал слуга. – Здесь рассказывается об успешном прибытии «Титаника» в Нью-Йорк. Как жаль, что они утонули на обратном пути! - Удивительно, - сказал ДеВитт, когда слуга затворил за собой дверь. - Так каждые пять минут, мсье ДеВитт. И началось это все как раз в то же время, что и у вас. Вы с вашим даром, и я, потративший время на развитие определенных способностей, мы видим, а главное, осознаем эти странные перемены. А вот, к примеру, Гастон не удивится даже в том случае, если целехонький «Титаник» будет проплывать по Сене, да и сама река вдруг станет и глубже и шире. Что-то произошло, мсье ДеВитт. Нарушен баланс мироздания. Я не знаю, как нам воспринимать ваш сон – буквально или метафорически. Действительно ли существовала та девушка? Да, она могла видеть многое, но видеть все – нереально. Мы не просто открываем двери, делая выбор, мы создаем их. А она, не обладая ни жизненным опытом, ни мудростью, не осознавая опасности своих сил, принялась играть в бога. Вы утверждаете, что она погибла, пытаясь искупить свою вину. Но смерть не всегда расплата, зачастую это бегство. Умереть в том месте, где нам и жить не положено – это еще тот заряд нитроглицерина под основы миропорядка. Я подумаю несколько дней, я постараюсь связаться со знающими людьми, а потом я разыщу вас в Париже, если понадобится, то и в Нью-Йорке. И знаете что, это даже хорошо, что вы не помните, как звали ту девушку из сна, назвав имя, вы можете вызвать ее, а последствия известны одному Богу. Люди толпились возле магазинчиков и лотков в поисках выгодной цены. Надвинув на глаза канотье американец в клетчатом пиджаке шел, поглядывая в стороны, позади мистера ДеВитта, ведшего под руку Анну. - Эта башня, - сказала Анна, - единственное, на что стоит смотреть в хваленом Париже. ДеВитт кивнул, чтобы не спорить с дочерью. Толпа становилась гуще. Голоса сливались в неразборчивый гул с французским прононсом. - Я бы хотел нарисовать ее! Один портрет, я дорого не возьму, - канючил француз с мольбертом, указывая на Анну. – Чудесные глаза, чудесные. - Моя дочь предпочитает фотографию, мсье, - сказал ДеВитт, отстраняя заляпанную краской руку. Его внимание привлек другой художник – сухенький старичок, скромно сгорбившийся в окружении своих работ. - Мсье, простите, где вы видели этот маяк? - Он мне приснился, - ответил, пожимая плечами, француз. И тут мистера ДеВитта будто ударила молния. Он вспомнил сон прошлой ночи, напрочь стертый утренними заботами и капризами Анны. Он вспомнил бесконечную водную гладь, вздыбленную штормовыми волнами, одинокую лодку. Он услышал шепот знакомого голоса: «Я ошиблась, я не должна была умирать там, но я забыла свой план. Теперь все стало хуже». Он увидел, как кровь капает на днище и, словно взглянув глазами человека в лодке, вздрогнул – маяки рушились один за другим. Тут же из темных глубин поднимались новые, но причудливых, гротескных форм, чтобы, не выдержав своей уродливости, обрушиться снова. Еще ему показалось, как из воды выбралось механическое чудовище и, взмахнув крылами, взмыло туда, где должно было находиться небо, но только клубился туман. - Анна, - позвал он. Сердце сжалось, по позвоночнику прошел, пробирая до самой души, еще один электрический разряд. Дочери нигде не было. Вот, кажется, мелькнуло ее бело платье. Погналась ли она за смешной собачкой с бантиком, ловит ли воздушный шарик, или, что более похоже на правду, желает поближе рассмотреть гоночное авто. ДеВитт едва сдержался, чтобы не ударить телохранителя в канотье. Тот выпрямился и по-военному отдал честь. Он нырнул в толпу, чтобы затеряться и самому. Мистер ДеВитт, тяжело дыша, пошел напролом, грубо расталкивая вежливых французов. Снова белое платье, нет, пропала, нет, вон в переулке, но что ей там делать? Анну никогда не интересовали дешевые безделушки. Но это точно она – невозможно ошибиться, глядя на собственного ребенка, особенно, когда он – смысл твоего существования. Осталось еще пять шагов. Анна, кажется, примеряет какую-то вещицу. ДеВитт хотел окликнуть ее. Но девушка сама обернулась – на шее медальон с птицей, пальцы правой руки прикрыты левой ладонью. Тут американца в третий раз за пять минут ударило внутренним током: - Элизабет? – назвал он незнакомое, но отчего-то родное имя. В этот момент девичьи ладони закрыли его глаза. Он мягко отстранил руки – возле лотка с украшениями никого не было, он оглянулся. Анна стояла позади. На ее шее не было никаких медальонов, но зато в глазах – море изумления: - Папа, а откуда ты узнал, как зовут девочку из моих снов? Я же тебе никогда не рассказывала! Она не стала ждать ответа, а, подскочив к прилавку, выбрала то самое украшение: - Пап, смотри – с этой стороны птичка, а с обратной – клетка! Давай, купим! Мистер ДеВитт понял, что ему понадобится время на обдумывание. Он больше ничему не смел удивляться. Он не повел глазом, когда серое здание отеля на глазах сменило цвет на синий, когда над ажурной башней Парижа нависло огромное облако, способное вместить город.