***
В таверне пахло выпивкой, хлебом и похлёбкой. Бард, не останавливаясь, играла одну разухабистую песню за другой, ей подпевали все собравшиеся — многие завсегдатаи уже выучили тексты наизусть, голоса сливались в громкий, но крайне нестройный и фальшивый хор. В камине трещали дрова, отсветы от пламени помогали теням причудливо ложиться на деревянные стены. Том Ренье залпом опустошил то, что оставалось на дне деревянной кружки, и со стуком поставил её на стол. Бык, увидев это, тут же плеснул добавку. — А всё равно выпивка тут — дерьмо, — посетовал он. — Но где наша не пропадала? — И то верно, — согласился Том. — Надо будет притащить пару бочонков из Редклифа. — Думаешь, там оно лучше? Ха! — Бык сделал большой глоток и продолжил: — Не, там точно такое же нагово дерьмо. Вот орлейское на вкус отличное, но зато толку от него никакого. Вылакаешь бутыль и не заметишь. Том хотел было отметить, что смотря какое орлейское, оно ведь разным бывает. Но промолчал. Могут возникнуть вопросы, на которые ответить он не сможет. — Зато это пойло хорошо идёт, — Ренье засмеялся. — Пара кружек, и ты уже горланишь песни. Или прёшь кому-то чистить морду. — Или прёшь в одиночку на дракона, — гоготнул Бык. — Да ладно, врёшь! — Том чуть не поперхнулся. — Да-а, — довольно протянул коссит. — Было такое. Спроси у Быков, это они меня остановили. Дурни, надо было просто вместе со мной идти! Они снова наполнили кружки. В голове уже гудело, но было хорошо. Давно уже не было так хорошо, если честно. Если б ещё не надо было врать… — Ну, а ты неужто никогда не творил чего-нибудь такого, про что можно заорать «О Создатель!» — спросил Бык, подозрительно хорошо имитируя интонации Кассандры. — В юности, когда ветер в башке задувал, о да. Творил ещё и не такое. Но на дракона потащиться не догадался. Он выпил и посмотрел в центр зала таверны. Сера под песню имени себя вытащила Иветту потанцевать, громко крича, что это редкое явление — леди Тревелиан не выдержала напора и решила пуститься во все тяжкие. Девушки стучали каблуками, скакали, как безумные, отплясывали по кругу, хлопая в ладоши, беря друг дружку под руки. К ним присоединились ещё несколько парочек, солдаты с прачками и поварихами, а Дориан со смехом воскликнул, что больше ему наливать не нужно, он должен запомнить это представление во всех подробностях. Иветта то и дело хитро поглядывала в сторону стола, где сидели они с Быком. Раскрасневшаяся, запыхавшаяся, смеющаяся — ещё привлекательнее и соблазнительнее чем обычно, когда она собрана, спокойна, решительна. И миледи об этом явно знает. Том Ренье мотнул головой, отгоняя от себя непрошеные мысли. Он не имеет права. Он не должен. Он пришёл сюда чтобы чуточку выбелить свои грехи, и та ложь, которой он живёт, помогает ему в этом. Это было безопасно для всех, безобидно, ведь когда Инквизиция разберётся с треклятой дырой в небе, Серый Страж Блэкволл исчезнет. Уйдёт искать искупление дальше. Это никому не причинит вреда. А вот врать женщине, которая доверится тебе, ляжет с тобой в одну постель — это уже совсем другое. Так нельзя поступать. Это мерзко. Хотя чего стоит даже такая ложь в сравнении с тем, что он уже сделал?.. Но Иветта Тревелиан всё танцевала и призывно улыбалась лишь ему одному, выделяя его, словно других мужчин в таверне вовсе не существовало.***
Иветта провела пальцем по шраму на предплечье Блэкволла, прослеживая весь путь, который оставило на коже лезвие чьего-то оружия. Их, этих следов былых битв, было много: светлые полоски прятались в зарослях волос на груди, на животе. Спускались по плечам, спине, рукам. Изрезано было не только его тело. Истерзана была и его душа, его сердце, и она чувствовала это. Раны, что были в стократ хуже. Иветта Тревелиан никогда не играла в Большую Игру, о которой совсем недавно болтала с Жозефиной, но выросла в самом настоящем змеином гнезде и умела отличать правду от лжи. К сожалению. Или к счастью. Что-то в Блэкволле было не так, и тут она была согласна с Быком. Согласна с Серой, которая хотела бы ковырнуть поглубже под панцирь. Она прислушивалась к мнению Коула, давно разгадавшему эту загадку, но упорно молчащему — значит, было о чём, но одновременно это уже было не столь важно. — Всё хорошо, миледи? — Страж взял её ладонь и прижал к губам, поцеловал каждый палец. — Да, — она улыбнулась краешком рта и приподняла голову. «Что творится в твоей голове? Что ты недоговариваешь и о чём врёшь? Чего ты боишься?» — и ещё десяток вопросов, которые Иветта никогда не задаст. Или пока не задаст, что вернее. Потому она промолчала, наклонившись и прижавшись к его губам.***
Ему хотелось всё рассказать. Разрубить этот узел раз и навсегда, рубануть с плеча, и пусть бы Иветта Тревелиан уже сама решила, что ей делать с такой мразью как Том Ренье. Но он всё ещё был слишком слабым и слишком безвольным. Вместо правды с его языка срывалась очередная ложь, всего-то стоило леди Инквизитору посмотреть на него. И у него не находилось ни сил, ни желания сопротивляться этой женщине. Иветта так восхищалась Блэкволлом, Серым Стражем, который был благороден, горд и принципиален. Который знал, что такое честь и справедливость. И Тому Ренье ничего не оставалось, кроме как быть им дальше. Пытаться быть ещё лучше, чем раньше, потому что она так хочет. Но что случится, если правда всплывёт наружу, он загадывать боялся, хоть был готов к последствиям. Видит Создатель, он готов встретить их и принять. Подумать только, решив исправить одну ошибку, он тут же с размаха вляпался в другую — будет ли этому когда-нибудь конец? Он не знал. Наверное, так и продолжит до самой могилы пытаться что-то исправить и срываться вниз снова и снова. Настоящий Блэкволл осудительно покачал бы головой и цокнул языком, мол, «Ничему ты не научился, Том». Ты просто старый пройдоха, который пытается всё исправить, но делает только хуже. Леди Инквизитор присела рядом с ним за стол, смотрела на него с беспокойством, склонив голову набок. Её рыжие волосы отросли до плеч, и девушка собирала их в небрежную шишку. Том не удержался и поправил прядь, выбившуюся из причёски, и губы Ив тронула лёгкая улыбка, которую тут же сдуло, словно паутинку на ветру. — Ты точно не слышишь этот зов? Столько волнения в её голосе. Он не достоин и толики такого обращения. Он хотел бы сказать, что, конечно же, нет. Он ведь даже не Страж, никогда им не был, никогда не станет, и потому свободен от скверны. Но Том Ренье зашёл уже слишком далеко, и та правда, которую он скрывает, гораздо болезненнее, чем эта ложь. И потому он лишь смог из себя выдавить: — У Корифея нет власти надо мной.