Поднимем ее

День сегодня выдался исключительно погожий. Непривычное для такого Лондона солнце гуляло и пускало свои лучи по абсолютно чистому голубому небу. И этому солнцу радовались все: люди, животные, оконные стекла в домах, зеркала витрин, замерзающие воды Темзы — как солнце посылало им свои яркие приветы, так же приветственно отражали они брызги света в улыбках, довольном блеске глаз и редкой водной ряби. — Знаешь, совсем не хочу сегодня сидеть дома. Тебе ведь наверняка нужно куда-то по делам? — с нескрываемой надеждой в голосе спросил Томас. — По делам мне всегда нужно, но ты, мистер доброта, совсем меня распустил и ослабил — теперь и я не хочу по делам идти! — чуть смеясь, ответила Вирджиния, убирая в шкаф посуду. — Тогда на пикник! Хотя бы в парк! Я гитару возьму — будем валяться на покрывалах, ты петь, а я играть. По-моему, было бы замечательно! — Что ж… Задумка то может и отличная, но меня никто не красил и теплой одежды, как таковой, у меня нет. Не думаю, что в таком виде стоит показываться на улице. — Ой, я тебя умоляю. Ты отлично выглядишь и все эти заморочки глупы. Наденешь джинсы, мой свитер — в нем потеплее — и нормально. Я, знаешь, тоже не во фраке собираюсь! Так что давай, быстренько соберемся и пойдем — этот день лучше провести на воздухе! Уже через полчаса пара свободным шагом рассекала улицы Лондона. Хиддлстон с самого начала пути деловито взял Вирджи за руку и крепко ее сжимал. Он весело рассказывал свои истории из актерской жизни и наслаждался беззаботным смехом своей спутницы. Мисс Хэйтс уже совсем забыла про образ суровой леди и лед ее сердца, кажется, растаял под лучами солнца и внутри, от тепла руки Тома начинали распускаться весенние цветы, несмотря на то, что зима вокруг еще только вошла в игру. Вирджинии определенно нравилось пребывать в состоянии свободы — свободы выбора, свободы движений и свободы от обязательств и обстоятельств. Это делало ее шаги легче, ее движения мягче… И заслугу Тома в этом невозможно было переоценить. Вирджи нравилось проводить с ним время, иногда казалось, что когда-то давно она переживала подобное пьянящее чувство счастья, но оно уже забылось. А тут этот влюбленный в жизнь британец — он снова и снова заставлял ее смеяться от души — громко, счастливо и с восторгом. До него вроде бы и не было подобных переполняющих эмоций, и Томас был для нее искоркой для огромного пламени жизни. Для Томаса же Вирджиния была первой девушкой, с которой было так легко и одновременно так сложно. Из-за долгого состояния бесхозности ее эмоции зачерствели, но теперь от каждого его поступка смягчались, оттаивали, а главное раскрывались в полную силу, как открываются парковые розы после легкого дождя. На нее было приятно смотреть — она была уже гораздо более живой и настоящей, чем в их первую встречу. Том даже думал, что в тот момент она была психологическим монстром, ну, а сейчас в ней сияла лучистая доброта и нежность. Но что было по-настоящему сложно, так это не опускаться ниже планки позитивного поведения, которую он сам же с каждой секундой поднимал. Томас отлично осознавал, что один лишь шаг назад или тихий отступ в сторону — все старания посыплются прахом и придется снова все создавать. Необходимо было показать Вирджинии жизнь во всех ее ярких красках, показать, что она прекрасна, мир вокруг прекрасен и состояние счастья зависит исключительно от нее самой. Они сели под высоким раскидистым дубом и сперва, прижавшись спинами к теплому стволу дерева, наблюдали за бликами на воде. Томас перебирал струны гитары и напевал солнечные мелодии Битлов. Вирджинии казалось, что все ее существо плавно погружается в золотистую патоку солнца, доброго утра и легких мелодий. Она блаженно закрыла глаза, и улыбка чуть дрогнула на ее губах. Тут же вспомнились истории о феечках и лесных эльфах, которые любят играть в солнечных лучах и сверкать пыльцой. — Вирджиния, а если не секрет, когда последний раз целовалась? — закончил очередную песню Том. — Так… Двадцать четвертого марта этого года. — Серьезно? И с кем это? Я думал, у тебя давно не было отношений, — возмутился было Хиддлстон. Он немного поежился от ветра, пробравшегося под плотную кофту, и наклонился к своей спутнице. Вирджиния открыла глаза, игриво взмахнула ресницами и потрепала Томасу кудри. — Не будь ты моим надсмотрщиком, подумала бы что ревнуешь! — засмеялась девушка. — А вообще, это была милейшая старушка, приехавшая к нам из Франции, чтобы уточнить некоторые деловые проблемы. Эти француженки такие любвеобильные. — Да ну тебя, я уж подумал, что ты замужем, у тебя трое детей и ни о какой суровой Вирджинии Хейтс и речи быть не может! — Это тебя ну. Кто захочет со мной целоваться? У меня и губ то нет. Так, узкие "губешки"… — Во-первых, твои губы гораздо пухлее и привлекательнее моих. А во-вторых, неужели ты не согласилась бы поцеловать меня в мои довольно-таки узкие губы?! — Том снова и снова изображал воздушные поцелуи, от которых Вирджи якобы уворачивалась. Девушка без конца смеялась, а потом пошла в наступление. Она чуть приподнялась на коленках, вполсилы уперлась Хиддлу в грудь, и они в секунду упали назад. Вирджиния нависла над Томом и победно смеялась. Он тоже весело отзывался на искристые переливы ее смеха. — Вирджи. Вирджи! Да ну послушай ты меня! Прекрати смеяться, пожалуйста, — лепетал Томас, пытаясь пересилить веселье девушки. — Хочешь, я тебе секрет скажу? Хочешь? Хочешь? — Хорошо, хорошо, давай свой секрет уже! — успокоилась девушка и поудобнее устроилась на актере. — Наклонись чуть ко мне, я тебе на ушко скажу. Еще ниже. Ну давай еще ниже. Да не бойся, не откушу твой нос я. Давай еще ниже, чтоб вообще никто не мог услышать… И когда Вирджиния склонилась так низко, что кончики их носов чуть заметно соприкасались, Томас глубоко вздохнул и, мягко улыбаясь, прошептал: «Я. Я хочу с тобой целоваться…»