Оба первых

Первое, что приходит в голову, когда Кыни из-за неоновой вспышки в глазах от души впечатывается в стену — парочка отборнейших слов из репертуара обсценной лексики, но Аура держится, позволяя себе лишь зашипеть и приложить холодную ладонь ко лбу. Отогреться руки после долгого пребывания в воде, конечно, ещё не успели, когда рабочий день, полный цветов и влаги флористического салона, закончился всего минут двадцать назад. Впрочем, Аура за двадцать минут пешком от места работы успел убежать довольно далеко, промаявшись с последним заказом часа три и попутно возненавидев все виды алоэ и хризантем, а заодно и все существующие оттенки серебристой бумаги. Он, конечно, и раньше предполагал, что флористика — не выпас драных коз, но то, что профилирующая специальность пришла в его жизнь настолько быстро, по-прежнему изредка заставляет себя чувствовать слишком загруженным. Вспышка как всегда спонтанна и ярка — на мгновение Аура вообще теряет зрение, прижавшись лбом к стене какого-то дома; люди оборачиваются, но ни один не останавливается рядом, хотя видно, что такое желание есть — Ауру же невнимание сейчас устраивает больше всего, когда он начинает чувствовать вокруг подобие воздушных толчков, будто кто-то резко переключает режимы сотен фенов для сушки волос. Когда, судя по физическим ощущениям, энергетическое поле вокруг сильно переклинивает и в лабиринте темнеющих улиц появляется вязкая чернота, Аура даже не удивляется, потому что слишком явно в последние дни в подсознании витала мысль о действии и противодействии согласно Третьему закону Ньютона — есть крылатые, должны быть и демоны. Три месяца затишья после перерождения можно охарактеризовать только словосочетанием «это как-то слишком», но Кыни, одновременно под приливом адреналина чувствуя радость от встречи со своим «первым», все же понимает, что рвани он сейчас в переулок к демону — неизвестно, чем все это кончится, учитывая то, что Аура абсолютно не знает, как возможно использовать в бою доставшуюся ему способность. Она ему нравится, но кажется совершенно бесполезной, однако Кыни все равно сворачивает в переплетение переулков, одновременно материализуя крылья. От тяжести и тепла орлиных перьев становится немного надежнее, но ненадолго. Аура видит ранее только описываемого только на словах демона впервые — у черной тени нет определенной формы, она больше похожа на живого персонажа, сошедшего с картин Сальвадора Дали. Кыни нефигово кривит от изменений окружающей ауры; секунды две он отчаянно пытается вернуться к прежней кондиции — возвращается, но на миг позже того момента, когда демон обнаруживает его развернутые за спиной крылья. Кыни знает, что эти твари бессознательны, но когда становится ясно, что первый удар тени направлен на крылья, Аура начинает думать, что у демонов все-таки кое-какие инстинкты заложены на генетическом уровне. Если таковой, разумеется, существует. Борясь с туманом в голове и неконтролируемо пробивающимся зрением, Аура делает шаг назад, тут же получая скользящий удар по торсу; успевает только рухнуть, как подкошенный, и, сминая крылья, откатиться в сторону, уворачиваясь ещё от парочки «вдогонку». Демон на мгновение теряет птицу из вида, бестолково вертясь на месте, а Аура получает возможность потрясти головой и попробовать рассмотреть что-нибудь стоящее. Энергетическое поле у демона очень темное и вязкое даже не вид; цвет — земельно-коричневый, кое-где с проблесками карминно-красного. Нутром Кыни чувствует, что сейчас совсем не до цветовой гаммы, и требуется ещё несколько драгоценных секунд и совсем уж нереально сильный прищур, чтобы рассмотреть остальное. Остальное — собственно плетение ауры; хаотичный, но узнаваемый узор из тысячей нитей, в некоторых местах сплетающихся в «узлы боли» и разветвляющихся наподобие пустых дыр. Аура понимает, что бить нужно именно в эти места, и чувствует, что в таком случае не понадобится даже особенной физической силы. Крылья у него широкие и сильные — они помогают встать с одного раза и единым махом взлететь на козырек одного из подъездов, поближе к одному из самых ярких «узлов». Кыни пробует нанести удар уже одуплившемуся демону, и в следующий момент, когда вязкая масса, трансформировавшись в некое подобие щупальцев, намертво прижимает его к стене здания прямо на козырьке подъезда, липко удерживая за шею и грудь. Крылья за спиной взрываются ноющей болью, а дышать становится трудно. Перед глазами — только темные круги и редкие вспышки; Кыни думает, что совершил фатальнейшую из ошибок, подпустив демона к себе слишком близко. Наверное, хочет задушить — мелькает равнодушная уже мысль, и ровно на миг закрадывается мысль, что да, все правильно: это — его «первый» и его же «последний», а мысль ровно такая же, как тогда, когда Аура выполнял первый заказ на букет, изрезав по неопытности вдоль и поперек все ладони канцелярским ножиком. Из горла вырывается хриплый смех, когда воображение рисует это воспоминание, и Аура сжимает кулаки, как и тогда. «Я сделаю этот чертов букет, он не будет последним, потому что это невероятное блядство— жизнь, и грош цена тому, для кого царапины на руках становятся какими-то ебаными преградами». Больше по наитию, чем осознанно, Кыни вытягивает вперед руки и просто рвет уже меркнущие в его глазах нити, сплетающие ауру демона — рвет ногтями, пальцами, ладонями, даже, кажется, зубами; во рту горький привкус жженой энергетики, и дико скручивает всю пищеварительную систему, вызывая рвотные позывы. В голове будто бьет молот, и Аура уже не осознает, как его с ног до головы обдает отвратительно пахнущей жижей, склеивающей перья и заливающей лицо и одежду. Кыни думает, что это — смерть, а смерть думает, что пусть день и не удался, но так быстро забирать эту птицу себе не хотелось бы даже по воле обстоятельств. Вдыхая на последних секундах перед отключкой мерзкий запах, Аура думает, что это — Ад, а Ад думает, что ненавидит всю эту пернатую братию. На циферблате часов «шестнадцать» сменяется «семнадцатью», люди на недалеко расположенном проспекте нервно оборачиваются по сторонам, а у птицы, недвижно лежащей за поворотом в лабиринты улиц, саднит единственное белое перо на конце крыла. Вода из крана хлещет холодная, почти ледяная, но Аура все равно настойчиво держит голову под струей, хоть и знает, что так и простыть недолго. Следующий пункт после ванной — кухня и большой графин с примерно такой же водой, и Кыни выпивает разом половину емкости, не замечая никакого вкуса. Прошло два долбаных дня, а привкус на языке по-прежнему не желает стираться, порядком выводя Ауру из себя. Не помогают ни конфеты, ни слишком крепкий чай, ни зубная паста с резким ментолом; в состояние мутности вгоняют даже запахи свежих цветов в салоне, и Аура берет три дня больничного, успешно прикидываясь простывшим. Или не очень успешно, но ему все равно верят сразу и искренне желают выздоровления — Кыни такое отношение слегка удивляет, и он списывает это все на свою «крылатость». Впрочем, и не особо ошибается, делая такие выводы. Аура смутно помнит, как умудрился добраться до дома, придя в себя в переулке среди отвратительной вязкой жидкости; помнит только, что у него хватило здравомыслия не убирать крылья вовремя дороги домой. Последующие два дня ничем примечательным не выделялись, кроме тупого разглядывания белого потолка в съемной квартире и мыслей о том, что его дар почти бесполезен в нормальном бою. Мысли невеселые, и Кыни даже несколько раз делает попытку разозлиться на все живое. Не получает, и он вновь лишь пристально рассматривает потолки в квартире. Лежа на спине — это удобно, и теперь даже не надо сильно напрягаться, чтобы активировать режим истинного зрения и понаблюдать за завихрениями различных энергетических полей. Ауры всех предметов соединяются где-то вверху, как раз в том месте в центре потолка, куда смотрит Кыни; они абсолютно разноцветные и имеют индивидуальную структуру, которую можно, кажется, даже пощупать, если постараться. У Ауры немного получается, но он не уверен, что это — какая-то особенная способность для птицы. Интереса ради он пытается в безумном вихре разглядеть свою собственную ауру, ловя себя на мысли, что и не представляет, какого она цвета. Минута, две, три; он даже оглядывает себя с ног до головы, но не видит её, которая, по сути, должна выделяться отдельной фигурой, как и все остальные; до усталости в глазах осматривает руки, двигает кистями и соединяет-разъединяет поочередно кончики пальцев. Разноцветные палитры странно убаюкивают, и прежде чем заснуть, Кыни успевает только подумать, что либо его аура прозрачна, либо её вообще нет и она хамелеоном сливается с энергетическими полями окружающих его существ и предметов. В беспокойной полудреме счет времени быстро теряется, и настойчивый звонок в дверь ушатом холодной воды обрушивается на голову; Аура хоть и понимает, что в ближайшие пару минут все равно придется встать и подойти к двери, первым делом натягивает на голову подушку и невнятно посылает к черту все живое. Второй мыслью становится то, что он сегодня же вырежет дверной звонок и расхерачит его об стену. Минуты три противный звук долбит в голову; Аура сползает с кровати и делает пару шагов — в подсознании помутняется, зрение опять непроизвольно выдает неоновые вспышки, а энергетическое поле вокруг по ощущениям претерпевает настолько серьезные и чувствительные перемены, что Кыни мгновенно понимает: к нему пожаловал необычный гость. Необычный ровно настолько, насколько и явный для самого Ауры, когда он буквально кожей начинает ощущать новое энергетическое поле. Стоя у двери и ища в кармане куртки ключ, Кыни спрашивает больше для проформы, чем в надежде получить внятный ответ. -Кто там? -Свои, - отзывается с той стороны абсолютно будничный голос, а когда слышится легкое шуршание крыльев, Кыни думает, что это — наилучший и самый подходящий ответ, который вообще можно было придумать в подобной ситуации. Аура открывает дверь и опирается плечом на косяк, скрещивая руки на груди и рассматривая гостя из-под растрепанной серебристо-розовой челки. Тот одет незамысловато, но не без вкуса; сам по себе внушает доверие, особенно если учесть сложенные за спиной птичьи крылья. Кыни с минуту разглядывает молодого человека и ровно таким же будничным тоном выдает: -Всегда любил попугайчиков. Аура замечает, что сонная ирония понята и воспринята весьма доброжелательно, однако первым заводить знакомство не стремится, как ранее не особо тянулся посетить крылатых в Новонгу и Тобонгу, только что переродившись. И сейчас Кыни прекрасно понимает, что перед ним находится как раз один из тех, что обосновались на севере Сеула - больше просто некому. Аура так и продолжает стоять на пороге, полуравнодушно-полувопросительно глядя на гостя, пока тот, поняв, что гостеприимства особо ждать не приходится, сам не начинает разговор: -Собственно, меня зовут Пак Чонсу, и в свете последних дней и событий я пришел проведать нового крылатого, которого и без нас очень быстро отыскал небезызвестный тебе Сим Чханмин. Аура с секунду молчит и произносит наконец: -Пак Кыни, - представляется и думает, что уж после таких откровений стоять на пороге — может и не верх, но склон глупости точно. - Проходи... Ничего, что я на «ты»? Тапочки в стойке. Ага, вон там. Чонсу вообще очень спокоен и уравновешен — Кыни это замечает сразу и обычным глазом, и только больше удостоверяется, когда опять-таки неконтролируемо накатывает «приступ» истинного зрения. Хотя и прошло уже более трех месяцев, до конца контролировать всплески Аура не научился, пусть и немало продвинулся в «рассматривании всех этих закорючек и загогулин». Чонсу смотрит на Кыни с интересом, легким кивком отказываясь от предложенного скорее из приличия кофе и ненавязчиво усаживаясь в кресле в гостиной. Сам Кыни привычно располагается на стуле у рабочего стола, заваленного чертежами букетов и журналов по флористике. -Пак Чонсу, значит, - констатирует Аура, зевая и тряся головой со сна. - А что за попугайчик-то? Оперение знакомое, но мне с моими знаниями по орнитологии до Чханмина ещё свистеть и свистеть. -Какаду, - уточняет крылатый, а Кыни кивает с таким видом, будто да, мол, я так и предполагал, что вы. Устанавливается недолгое молчание, которое, судя по всему, Чонсу тревожит несильно, а Ауре оказывается вообще до форточки — он не то, что бы наивно полагает, что гостеприимством можно пренебречь, но чувствует: расшаркивания в этом случае не нужны, хотя перед ним крылатый существенно старше по возрасту. А это Аура уцепить успел ещё в первый раз взглянув на Чонсу и его энергетическое поле. Говорить первым начинает вновь Кыни, хотя, казалось бы, проведывать пришел совсем не он. -Что-то случилось, что я вдруг стал интересен тебе? Чонсу улыбается — он часто это делает. -Не мне в первую очередь, а нам. Семье Тобонгу и Новонгу, главой которой я являюсь. -У вас там чего, - Аура трет глаза и встряхивает и без того растрепанной головой. - Ещё и главы какие-то есть? А почему тут нету? Почему тут вообще нет никакой... Семьи? -Потому что ты первый в этом районе, - задумавшись только на мгновение, отвечает Чонсу. - И первый вообще на этом берегу Хангана. Аура аккуратно складывает на столе ровную стопку из листов и довольно кивает. -Ну хоть где-то первый — уже хорошо. По взгляду же Чонсу видно, что он ожидал другой реакции — может, смущения, а может, и выражения какого-либо страха. Кыни улыбается хитро и ведет себя в общем довольно холодно; Чонсу успешно старается не обращать на это внимания, списывая реакцию крылатого на то, что он, Пак Чонсу, немало видоизменил ауру здешних мест, что доставляет Кыни возможный дискомфорт. -Что бы я ещё хотел сказать: судя по всему, твой первый бой с демоном был... -Обычный вообще, - заканчивает Кыни. -Прям простой? -Да как два пальца об асфальт, - радостно фыркает Аура. -А почему бы не признаться, что было нелегко? - Чонсу щурится и добродушно усмехается. -Да потому что легко было, вот и все. Аура, не понимая даже самого себя и собственного поведения, продолжает упрямиться и признавать очевидного не собирается; Чонсу в споры вникать не намерен — ему, кажется, интересно совсем другое. -Хорошо, что было легко, как ты говоришь. Но все же — мне кажется, а я редко ошибаюсь в таких вещах — тебе было бы не лишним некоторое время пообщаться с крылатыми. Возможно, мы смогли бы ещё тогда объяснить тебе, как сделать твою способность более полезной в бою. Ведь то, что ты не знаешь всей её широты, не значит, что она в общем бесполезна и годна только для какой-нибудь слежки. Кыни в ответ лишь недовольно кривится. -Ну дальше, я слушаю. Чонсу пропускает недовольство в голосе мимо ушей. -Возможно, мы могли бы помочь тебе сейчас. Принимать эту помочь или нет — твое решение, но для этого, разумеется, придется некоторое время пожить среди нас. А потом уйти обратно, никто не ограничивает свободы. -С чего такая трогательная забота? - резонно спрашивает Кыни, рассеяно чертя что-то на нелинованной бумаге. -Крылатые в некотором роде ответственны за каждого только что вылупившегося птенца, - спокойно отвечает Чонсу. Крылатому с севера Сеула вообще любопытно наблюдать за этим «новеньким», как он окрестил про себя Ауру — выражение лица того совершенно не меняется, оставаясь равнодушным и слегка недоверчивым, что удивляет Чонсу: доза «успокоения» - способности Чонсу - которую он задал ещё в начале, материализовав крылья, как-то слишком быстро «выветрилась» из подсознания Кыни. Аура осторожно укладывает на стопку последний лист, выравнивает шеренгу цветных карандашей на поверхности стола и, сложив руки на коленях, как примерный ученик, спокойно улыбается: -А, ну да, я понял, спасибо, но нет. Чонсу еле заметно морщится и вздыхает: разговаривать с этим «ребенком» становится все сложнее и сложнее. -Второй раз не предлагают. Кыни кивает, легко соглашаясь. -Конечно. Ну с демоном я разобрался? Разобрался. Крылатого учуял? Учуял. Квартиру, работу нашел? Нашел. Вот сейчас ещё порассматриваю все эти завихристые штуки, решу, что с ними интересного можно делать, и вообще буду доволен. Да и Кансогу меня вполне устраивает. Чонсу задумчиво кивает и встает, убирая руки в карманы и глядя в щелку неплотно прикрытых штор на окне. Молчит до самого порога, и начинает вновь говорить только тогда, когда натягивает посильнее рукава легкой куртки и поправляет воротник перед зеркалом. -Если у тебя возникнут какие-то вопросы, ты всегда можешь поинтересоваться у нас. Только вот семьям не очень комфортно, когда кто-то из других крылатых переходит на их территорию — я думаю, ты можешь понять нас, учитывая твои ауро-способности — но в особых случаях вполне все можно. -Спасибо, - только и отвечает Кыни, интереса ради то и дело переключая режимы зрения и наблюдая за аурой Чонсу: она интересная, двухцветная, некое смешение кораллового и молочного оттенков. Крылатый, видимо, опыты Ауры замечает, но молча улыбается, и уходит также молча, не прощаясь. Только слышны легкие шаги по лестнице вниз. Кыни выплывает из собственных мыслей в тот момент, когда Чонсу уже на площадку ниже. -Собственно, у меня всего один вопрос. Шаги замолкают, Аура удовлетворенно кивает в пустоту. -Как мне найти свою пару? Снизу слышится шорох ткани куртки и вздох — Чонсу подниматься наверх явно не намерен, да и Кыни это не особо требуется. -Ты точно почувствуешь, когда она появится. Сегодня, завтра, через год — черт её, честно говоря, знает. Но она обязательно появится, а ты обязательно почувствуешь. И да - теперь все, кто из птенцов будут приходить в Кансогу и оставаться здесь, будут семьей. А ты — их главой, потому что самый старший. Ну, бывай. Аура в знак благодарности взмахивает рукой, хотя Чонсу и не видит; впрочем, Кыни думает, что крылатому и видеть-то не надо, чтобы знать. Шагов внизу уже не слышно, и Кыни закрывает дверь, приваливаясь к ней спиной изнутри и закрывая руками лицо. Мыслей «а может, стоило бы попробовать?» нет и в помине, и это Ауру сильно радует. Ещё некоторое время он стоит, не двигаясь, на месте, и привыкая к вновь ставшей ровной ауре; это значит, что крылатый гость покинул Кансогу и вообще этот берег Хангана — Аура усмехается и думает, что подсознанию и зрению стало полегче. Следующие минут пятнадцать он бессознательно набрасывает примерный эскиз какой-то цветочной конструкции, перед сном как всегда промывает на ладонях царапины от бумаги и канцелярских принадлежностей, но привычные действия успокаивают мало — Кыни долго не может заснуть, вспоминая слова Чонсу о крылатых парах, а глубокой ночью ему почему-то снится безбрежный бирюзовый океан с парящими над ним морскими чайками.