Голодные игры_ Из пепла

Вот уже пятнадцать минут, как я по телефону слушаю рекомендации моей мамы. Она объясняет мне, как лечить Пита. Главное, чтобы это была обыкновенная простуда, а не грипп, - говорит она. У них в четвёртом сейчас появилась очередная мутированная разновидность гриппа, которая доставляет им – врачам – немало хлопот. С таким гриппом сложно бороться. Хуже всего, что симптомы схожи. Но я всё же надеюсь, что у Пита банальная простуда. Где мы и где четвёртый? Сообщения между дистриктами до сих пор оставляют желать лучшего, так что шансы, что этот проблемный грипп уже занесли и к нам, весьма невелики. Торопливо записываю непонятные названия лекарств. Их должна будет завтра купить Сальная Сэй. И ещё травы. Хорошо ещё, что часть из них у меня есть - видела в жестянках на кухне. - И не забудь про согревающую мазь! – напоминает мама. Помню: жёлтая, сильно пахнущая ментолом. Мама всегда натирала нам с Прим этой мазью спину и грудь, когда мы простывали. Сначала коже прохладно, но затем мазь начинает греть. Не проходило и два дня, как простуда отступала. Надо будет найти эту мазь. По-моему, я видела баночку в ванной у мамы. - Я люблю тебя, дочка. - Я тоже люблю тебя, мам. Кладу трубку. Пытаюсь не обижаться на маму, но получается откровенно плохо. С одной стороны я понимаю её. Маме тяжело было бы жить в Дистрикте 12, после того, как не стало отца и Прим. Но я-то ещё жива! – невольно прорывается внутри меня мой собственный обиженный голос. - Почему она так быстро списала меня со счетов? Почему не захотела остаться со мной? Сейчас. Когда мне так нужна её поддержка. Неужели её боль по умершим оказалась сильнее материнской любви ко мне – живой? Встряхиваю головой, стараясь отогнать неправильные мысли прочь. Поднимаюсь на второй этаж. Заглядываю в свою спальню. Пит, укутанный ватным одеялом, спит. Или дремлет. Не знаю. Жар удалось немного сбить. Теперь его морозит. Подхожу ближе, на всякий случай накрываю его сверху ещё шерстяным пледом. Затем забираю с тумбочки пустую тарелку из-под бульона. Хорошо ещё удалось уговорить Пита поесть. Осторожно трогаю его лоб. Да, жар пошел на убыль. Убираю с его лица небрежно спавшую прядь светлых волос. Незаметно для себя любуюсь Питом: прямым профилем носа, светлыми пушистыми ресницами, жесткими очертаниями губ. И не понимаю. Ещё не так давно мы были с ним очень близки. И он любил меня. Такую, какая я есть. А сейчас между нами пропасть. Спасибо президенту Сноу! Даже после своей смерти он не даёт нам с Питом спокойно жить. Пит шевелится во сне. Я торопливо иду к двери. Не хочу, чтобы он меня здесь видел. Мазь удалось найти почти сразу, а вот с травами приходится повозиться. Нужная жестянка отыскивается с трудом. Завариваю настой, жду, когда он остынет, после чего наливаю в небольшую тарелочку мёда и иду к Питу. Он уже проснулся и теперь с интересом наблюдает за мной. - Мне уже лучше. - Я рада. Мама сказала, что тебе сейчас надо как можно больше пить и спать. Вот, - протягиваю отвар. – Выпей. Пит послушно пьёт. - Знакомый вкус. Моя мама в детстве, когда я болел, поила меня таким же. – Пит замолкает, а затем, слегка теряясь, уточняет. – По крайней мере, мне так кажется. - Думаю, так и было, - с готовностью отзываюсь я, - мы здесь в Дистрикте 12 этим отваром всегда простуду лечим. Он горьковат. Заешь мёдом. - Хорошо. Пит допивает отвар, съедает ложку мёда, протягивает мне стакан. Ставлю его на тумбочку, достаю мазь. - Так, мама ещё сказала натереть тебя мазью. Спину и грудь. Мазь не щиплет и хорошо прогревает. Внезапно до меня доходит, что я не знаю, с чего начать. Сам себе спину Пит точно не намажет. Пит, видя мою растерянность, понимающе улыбается, снимает футболку, поворачивается ко мне спиной. - Натирай, - покорно вздыхает он. Я начинаю невольно сердиться на Пита. Как бы он ни старался, я всё же успела заметить его сдержанную улыбочку. Ту самую, которая была у него, когда Джоанна Мэйсон устроила перед нами стриптиз в лифте тренировочной башни. - Пит Мелларк, ты неисправим, - ворчу я, аккуратно втирая мазь в его спину. Израненную, покрытую шрамами от ожогов и в то же время на удивление сильную и мускулистую. Раньше я как-то даже и не замечала, что Пит такой накачаный. Странное ощущение. Намазываю прогревающей мазью спину Пита, а жар почему-то разливается по моему собственному телу: от рук до кончиков пальцев ног. - Поворачивайся, - командую я и торопливо вручаю Питу баночку с мазью. – Грудь себе сам намажешь. И не забудь закутаться потеплее. - Хорошо, - покорно вздыхает он. Обращаю внимание, что футболка Пита лёгкая, а в комнате, несмотря на отопление, довольно прохладно. - У тебя есть тёплая пижама? - Да, в комоде. Дома. - Я принесу. Выхожу из комнаты, чувствуя на себе испытующий взгляд Пита. На улице всё ещё льёт ледяной дождь. Стряхивая капли с зонта, захожу в дом Пита. Включаю свет. Дом Пита по расположению комнат - зеркальное отражение моего, но здесь всё по-другому. Во всём чувствуется его вкус. Много картин. И значительно больше ярких красок во всём: в обивке мебели, в выборе обоев. Мы с мамой и Прим, живя в шахтёрском районе, привыкли к серому и коричневому цвету, поэтому не стали ничего переделывать в подаренном нам жилище. Пит напротив, так и не смог смириться с серостью ни в доме, ни в жизни. Поднимаюсь в спальню. Да… Надо признать, Пит аккуратист. Никакого бедлама, если только не считать небольшого творческого беспорядка возле мольберта. Подхожу ближе к незаконченной картине, на которую наброшено белое полотно. Любопытство берёт верх - осторожно снимаю ткань с рисунка и вижу... себя. В поезде. Спящую рядом с ним. И только сейчас в полной мере осознаю, как же я истосковалась по его сильным рукам. По его ночным объятьям. Делаю над собой усилие – заставляю себя набросить ткань обратно на картину. Оглядываюсь в поисках шкафа. Тёплую пижаму нахожу не сразу. Предварительно натыкаюсь на аккуратно сложенные стопками бельё, рубашки, футболки… Сама же стирала и гладила их ему. Внезапно задумываюсь: как долго Пит будет болеть? Ведь ему может понадобиться не только пижама! Взгляд падает на дорожную сумку, лежащую на дне шкафа. *** Пит не спит. Лежит на кровати, читает книгу. Заслышав мои шаги, отрывается от чтения. С удивлением наблюдает, как я, пыхтя, затаскиваю его битком набитую дорожную сумку в комнату. При этом я отчаянно пытаюсь сохранить невозмутимый вид, чтобы скрыть смущение. По-моему, получается откровенно плохо. - Я не знаю, как долго ты будешь болеть и что тебе может за это время понадобиться, - бурчу я, пытаясь изобразить, что это абсолютно нормально, что я только что перетащила к себе домой добрую половину вещей Пита. Первым делом достаю из сумки тёплую пижаму – отдаю её Питу. - Переоденешься, когда я уйду. Затем - зубную щетку и бритвенный станок с кремом. Показываю их Питу по дороге в ванную. - В ванную поставлю. - Спасибо, - губ Пита касается едва заметная улыбка. Зубная щетка Пита падает в один стакан с моей. Остальные вещи я решаю распаковать чуть позднее, когда Пит уснёт. Мама порекомендовала дать ему розовый сироп. Пит в курсе. На этот раз всё без обмана. Я сижу рядом с ним, когда его глаза уже начинают слипаться. - Спасибо за заботу, Китнисс, - Пит лёгким движением ловит мою ладонь. - Не за что, - я вновь осторожно касаюсь его волос. - Ты бы сделал для меня то же самое. Губ Пита озаряет лёгкая улыбка. - Ты побудешь со мной, пока я засну? Глаза Пита сонно смыкаются. - Всегда, - едва слышно шепчу я. Проходит полчаса прежде чем я решаюсь отойти от спящего Пита. Не удерживаюсь от искушения: убедившись, что он крепко спит, наклоняюсь и касаюсь его горячих губ своими губами. После чего, стараясь не потревожить его, аккуратно убираю ладонь из его руки. Начинаю разбирать его вещи. Для этого я сначала освобождаю наполовину комод с моим бельём. Затем то же самое проделываю с полками и вешалками. Кладу в комод бельё Пита. Ловлю себя на мысли, что даже как-то странно смотреть, как мои лифчики лежат рядом с его аккуратно сложенными трусами. Это всё как-то так... По семейному, что ли. Наконец, всё развешано по своим местам. Не удерживаюсь: провожу рукой по одежде Пита. Невольно вспоминаю то время, когда в нашем старом доме в шкафу точно так же висела мужская одежда – одежда моего отца. Это так странно, Пит внешне совсем не похож на него. Но только рядом с ним, я испытываю тот же самый покой и чувство абсолютной защищённости, что и рядом с отцом. Неожиданно замечаю, что за окном уже темно. Пора ложиться спать. Прячу дорожную сумку Пита в шкаф, беру свою ночнушку и иду в комнату мамы. Там принимаю душ, переодеваюсь, снимаю с кровати покрывало, но вместо того, чтобы лечь в мамину прохладную кровать, останавливаюсь. Какое же это искушение! Пит всё равно не проснётся до утра. Розовый сироп – крепкая штука. И я не выдерживаю... В моей спальне уже погашен свет. Я, словно привидение, в длинной белой ночнушке – тёплой, фланелевой, с длинными рукавами – стараюсь как можно бесшумнее дойти до кровати. Осторожно ложусь на самый край. Завтра рано утром я уйду. Он и не заметит, - убеждаю себя. Между мной и спящим Питом – полметра – не меньше. Но мне всё равно. Главное – он рядом. Я слышу его дыхание. Чувствую его едва уловимый запах. Пахнет укропом и корицей. С улыбкой вспоминаю, что сегодня в обед он снова пёк хлеб. И вдруг понимаю, что большего мне ничего и не надо. Пока Пит рядом со мной, жизнь, пусть и нехотя, с боем, со скрипом, но все же возвращается в мои вены.