Мой друг Руби

Я знал Рубеуса давно. Он был высоким, шумным, с косматой всклокоченной бородой, доходившей до пояса. Рубеус был простоват и даже глуп, но силы моему единственному другу было не занимать. Я всегда слышал его приближение: на улице громовыми раскатами раздавался рев мопеда, дверь распахивалась и в мое убежище под лестницей входил Рубеус Хагрид, лесничий замка Хогвартс, в неизменном бежевом плаще, с которого на пол сходили потоки бурой воды. От дождя Рубеус совершенно уморительно чихал и утирал лицо метровым отрезом ситца. Когда дома никого не было, я разрешал другу обсохнуть у дядиного камина. Он довольно вытягивался в кресле, страдальчески взвывавшем под его весом, вытягивал ноги в огромных кожаных сапогах в каминное пламя и шумно прихлебывал виски, спертый из серванта у дядюшки. Вполне очевидно, что за виски влетало мне. Мне влетало за все — за виски, за сигары, за бурые лужи на полу, наконец, за то, что в грозу я по обыкновению ютился под лестницей и наотрез отказывался выходить. Под защитой Руби я действительно ничего не боялся. Ему ничего не стоило навалять и тетке, и Вернону, и их свиноподобному ангелочку Дадли. Но Руби был добрым, и потому не трогал моих опекунов. Собственно, они даже не знали о его существовании. А однажды Руби своей неуклюжей задницей раздавил мои очки. Я просто оставил их на кровати, а Рубеус с порога уселся прямо на мои несчастные стеклышки. Видели бы вы, во что они превратились. Руби страшно смутился, я уже говорил, что мой друг вообще был довольно чувствителен и эмоционален. Он взял несчастную оптику двумя пальцами, направил на нее зонт — кстати, зачем ему зонт, он все равно постоянно приходит мокрым до нитки — так вот, Руби направил зонт на очки, что-то буркнул под нос и очки приняли свой прежний вид. Я открыл рот от изумления, а Хагрид принялся сбивчиво объяснять, что вообще-то ему нельзя иметь волшебную палочку, якобы по национальному признаку, но раз уж он сам виноват... да, Гарри, я волшебник, значитца, но ты лучше никому об этом не говори, угу? Так в мою жизнь вошла магия. Я никогда не верил в такие штуки, но противопоставить фактам было нечего. В тот же день я упросил Руби превратить всю теткину минералку в вино и долго хохотал над наивностью добрых католиков. Мы скоро прижучили вино и окоселый Хагрид принялся учить меня основам колдовства. Мир, который ты видишь — говорил он мне — это плод работы твоих органов чувств. Понимаешь? Первый шаг в искусстве преображать реальность — это преображение видимого мира. Мира, как его чувствуешь ты. Угу? Ты никогда не сможешь по-настоящему колдовать, пока не научишься обманывать собственные глаза и уши. Ты должен видеть то, что хочешь видеть. Ты должен материализовать любые свои фантазии усилием мысли. Давай, представь чего попроще. Фиолетовый шар в правом верхнем углу. Или вот ложка. Классическая вполне метода. Представь, что ложки не существует. Да? — Ложки... ага, ложки не существует, — ответил я. — Все у тебя существует, не ври. Ничего. С первого раза ни у кого не получается. Старайся. Ты действительно способный мальчик. И я стал тренироваться. На всем, что попадалось под руку. Я сосредоточенно таращился на столовую ложку и убеждал себя в том, что ложки не существует. Несколько раз я попадался на глаза младшему Дурслю, Дадли с притворной заботой наблюдал за моими опытами, после чего усмехался и утвердительно крутил пальцем у виска. Ничего. Дадли.. Дадли не существует. Я был упрям. С того дня я отдал занятиям два месяца. Из обычной школы меня чуть не выгнали, но теперь я знал, что мне действительно нужно в жизни. Руби в меня верил. И я не обманул надежд друга. Это был день рождения Дадли. Мы отправились в лондонский зоопарк — вернее, Дурсли волоком потащили меня с собой... памятуя о наших с Руби выходках они перестали оставлять меня дома одного, при всяком удобном случае спихивая этой старой кошатнице Фигг. Тогда я порядком устал от шума и суеты Лондона, и стоял в дальнем углу террариума, пытаясь силой мысли уничтожить стеклянную стенку клетки с питоном. Я рассудил что стекло прозрачное, а поэтому растворить его будет проще. А затем случилось странное. Питон поднял голову и в упор посмотрел мне в глаза. Мы пялились друг на друга как два идиота, я вслух сочувствовал судьбе прекрасной рептилии, сделанной посмешищем для двуногих лысых обезьян... и вдруг змея мне подмигнула. Никогда раньше я не общался с холоднокровными. Впрочем, змей оказался довольно интеллигентным собеседником, разве что не умел разговаривать по-английски, а изъяснялся движениями тела и глаз, причем делал это с потрясающим артистизмом. Из него бы вышел неплохой актер немого кино. И тут раздался крик Пирса, костлявого Дадлиного дружка: "Вы только посмотрите что вытворяет эта змея!" и меня оттолкнули на пол. Свиноподобный ангелок радостно порхнул к террариуму и с разбегу впечатался в стекло... вернее, не впечатался, а полетел в клетку, потому что прозрачная преграда чудесным образом исчезла, предоставив питону полную свободу передвижений. Завыла сигнализация, завизжали люди, змей грациозно выполз наружу, демонстрируя всю свою изящнность и пластику, посмотрел мне в глаза, и я готов поклясться, человеческим голосом насмешливо прошипел: "Спасибо, амиго..." А Дадлик всхлипывал и ревел оперным басом, сидя задом в луже холодной воды. — Это потрясающе! Это.. это круто! — восторженно орал Руби, в порыве радости обнимая меня громадными ручищами. Дурсли заперли меня в чулане, предварительно надрав уши, я обиженно хныкал и совсем не разделял энтузиазма друга. — Ты понимаешь? Гарри, ты сделал это! — Но со мной и раньше случались странные вещи, — ответил я. — А сегодня ты сделал это сам! Ты колдовал! Ты очень способный мальчик, Гарри. И тебе так хорошо дается дезинтеграция... Я отправил письмо Альбусу Дамблдору. Тебя примут... тебя примут в Хогвартс! Через несколько дней в почтовом ящике обнаружилось Письмо. Письмо было завернуто плотной коричневой бумагой. На конверте стояла печать — готическая "H" обрамленная причудливым орнаментом. "Мистеру Гарри Поттеру..." — Отдай письмо, кому говорят! — Не отдам! Оно мое! Не трогайте... ааааа! — Отдай письмо, дурень! Оно не тебе. Оно правда не тебе. Ты меня слышишь? Понимаешь? Успокойся. Это мое письмо. Отдай по-хорошему. Я пнул Вернона ногой в живот, взвизгнул и помчался в свой чулан. Руби... Руби, ну где же ты! Руби... Почему, ну почему не начнется гроза, тогда бы пришел Руби и всех их побил... Руби, он ломает замок!! Я плевался и верещал, я сорвал связки, я искусал дядюшкины руки... В конце концов он выхватил из моих пальцев рваный конверт с печатью в виде готической "H". Я выскочил за ним в коридор. Петунья с трясущимися руками метнулась к телефону, Вернон остановил ее движением ладони, а затем повернулся ко мне и с силой вмазал по лицу кулаком. После этого я ничего не помню. ...Просто у мальчишки дурная кровь, — услышал я сквозь небытие. — Чего еще ждать от Поттеров. Я тебе покажу, чего ждать от Поттеров, сука бешеная... Я тебе покажу... Я встал с кровати. Меня лихорадило, у меня тряслись руки... Я толкнул оставшуюся без замка дверь чулана, и шагнул на свет. — Я вам сейчас устрою дурную кровь!!! Тут перед моими глазами замелькали зеленые мухи, и я начал сползать вниз по косяку. Сквозь зеленую дымку мне привиделся Дадли, свинья в парике, мамин ангелочек, издевательски помахивающий мне конвертом из плотной бумаги с печатью в виде готической "H"... А письма все шли и шли. Их становилось больше, больше, больше. В конце концов Вернон не выдержал, собрал вещи и увез семью из Литтл-Уиннинга. Я лежал, прислонясь горячей головой к окнам его новой машины, и скрежетал зубами, изредка называя Дадли свиньей. Почти все время я спал, проваливаясь в бесконечную зеленую пелену и слыша лишь гудение в моей голове. Мы переезжали из гостиницы в гостиницу, но Вернону нигде не было покоя — там и тут нас находили белые совы, приносившие Те Самые Письма. Меня разбудили раскаты грома за окнами. Я впервые за несколько дней очнулся, и не мог понять, где нахожусь. В свете молний я различил висящий на стене отрывной календарь и дату на нем — десятое июля. Значит, завтра мой день. Мой одиннадцатый день рождения. Часы на моей руке показывали без пяти полночь. Меня снова повело в сторону, чтобы не упасть, я сел на пыльном полу прямо под календарем и принялся от нечего делать рисовать пальцем пыльные узоры. "С днем рождения, Гарри Поттер!" написал я, и задул нарисованные свечи в тот самый момент, когда минутная стрелка коснулась метки 12, и комнату пронзила ослепительная вспышка молнии. Дверь распахнулась, и в комнату шагнул высокий человек в бежевом плаще, с которого на пол потоками сходила вода. — Руби! — закричал я и бросился великану на шею. — Наконец-то! — Ну ладно, ладно тебе... Значитца, собирай колобашки — поедем с тобой в Лондон. Надо кой-чего купить к школе.. И тут откуда-то появился старший Дурсль. То ли его разбудила гроза, то ли бас Хагрида, но Вернон наступал на меня, шипя: "Поттер!" и целясь в меня из своего старого двухствольного ружья. Из-за его спины выглядывала бледная перепуганная Петунья и зареванный Дадлик. Не говоря ни слова, Рубеус взялся за ствол ружья и изогнул его так, что дуло гордо устремилось в потолок, мой кузен попятился прочь — и клянусь вам, у него из задницы торчал поросячий хвост! Я видел это! Я отскочил к двери и послал Дурслям на прощание неприличный жест, после чего мы с Рубеусом покинули дом. — Ну да, это я его заколдовал, угу. Я же тебе торт принес на день рождения, а он его взял и спорол, вот свинья... К утру мы были в Лондоне. Мы прогуливались по шумному и многолюдному Косому переулку, где набрали полную тележку школьных принадлежностей — волшебную палочку в магазинчике Оливандера, тяжелую черную мантию, пяток толстых книг на латыни, здоровенную белую сову... Весь день Рубеус рассказывал мне о моем настоящем мире, о моих родителях, о замке Хогвартс, о том, что я был в волшебном мире прямо-таки знаменитостью. В последнем я убедился и сам — не один почтенный колдун, увидев меня, округлял глаза и потрясенно шептал: "Да это же Гарри Поттер!"... ..Твоя платформа 9 и три четверти. Смотри не перепутай. А мне пора. — Какая платформа? — переспросил я, но Руби уже куда-то смотался, как всегда, без предупреждения. Девять и три четверти. Ну да. Я спросил дорогу у стоящего на перроне проводника, но тот посмотрел на меня как на идиота. Ничего, разберусь сам. Вот девять, вот десять. Значит, между ними. Я подошел к стенке и отмерил примерно три четверти ее длины от девятой платформы. Конечно же, между ними. Напролом! Сквозь стену! Только настоящий волшебник способен на такое, а я же настоящий волшебник — кто бы в этом сомневался? Я поудобнее схватил тележку, зажмурился и побежал вперед. Наверно, зря я зажмурился. Или зря я замедлил скорость при приближении к стене. А может, мои способности просто ослабли за время болезни. Я снова и снова разбегался, но снова я наталкивался на непреодолимую преграду и летел носом в асфальт. Ах так, значит?! Я отшвырнул тележку и встал напротив стенки. Что, думаете, мне слабо? Я, мать вашу, Поттер! Я волшебник, я сын волшебника! И мне так хорошо дается дезинтеграция! Я владелец миллионного счета в магическом банке Гринготтс!! Меня примут на факультет Гриффиндор, я обрету верных друзей и мудрых наставников, и обязательно избавлю мир от зла, а как же иначе?! Стены не существует!!! ...Дурсли все же нашли меня. Я валялся без сознания прямо там, между платформами 9 и 10, с разбитым в кровь лицом. Рядом нашли тележку из супермаркета с кучей всякого барахла и огромным чучелом полярной совы. Владелец антикварной лавочки в Косом переулке так и не стал подавать заявление в полицию, тем более что Дурсли не только вернули все, что я накануне стащил, но и щедро доплатили за беспокойство. Вернон умолял жену "не ломать мальчику жизнь", но Петунья только махнула рукой и сдала-таки меня в психиатричку в лондонском пригороде. Рубеус навсегда меня покинул. Я все-таки не оправдал его ожиданий. Я так и не смог до конца поверить в то, что кирпичная стена расступится передо мной и я переступлю грань между своим привычным миром и миром магии. Доктор Амбридж долго пыталась меня заверить в том, что я выдумал и Руби, и магию, и Хогвартс, что в действительности я так и жил один в своем чулане под лестницей, страдая от одиночества и непонимания своих опекунов, которые пусть были строгими и неласковыми, но все же меня любили. Что в грозу я действительно запирался в чулане, что я отказывался жить в нормальной комнате, потому что боялся солнечного света, что я никогда не растворял стенок клетки с питоном, а то письмо, что я принял за послание от Альбуса Дамблдора, директора замка Хогвартс, в действительности было письмом от бизнес-партнера компании Вернона, строительной фирмы "Хастлер и Хастлер". Что Дурсли долго пытались вернуть меня к нормальной жизни, в результате им пришлось продать дом в Литтл-Уиннинге, чтобы обеспечить мне лечение, сейчас они нашли себе жилище у родственников в Эссексе; что никакие белые совы никогда не приносили мне никаких писем из Хогвартса, и уж подавно бред вся эта история про поросячий хвост, внезапно выросший из седалища моего кузена. Новый владелец дома номер 4 по Тисовой улице оказался доволен покупкой. Единственное, что ему не нравилось — после дождя неизменно оказался затопленным чулан под лестницей, где новый владелец так мечтал устроить химическую лабораторию. В углу между стеной и потолком он наткнулся на огромное бурое пятно, очертаниями походившее на древний замок с островерхими крышами, а потеки воды на цветочных обоях напоминали силуэты людей — хрупкого большеголового мальчика и дородного мужика с косматой бородой. Новый владелец тоже обладал богатой фантазией, но, по счастью, он был человеком весьма успешным и воображаемые друзья ему не требовались.