Und wird die Welt auch in Flammen stehen, Wir werden wieder auferstehen. Drum hoch die Fäuste, hoch zum Licht. Unsere schwarzen Seelen bekommt ihr nicht. И если даже мир будет гореть в пламени, Мы вновь восстанем. Выше кулаки, выше, к свету. Вы не получите наших тёмных душ.
– Ули, ты не могла бы поднять руку чуть выше, – командует режиссёр, и Ульрике послушно выполняет указание. Работа над клипом на песню «Krieger» в самом разгаре. Крис преспокойно сидит на своём внушительных размеров троне и ждёт, пока отснимут кадры с Гольдманн. В подвале старенького здания светло не только из-за света электрических ламп. С добрый десяток массивных напольных подсвечников прорезают мрак тёплым мерцанием свечей. Атмосфера темноты и отчуждения летает в воздухе вместе с запахом парафина. Внезапно Ульрике испуганный вскрикивает и начинает пятиться назад. Все непонимающе смотрят на неё. Ули никого и ничего не замечает, зажмурившись. – Крис, там паук! – уныло скулит Гольдманн, съёжившись и обхватив себя руками. – Убери его, пожалуйста! – Ты боишься пауков? – недоумевающе улыбается Поль, поднимаясь со своего места и подходя к ней. – С каких пор? – Я не боюсь пауков, которых можно потискать и погладить, – не открывая глаз, поясняет Ульрике, – а эти крохотные – противные и неказистые! Такие гадкие! Она не видит, как понемногу веселиться начинает вся съёмочная группа, рассмотрев наконец причину переполоха – маленького паучка, спустившегося с потолка прямо над огнём свечи. Поль смотрит на него, затем на Ули. Вид солистки вызывает умиляющую жалость, поэтому Крис легко подхватывает паука тростью и уносит подальше от неё. – Всё, убрал! – ободряюще сообщает он, возвращаясь к Гольдманн. Однако та не спешит открыть глаза. – Ули, можешь не бояться, – настойчиво повторяет Крис. – А ты не посадил мне его на плечо? – с паническими нотами в голосе интересуется она. – Нет, – протягивает Поль и кладёт руки солистке на плечи, чуть встряхивая её, – видишь? Ули медленно открывает глаза, облегчённо выдыхая, и бессознательно обхватывает ладони Криса своими. Фронтмен весело подмигивает ей. – Спасибо. – Пой давай! – шутливо одёргивает её Поль и осторожно подталкивает обратно на исходную. Свидетели происходящего пытаются скрыть улыбки. Судьба только готовится молча нанести удар. Постепенно мелодия пошла на спад, затухая. Раздались первые аплодисменты, заставившие Криса выпрямиться и посмотреть на Ульрике. Солистка плавно поклонилась, улыбнулась, и Поль понял, что она на время забыла о болезни. Сейчас мысли Ули были заняты только концертом, публикой и музыкой. Он этого ему самому стало легче, пусть даже лёгкость проступала сквозь горечь. Тревожно и зловеще взяла своё начало следующая мелодия, отдающая металлом. Она заигрывала, звала и тянула за собой, увлекая в плач скрипок и напористость ударных. И голос Криса звучал понимающе и подкупающе. А голос Ульрике услаждающим эхом увивался следом, чтобы после они соединились вместе и отрывистой поступью помчались над притихшими зрителями.I am the air that you breathe. I am the sand under your feet. I'm the water on your skin… Я воздух, которым ты дышишь. Я песок под твоей ступней. Я капли дождя на твоей коже…
Вики спрашивает, сколько времени – Крис и Ульрике хором отвечают, что четверть пятого. Гольдманн тянется за зажигалкой, чтобы прикурить сигарету, но Поль уже щёлкает своей перед ней. Он думает, что неплохо было бы ещё подвести глаза, а она уже тянет ему чёрный карандаш, не прекращая подкрашивать губы. Они отвечают на вопрос журналиста, Поль начинает предложение – Ульрике заканчивает. Ули смеётся, Крису тоже становится смешно. Он просиживает целый день в студии и вспоминает о том, что голоден, только тогда, когда она приносит ему еду. Ули оступается – Крис подхватывает. Поль болеет – Ульрике лечит. Он разводит руки в стороны, играя со зрителями – она делает то же самое… На последнем припеве голос Ульрике с небывалым ранее надрывом взмыл ввысь, звеня от отчаяния и тоски, и Крису стало по-настоящему страшно. Ему захотелось закрыть уши и не слышать, как эмоции заливают пространство, потому что внутри него зрели точно такие же. И нельзя было остановить время, изменить данности и просто чем-нибудь помочь. Чувство беспомощности сковывало по рукам и ногам. Крису хотелось кричать от этого – громко и долго. Стоявшая рядом Ули пела, закрыв глаза. Поль повторил за ней – стало чуть легче. Аплодисменты продолжали монотонно отмерять оставшееся время.