widness

Суён знает, что Ифань принадлежит не ей, а ее сестре-близняшке — Джессике. Она знает, что поступает подло, когда так утопает в объятиях парня, она знает, что он видит в ее оболочке не настоящую Суён, а Джессику. Но все равно, она жутко любит перебирать пальцами мягкие и нежные медовые волосы, любит легко и почти невесомо касаться губ Ифаня. Любит, когда он заплетает ее непослушные волосы в красивые косы. Любит, когда он называет ее единственной и неповторимой Джессикой. Они просто лежат на скамейке в их цветочном саду, обнимая друг друга и рассказывая забавные истории. В их любви нет злой шутки судьбы, но Суён все равно ночью тихо, чтобы лежащий рядом Ифань не услышал ее всхлипов, плачет. Чон легонько поглаживает щеку Ифаня, удивляясь, как она может быть такой чистой и мягкой. Тихо шепчет ему на ухо «Я не Джессика, я Суён.. Джессика умерла... Три года назад» и зажимает рот ладошкой, чтобы не вскрикнуть от отчаяния и нахлынувшей боли. Она до сих пор не понимает, зачем Джессика, лежа на больничной кровати и сжимая ее ладони, попросила об одной услуге — позаботиться о Крисе и не дать ему впасть окончательно в депрессию. Но она не смогла отказать. Не только потому что сестра попросила, а потому что ей было жаль Ифаня. Каждую ночь девушка подходит к кровати, целует возлюбленного в губы, уходит в чулан и молится. Прости прощения за такой ужасный обман, просит дать ей сил дальше любить его. Под кожу девушки мокрым червем ползет липкий угнетающий страх, и тело покрывается мурашками. И Суён понимает — нет прощения ей. Каждую ночь девушка касается маленького шрама на шее, полученного в последствии той аварии. Сжимает шею со всей силы, желая задушить себя. Но знает — она больше не сможет лгать и обманывать Криса. Это слишком дико, слишком. Поэтому утром, когда Ифань нащупывает место возле себя, намереваясь обнять Джессику, но ловит только пустоту, в его душе зарождается тревога. Топает на кухню, думая, что его возлюбленная хочет приготовить ему сюрприз и сейчас на столе будет красоваться его завтрак, а рядом на стуле его Джессика. Но и на кухне, и в гостиной и даже на скамейке ее нет. Тревога еще больше и больше зарождается в сердце, распространяясь по всему телу, паникой передается в сознание Ифаня, и он уже истерически кричит «Джессика!..», но в ответ только звонящая тишина. Ни заливистого смеха, ни мелодичного голоса, ни шуток насчет его опухшего лица утром. Просто пустота. Угнетающая пустота. Ифань чувствует, что какая-то важная частичка его забыта, сожжена и разорвана на куски. Только бумажка, лежащая на столе. А там аккуратным почерком написано: «Прости, Ифань. Я — не Джессика, я — Суён. Я больше не могу тебя обманывать. Внизу адрес, где Джессика похоронена. Я люблю тебя». Ифань понимает, что она больше не может. Она просто устала. Устала от постоянной лжи. — А я ведь знал, что ты не Джессика... Просто слишком поздно.