Часть 1
27 ноября 2014 г. в 11:13
Я устал. Я чертовски устал. Хочу поделиться этим с тобой, но натыкаюсь на кирпичную стену с выпирающими острыми шипами. Где ты? Ты, что всегда можешь успокоить просто одним словом или даже касанием ладони до плеча. Сжимаешь пальцы, будто забирая беспокойство, ярость и бешенство одним разом. Потом ты выплеснешь эти эмоции на сцене. Ты как герой одного замечательного фильма, что мог держать в себе заразу, а потом выпустить её - либо передав тому, кто заслуживает, либо выдохнуть в воздух, как сигаретный дым - есть у тебя такая привычка - запрокидывать голову, когда куришь, чтобы избавиться от вредоносного яда.
Почему сейчас я не узнаю тебя? Где тот, кого я смело называл братом и тот, от кого, блять, хотелось бы иметь детей, да это невозможно? Вернись, пожалуйста! Вернись! Хочешь, встану на колени? И я становлюсь. На концерте, рядом, когда ты опустился, чтобы слиться с гитарой в галлюциногенном танго. Хватаю за плечо, пододвигаюсь, яростно вырывая из лёгких строчки, что ты писал бессонными ночами.
Пытаюсь хоть взглядом донести то, что вот он я. Всё тот же. Не пропал, как ты думаешь. Богом клянусь, нет. Пойми это, пожалуйста. Да, я стал вести себя как кусок дерьма, но ты же знаешь мой характер. Знаешь, что нужно одергивать или закрывать глаза. Тысячу раз извинялся за это, а ты обнимал крепко и говорил, что лучше чем я не найти, и даже эти недостатки - прекрасны. Они тебя умиляют, а меня это бесит, я же нихрена не милый... Вру. Рисуюсь перед репортёрами и даже перед фанатами. Таким - настоящим и... Ранимым меня могут видеть лишь несколько человек и ты едва ли не на первом месте.
Не заставляй открываться сейчас перед многотысячной толпой, чтобы привлечь к себе внимание. Не заставляй. Не хочу. Они не имеют никакого ёбаного права. Они вообще смело могут идти нахуй, потому как расшевелить толпу этих факен экспертов и ценителей музыки, что едва только не воротят нос от нашей группы, не представляется возможным, пусть я сейчас хоть сорву штаны и продемонстрирую миру трусы с мультяшками. Пусть хавают своё и идут восвояси. А ты как не со мной. Рычу в микрофон, чтобы разбесить, если уж понравиться не удаётся. И снова сраное ничто. А знаете что? Катитесь к черту. Откидываю микрофон и хочу было уйти, но взгляд твоих и без того грустных глаз становится ещё печальнее. Превозмогаю охватившее всецело желание рвать и метать и остаюсь. Ради тебя одного. Только ради тебя, мой худощавый талантище, храни тебя Господь. Правда, носиться и скакать по сцене как двадцатилетний дурачок в растянутых попугайских майках больше не хочу. Я взрослый мужчина. Цирк давно уехал. Хотя, походу, клоуны остались. А ощущаю я себя уже который вечер подряд именно грёбаным клоуном.
Так нельзя. Скоро стану отцом. Это пугает до предательской дрожи в коленках. Отцовство сделало тебя агрессивнее - хищник, готовый разорвать в клочья за своего ребёнка. А смогу ли я? Может, это сон? Да чтобы я.. До сих пор не верится. И в голове не укладывается. Ещё и тур. Далеко от неё, хотя должен быть рядом. Папа, да? Послушная пешка в руках хозяев, что дергают за ниточки, когда им заблагорассудится. Это давит не меньше, чем и то сегодняшнее дерьмо, что должно называться концертом. Уйду. Поспать. Не хочу этих обсуждений и лживых ободрений друг друга. Спокойной ночи.
Почему меня кто-то держит? Ещё и так крепко. Поднимаю голову, вижу, как и ты стоишь, сгорбившись, со скрученными за спиной руками, также как и я, удерживаемый кем-то. Разбитая в кровь губа, понурый взгляд и примятая укладка. Во мне вскипает вулкан. Хочу орать и дать по морде каждому, кто посмел сделать это с тобой. А ещё хочу плакать. Ненавижу читать в глубоких омутах твоих глаз такую боль. Не физическую, она второстепенна. Душевную. Прошу.. Приказываю отпустить, сыпля проклятиями и угрозами налево и направо. Жаль только, что они абсолютно неубедительны для тех, кто затягивает струной от твоей же гитары твоё горло, демонстрируя последствия мне. Кажется, я кричу. Плачу, возможно.
Что угодно. Мучайте меня, хоть на куски режьте, только не трогайте Божество. Не трогайте.. Я умею понимать намеки, не поверите. И этот даёт понять, что пора поставить скорую точку, иначе мы превратимся в зомби, с пустыми сознаниями, на автомате извлекающих из себя звуки музыки и песен. Ужасный сон. Моё мрачное настроение видят все в автобусе и даже не задают вопросов, боясь попасть под горячую руку.
Не понимаю, зачем ты каждый раз спрашиваешь о том, не жалею ли я. Господи, ну что ты за придурок такой, скажи мне? Иногда жесть какой тупой, как сам говоришь. Не сходи с ума – мы есть – здесь и сейчас, мы были и мы будем. Ни один друг не дополнял меня так, как получается у тебя. Ни один не понимал всё, вплоть до задротских увлечений фильмами. Надоело, прости, повторять одно и тоже. Опять этот вопрос. Отстань. Лучше пойду поговорю со своей. Ей нужна моя поддержка, а я так далеко, блять. Херовый отец уже, ещё в проекции. Ненавижу себя.
И ненавижу эти новости об очередном факен интервью. Что на сей раз? Повторять изо дня в день почти одно и тоже – на-до-ело. Не пойду. Тебе, блять, виднее, о чём именно твои песни – иногда кажется, что я никогда не пойму их, как не стараюсь и как не спрашиваю у тебя. Хоть понимаешь, что чувствую при этом? Мне завидуют. Много кто, даже поклонники, уж я-то знаю. Даже твой другой хороший друг – кажется, что он даже ревнует, потому как я украл у него тебя, нагло и по-собственнически. Боготворим друг-друга, называя своими музами, но только вот непонимание тебя, что иногда возникает, меня добивает. И, кажется, теперь его стало куда больше, чем даже наших безмолвных переглядок, которые были красноречивее слов. Не будет никакого интервью – мой мозг не хочет новой порции насилия. Не ожидал вовсе, что у тебя проявится грубость по отношению ко мне – отпусти воротник. Отпусти. Не доводи. Иначе я и на сцену не выйду. Сможешь спеть весь концерт сам, а? А ты сможешь. С самой молодости я искоренял в тебе это и у меня получилось – ты доверился мне в простых истинах о том, что твой голос прекрасен. Что ты прекрасен. Хорошо. Снова переступлю через принципы. Снова угадай-ради-кого. Обнимать тебя всегда было моей традицией до, во время и после концерта – я люблю касания, люблю ощущать тепло и то, что ты также рад мне, как и я тебе, только вот эти судорожные объятия кажутся… последними. Будто через пятнадцать минут, только зайдя в гримёрку, на нас свалится ядерная бомба.
Снова этот сон. Правда, он ещё хуже, чем предыдущий. Вижу ярко-алые капли крови под туго натянутой струной и то, как блестят твои глаза. И ничего не могу поделать – держат слишком крепко, получаю лишь удары поддых при каждой попытке вырваться и помчаться к тебе. Ты что, правда так заебался и хочешь скорее закончить? Хотя, вопрос риторический. Ведь я тоже заебался. Сердце сжимается в груди, когда ты снова куришь около окна одного из закулисных помещений – и без того худое лицо кажется совсем тощим, кожа да кости. Можно я прижму тебя к себе? Нельзя. Как скажешь. Прости… Бога ради, прости.
Мы дома. Наконец-то. Схожу с ума, напиваясь в барах в одиночестве или со знакомыми, но чаще компанией моей является бутылка, стакан и бармен, который услужливо добавляет выпивки по движению руки. Позвать тебя сюда? Нет. Я знаю, что ты наверняка не хочешь меня видеть, потому что я был настоящим гавнюком. Хотя, почему был? И есть гавнюк, ведущий себя как малолетнее дитё, которому не купили игрушку, что он приметил в магазине. Шепчу тихо себе под нос извинения, которые не достигнут адресата. Кажется, я нажрался. Да плевать. Кого волнуют такие как я – отдавшие себя пойлу, вместо того, чтобы, скажем, решать проблему, а не заливать её алкоголем? Никого, верно.
Приходи завтра, пожалуйста. Ты ведь хотел быть крёстным. Вроде бы, выглядишь получше. Но глаза всё такие же печальные. И во многом в этом виноват я. Стараюсь хоть на чуть-чуть остаться наедине, чтобы просто взять за руку и сказать это самое грёбаное «извини» - не получается. Ты не знаешь что сказать. Да и я, признаться, тоже почти не знаю. Ужасно. Больно. Обоим больно. Что мы наделали? Что мы разрушили? Едва ли не самое ценное, что существует на этом свете – настоящую братскую дружбу. И пусть время идет своим чередом, то, что так вскружило тебе голову, кончено, теперь все кончено.
Позвонить? Рука не поднимается. Я струсил. Как сопляк. Знал бы ты просто, как хочу орать и биться кулаками в стену за то, что я дал слабину? За то, что не насрал на твои отказы, не сгрёб в охапку и дал понять, что всё будет факен круто? Наверное, даже не догадываешься. Смс. И она скупа на эмоции, разве что не официальное письмо. Но я уверен, что ты придёшь. Ведь слабая надежда на то, что ты ждёшь этого послания, ещё теплится где-то в глубине души.
Приходишь. Хочу наругать за то, что так легко оделся. На скорую руку ведь, да? Сорвался со студии и примчался на всех парах. Что за безответственность? За собой бы следил так, как следишь за всем, что происходит в музыкальном и организационном плане. Дурак. Зову к себе под навес, потому как с неба начинают падать крупные холодные капли дождя. Только его не хватало. Всё, как по заказу для ещё большей драматичности ситуации. Ночью мне опять снился тот забытый, как мне казалось, кошмар. И в нём ты лежал мёртвый в луже своей крови. А я только и мог, что рыдать и прижимать к себе бездыханное тело того, кто сделал меня самым счастливым на свете. Эта картина рисуется перед глазами в секунды, когда я копаюсь в карманах в поисках сигареты. Только бы ты не увидел проступивших слёз. Только бы не… Успеваю вытереть предательские капельки и посмотреть-таки на тебя, хватая в пальцы предложенную услужливо папиросу. Спасибо. Знал бы ты, что на самом деле я хочу сказать тебе. Знал бы ты, что душит каждую ночь, каждый день и каждое утро. Знал бы ты… Но почему-то мои губы говорят совсем другие слова. Даже не узнаю собственный голос. Это не я. Это кто-то за меня. Однако, я начинаю верить в то, что говорю. В то, что нас слишком много в жизнях друг друга и нужно сделать перерыв. И то, что ты свободен. Молчишь, жмёшь руку и уходишь. И как же мне хочется сорваться с места, догнать, сжать в объятиях до хруста это тощее тело и вопить о том, что никуда отпускать не хочу никогда? Вообще никогда, до скончания нашего земного времени. И даже после. Но я стою, докуривая, смотря на лохматый высокий затылок, что скрывается за углом. Откидываю окурок и поднимаю голову к небу, ощущая холод на лице. Надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь простить меня. Но это будет не сегодня. И не завтра. А может и вовсе никогда. Я испортил всё, что мог испортить. И даже больше. Слышу плач дочки. Мне пора, да. Я отец, в первую очередь, работа и остальное может подождать. Пусть это и самообман, я музыкант и я твой друг. Друг ли? Брат. Брат ли? Половина. Половина ли? Много вопросов, на которых нет ответа и вряд ли появятся вообще. «Прости» - шепчу вслед, хотя тебя давно нет рядом. Хотелось бы, чтобы послания дошли до адресата, но мы остались по разные границы миров. Миров, в которых нет места друг для друга.