Потемневшее золото

Уинри впервые в сознательной жизни хотелось заплакать. Как в детстве - уткнуться носом в подушку и самозабвенно зареветь, не думая ни о чем. Но никак не получалось. Слёзы бывают разные - это девушка знала точно. Грустные, печальные, как дождь, приносящие боль и ржавчину, и тягучие, вымученные слёзы масленки, дарующие исцеление от недуга. Но имени для её слез она не знала. Они же тоже плакали... Или нет? Девушка застыла посреди комнаты, припоминая. Совсем уж детство не считается - там не то что от разбитой коленки реветь хочется, даже отсутствие десерта на обед может вогнать в истерику. А вот потом... Да, определённо, они плакали. Очень тихо, и всего раз - когда умерла Триша. У Ала даже были мокрые дорожки на измазанных щеках. А вот Эд... Эд только молча глотал злые слёзы, тряс головой, словно прогоняя наваждение, и шёл вперёд. Почему же братья смогли так? Уинри постоянно плакала, когда узнала о смерти родителей. Хотя у неё была бабушка. И были они. Она неосознанно повернулась к окну - да, так все и произошло - она постоянно плакала, а братья сидели под окном и ждали, когда же Уинри вспомнит о живых, а не о мёртвых. Они... Да, они же делали игрушки! Каждый день новую. Её так раздражали эти подарки - почему, ну почему с ними мама и такие способности, а она осталась одна? Стеклянные фигурки прекрасно бились о пол, каменные топились в реке, а деревянные так красиво горели в огне. А вот до самой первой, тряпичной куклы очередь не дошла. Уинри как раз достала ножницы, чтобы уничтожить ненавистную вещь, как поняла, неожиданно для самой себя, что у них тоже нет папы. "Глупости! - думала она, - У них же есть они сами! Им легко!.." Уинри так и не разрезала куклу на лоскутки. Ей стало стыдно, что она такая слабая. И ещё хуже было то, что братья не судили её за это, а преданно ждали под окном. Уинри бросилась к комоду, потом к кровати, потом снова к шкафу. Где же эта кукла? Бабушка нашла её несколько лет назад, а девушка отмахнулась - мол, что это, она же взрослая. Кукла нашлась в верхнем ящике злосчастного комода. Уинри обняла тряпичное тельце, с дрожащей улыбкой провела пальцами по вышитым глазам и рту. Уткнулась лицом в живот игрушки, закашлявшись от комка слез в горле - да что же это, почему так давит гортань и нечем дышать? Неужели это все, что осталось? Потрепанная кукла и воспоминания? Рука сама потянулась к карману. Как хорошо, что она привыкла верить интуиции. На ладони оказалась прядь тусклых, словно завявшие цветы, волос. Когда ставила броню Эду и завинчивала сзади гайки, она не выдержала, незаметно срезала локон. Странно, её волосы только светлели с годами, а у него наоборот, темнели, как благородное, видавшее лучшие времена золото. Золото, сталь. Он же всегда был таким... Металлическим? Получается, она почти не врала, когда говорила, что любит только железяки. Любит... Уинри, так и продолжая стоять на коленях у комода, обняла игрушку и заплакала. Её слёзы оказались похожи на кислоту, такие же жгучие и горячие. Кислотой травят металл. Золото открыто в древние времена. Сталь - сплав железа с незначительной примесью углерода. Эд знал все это. Сидя на заборе, с травинкой в зубах, он болтал ногами и часами рассказывал, как устроен этот мир. Уинри подумала, хорошо бы придумать, куда положить локон. Сделать рамку? Или музыкальную шкатулку? А какая у него была любимая песня? Девушка с ужасом представила, как потемневшее золото лежит в обрамлении травленого её слезами железа. Так нельзя, только не так. Как же она могла быть такой дурой! Уинри бегом спустилась в мастерскую. Когда она не смогла уйти из подземного города одна, то на разрисованном полу нашла только его плащ и часы. Сколько же они пережили - эти простые, привычные вещи, которые без своего хозяина потеряли все своё очарование. Плащ забрал Ал. Он уверял, что все ещё чувствовал запах стали и тепла от его брата. А часы так и лежали на станке в её мастерской. Уинри, наконец-то, мокрыми от слез пальцами открыла крышку. С горечью посмотрела на выцарапанную надпись, на ряд цифр. Локон уютно свернулся в небольшой полости, словно часы делали специально под него. Уинри, не глядя, схватила инструмент, торопливо, пару раз поцарапавшись, вырезала на метале дату, "октябрь 1917", и слова "я не забуду". Часы закрылись с тихим щелчком, цепь, быстренько спаянная умелыми руками мастера, свернулась кольцом на шее. Она не забудет. Она никогда не даст себе забыть, что они всегда были рядом.