Little Hell

— Я сошла с ума, когда была с тобой. Любовь не должна делать этого! — сил сдерживаться больше нет, и Эффи смотрит на Фредди затравленно, совершенно беспомощно. Открыто, честно, вот она, её чертовски уставшая душа в этом пронзающем насквозь взгляде. И она начинает плакать так, как никогда не плакала при других — шумно всхлипывая, утирая слёзы тыльной стороной руки, горько шепча что-то невнятное, где можно различить лишь «люблю», «прости» и «не могу» на выдохе. Она садится за стол и тревожно прислушивается — ни единого звука, только тихонько тикают настенные часы. Идеально. Потому что в сознании до сих пор громовым раскатом раздаётся хлопок входной двери. Фредди ушёл. Вот так просто — развернулся и ушёл. Разве не этого хотела Эффи, прогоняя его прочь каждым своим словом? Разве не этого она добивалась, бросая в него фразы-ножи, когда он даже не пытался увернуться? — Это для моего же блага, — шепчет Эффи, встряхнув головой так, словно это поможет прогнать Фредди из мыслей. Крепко жмурится, и, чёрт возьми, перед ней — лицо Фредди, искажённое непониманием, обидой и злостью на самого себя. Она его действительно ранила. Намеренно. Доктор Фостер обещал, что Эффи станет куда легче, если она вышвырнет из своей жизни друзей, воспоминания и в первую очередь — Фредди. Он сказал, что это — единственное спасение, другого выхода нет, и Эффи не оставалось ничего, кроме как поверить. Она поступила правильно — доктор Фостер подтвердит и обязательно, обязательно на очередном сеансе скажет, что это огромный шаг вперёд. Тут и сомневаться не в чем. И если всё идеально верно, заранее запланировано, то почему в груди болезненно ноет и тянет? Почему никак не избежать ощущения, что это — один из самых ужасных её поступков? Эффи глубоко вдыхает, пытаясь успокоиться, и закрывает глаза. Упражнения Фостера. Да, точно, упражнения Фостера. Вспомни, а потом представь, что этого никогда не случалось. Просто вспомни. Вспоминает. Вот она видит его в первый раз. Мельком, как бы невзначай, не рассматривая внимательно, не придавая значения, но внутри странно что-то замирает, тут же сжимается, и она спешит поскорей затянуться сигаретой, чтобы прогнать это ощущение. Ощущение, будто бы пустота, таившаяся в ней с самого рождения, разверзлась и предприняла свою медленную, ленивую, неполноценную попытку выйти наружу. Губы Эффи растягиваются в вызывающей усмешке, в то время как кончики пальцев неожиданно холодеют, а по спине пробегают мурашки, и она торопливо отворачивается. И почему-то она твёрдо уверена, что это не пройдёт бесследно, что это — куда больше, чем секундное помешательство. Сосредотачивается. Мгновение — и этого не стало. Легко, по-настоящему. Ничего не было. Парень, выглядящий немного растрёпанно, безбашенно рассекающий на скейтборде прямо по проезжей части и вместе с тем таящий частичку вселенной в карих глазах — дурацкая, давно не смешная шутка, рассказанная кем-то совершенно случайно. Оказалось, что они — ученики одного колледжа. Не сказать, что это неожиданность, — Эффи спокойно относится к совпадениям, — но колени чуть ли не подкосило, когда она увидела его на приветственной речи директора. А затем он сказал, что хотел бы узнать её получше. Тот самый парень, который так некстати встретился ей утром и оставил её с чёрной дырой между рёбер. Его зовут Фредди, и всё, что оставила ему Эффи — подстёгивающий к созданию неприятностей список дел. «Алкоголь, наркотики, секс» — всё в течение одного дня в здании колледжа, если он правда хочет «узнать её». И знай она, что её, — Эффи подмывает сказать «их» — ждёт впереди, то сразу бы разорвала на клочки этот злополучный список. Увы, поздно. Стереть день их встречи из памяти? Да, пожалуйста. Эффи сцепляет пальцы в замок, и не замечает, как крупная слеза падает на тыльную сторону её руки. И момент, когда Эффи поняла, что без Фредди не хочет и не может. Очередная вечеринка, на первый взгляд ничем не отличающаяся от всех предыдущих — зажатый между пальцев косяк, тяжёлый туман в голове, танцы уже не в ритм слишком громкой музыки, и внезапно — разрезающее на части ощущение полнейшей безнадёжности. Эффи даже останавливается, косяк падает на пол, прожигая дорогущий ковёр (девчонка, в чьём доме проходит эта вечеринка, возмущённо взвизгивает), и она так нелепо, бесцельно пялится на окружающих. Те, конечно, не придают этому никакого значения, думая, что она перебрала с алкоголем, и Эффи понимает — присутствие каждого, абсолютно каждого из них она без раздумий бы променяла на присутствие Фредди. Это страшно, дико, совершенно непонятно, сбивает с толку, полностью дезориентирует. Одними пересохшими от нахлынувшего волнения губами она шепчет: — Как же я хочу, чтобы ты был здесь. И как же хорошо, что это можно забыть. Как чертовски хорошо. Доктор Фостер не обманул — это помогает, но вот только почему он заранее не предупредил, что это отчаянное «я хочу, чтобы ты был здесь» будет отдаваться эхом в сознании, отражаясь от затаившегося в темноте сожаления? Эффи не исключает возможности, что она прикладывает недостаточно усилий для полного избавления, поэтому, подавив всхлип, ныряет в омут, демоны в котором ждут именно её. Она сбежала. Трусливо сбежала, мысленно моля других о прощении. Вместо того, чтобы отвечать за свой поступок, Эффи лежит на узкой, раздолбанной кровати в дешёвом мотеле и смотрит в потолок. Глаза болят от перенапряжения — слишком мало сна, но слишком много слёз. Тем не менее, уже чёрт знает которую ночь у неё не получается заснуть. Раньше она сидела по ночам в своей комнате, теряя счёт времени и восстанавливая его с рассветом, а теперь она так ужасно далеко от дома. Нет, ей это совсем не нужно. Ей ещё страшней, чем раньше, и чудовища, родившиеся в темноте и холоде, всё ближе — порой Эффи даже улавливает за спиной тот звук, с которым они скребут когтями по стенам. Но спасти её некому. Кук спит рядом, обнимая её рукой за талию, и несколькими часами ранее он клялся, что с ней ничего не случится. Но как же ему поверить, если он не сумел уничтожить охотящихся за ним монстров? А Фредди, Фредди бы сумел — за его плечами не прячутся эти твари со дна самых тёмных океанов, в этом Эффи уверена. Точнее, это и есть единственная на свете вещь, в которой Эффи уверена. Всё остальное давно утратило свою правдивость и значимость. Эффи горько усмехается. А что ей ещё остаётся? Они вместе. Лежат на траве, не успевая загадывать желания на падающие звёзды в перерывах между неторопливыми ласками. Ночь августа так нежна, и рука Эффи надёжно спрятана в тёплой ладони Фредди. Все страхи позади, и Эффи слышит произнесённое шёпотом: — Я люблю тебя, Эфф. Ты не представляешь, насколько сильно люблю. Она ласково смеётся, чувствуя, как её переполняет счастье. Она не пьяна, не под наркотиками, но, наконец, поняла, что люди называют счастьем. Благодаря Фредди. Благодаря звёздному небу над головой. Ещё немного — и она поверит в чудеса. Всё настолько прекрасно, что не может оказаться реальностью. И это не было реальностью. Это было началом конца, преддверием самого настоящего ада. Более настоящего, чем вся прошлая жизнь Эффи. Всё рассыпалось безжизненными песками Сахары, а воздушные замки оказались стеклянными, и их осколки впились в сердце. Достаточно лишь понимать, что Эффи подписала себе едва ли не смертный приговор в ту самую секунду, как её взгляд отыскал Фредди среди остальных. Уже тогда она знала, что Фредди станет самым родным для неё человеком, но доверие и любовь — это опасно, безрассудно. У неё мало времени, катастрофически мало времени. Поблизости нет часов, но Эффи слышит тиканье секундной стрелки с поразительной отчётливостью. Так, будто бы кто-то специально завёл таймер в её сознании и не объяснил, что же это всё-таки за отсчёт, чем он должен закончиться. Суть в том, что в подобных объяснениях Эффи не нуждается. Итоговая цель запечатлена прямо под её кожей, где-то в голубом сплетении вен на правом запястье. Несколько глубоких росчерков тонким лезвием — и всё хорошо, всё прекратится, мир взорвётся всеми цветами. Тогда бесплотные, расплывающиеся туманом чудовища не получат её живой. А какое дело до её мёртвого тела? Да никакого. Пусть сгниёт. А Фредди? До него они не доберутся — он сильней. Эффи открывает глаза. Секундные путешествия в прошлое забирают всё, что у неё осталось. Хотя, боже, что же там могло остаться после всего? Руины. Всеми покинутые и напрочь забытые руины вселенной. Но доктор Фостер убеждал, что эти руины однажды снова станут чем-то ценным, невообразимо огромным и великолепным. Всё, буквально всё превратится в свет. Самый яркий из всех, но не ослепляющий. И главное — живой. Здесь нет никакой ошибки. Отказ от воспоминаний — сознательная попытка начать заново, сбросить со своих плеч груз душераздирающего сожаления и отравляющего липкого кошмара. И если Эффи на верном пути, то почему ей приходится стирать с бледного, осунувшегося лица слёзы и ощущать новую, не заполняемую ничем пустоту?