Навеки друзья

Сначала Барт слышит тяжелые шаги Кленси Виггама, затем скрип ручки, затем дверь машины распахивается. — Сынок, я позвонил твоей матери. На плечи грузом ложится тяжелая полицейская куртка, хотя Барт совсем не замерз. Вот Милхаус, Милхаусу, наверное, холодно, ему больше нужна эта плотная теплая куртка, ведь это он же там лежит на мерзлой земле, это ему нужно помочь. Барт с трудом заставляет себя поднять глаза (все тело словно оцепенело) и посмотреть сквозь лобовое стекло на происходящее снаружи. На то, как шеф Виггам мрачно заполняет протокол, как Эдди и Лу разговаривают с доктором Ником, на чьем лице нет даже следа обычной самодовольной ухмылки. А чуть поодаль знакомая сиреневая футболка, накрытая, да, теплой синей полицейской курткой. Милхаус распластался на земле как сломанная кукла, он не двигается с той самой минуты, как сорвался с карниза заброшенного дома. И эта картина не оставляет Барта, проносится перед глазами, как кадры из фильма — вот они находят этот дом, вот заходят, вот Барт предлагает вылезти на крышу и покопаться в забытых там мячах, фрисби и бумерангах, вот Милхаус цепляется за подоконник, вылезая из окна, а тот со скрежетом отрывается, и Милхаус бесконечно долго падает на землю, пока, наконец, не бьется об неё с отвратительным звуком, замирает и больше не встает. К горлу подкатывает комок. И Барт съеживается под курткой, так и сидит, пока не приезжает мама. Только когда она обнимает его, Барт замечает, что по щекам рекой текут слезы. Пережить похороны было просто. Пережить первую неделю без Милхауса оказалось сложнее. Сначала Барт пытался жить как и раньше, даже собрался в школу, сложил вещи в портфель, взял пакет с завтраком, а потом понял, что стоит перед дверью и ждет, что сейчас позвонят в дверь, а на пороге будет стоять Милхаус с какой-нибудь идиотской фразой или идей. Господи, он душу бы продал лишь бы услышать какую-нибудь его идиотскую идею, хотя бы ещё раз. После этого Мардж разрешает ему не ходить в школу, пока Барт не придет в себя. Пережить вторую неделю было ещё сложнее. Оказалось, что каждая вещь в комнате напоминала Барту о друге. Вот рогатка, из неё они стреляли по бутылкам, и Милхаус попал резинкой себе по очкам. Здесь будильник Красти, он брызнул Милхаусу в лицо кислотой. А вот их рация, чтобы говорить по вечерам. Барт берет свою рацию в руки и щелкает тумблером — щелк, щелк, вкл, выкл. Вторая была у Милхауса, наверное, осталась в его комнате. Он слышал, что его мать сидит в комнате с самого дня похорон и не выходит. Вкл, выкл, щелк, щелк, щелк. Рация оживает и страшно шипит: — …арт? Барт вздрагивает и роняет её на пол. Трубка ударяется об ковер, но не выключается, наоборот, шумит сильнее. — Барт? Это голос Милхауса, точно! Барт встает на колени, не решаясь снова взять в руки рацию, и вполголоса спрашивает: — Милхаус, это ты? Трубка заходится шипением, через хрип голос едва слышно, но это точно, несомненно, он. Как же это возможно? — Да, — рация захлебывается помехами, и Барт едва-едва разбирает, — я приду, друг. Затем рация резко замолкает, а свет в комнате внезапно гаснет. Барт просыпается в своей постели, в его комнате полумрак и горит ночник, а рядом сидит сонная Лиза. Увидев, что брат проснулся, она мягко улыбается и кладет руку ему на плечо. — Мама нашла тебя на полу и перенесла сюда. Нелегко тебе приходится, братишка. — На полу? — Барт приподнимается на локте, его взгляд падает на сиротливо лежащую рацию на ковре, и остатки сна моментально слетают с него, он хватает сестру за руку, — Лиза, Лиза, я слышал Милхауса, он говорил со мной! — Говорил? — Недоумение на лице Лизы быстро сменяется пониманием, и она заботливо гладит руку брата: — Это же невозможно. — Но я слышал, Лиз, я включил рацию и… — Барт растеряно замолкает. И упрямо добавляет, нахмурившись: — Мне это точно не приснилось. — Но, Барт, эти рации ловят чужие волны. Наверное, это был кто-то другой, а ты принял желаемое за действительное. Тебе сейчас очень тяжело, мне было так же плохо, когда умер Мерфи. По правде говоря, — Лиза оглядывается и полушепотом признается, — мне тоже не хватает Милхауса. Немного. — Он бы умер, если бы услышал это от тебя, — бормочет Барт, и неловко смеется, и Лиза смеется тоже. И боль после этой шутки немного отступает. Через пару дней Барт снова возвращается в школу. Его преследуют видения. В столовой мелькает знакомый ранец, на школьной площадке в толпе Барт выхватывает краем глаза синие волосы, на уроке ему чудится, что за его плечом кто-то стоит. — Я вижу его, Лиза. Барт спит по три часа, потому что и в его снах — Милхаус. Он ничего не говорит, только стоит и смотрит на него, после чего Барт просыпается в холодном поту. Он подходит к Лизе на перемене сразу после того, как в очередной раз видит мелькнувший в толпе силуэт в красных шортах. — Барт. — Лиза обеспокоенно смотрит на него. — Может тебе зайти к школьному психологу? — Нет. Лиза, это он. Он пришёл за мной, — Барт хватает её за плечи и только замечает, как его сердце колотится. — Барт, это только твое чувство вины, — Лиза морщится. — Сходи на кладбище, попроси прощения. — Прощения. Точно. Спасибо, Лиз, — Барту враз становится легче. После уроков он не идет домой, он бежит к Милхаусу. Извиняться. Когда он приходит, уже начинает смеркаться. Но едва дойдя до кладбища, Барт замечает кое-что странное. На краю леса, что расположился неподалеку, кто-то стоит. Маленького роста. С синими волосами. Этого не может быть. Этого не может быть! Барт щипает себя за руку, бьет по щеке, и это точно не сон — человек у леса не пропадает. И не смотря на то, что страх расползается по всему его телу, Барт идет туда. Идет к Милхаусу. — Я знал, что ты придешь ко мне, — говорит ему Милхаус. Он выглядит почти так же, как и раньше, только чуть более белый, чуть менее телесный, парит в паре сантиметров над землей и немного неживой. Он идет, вернее, летит вглубь леса, и Барт, спотыкаясь, идет за ним, под ногами хлюпает жидкая грязь. — Когда я очнулся, то мне было темно и холодно. Я блуждал, пока не нашел способ выйти сюда и связаться с тобой. — Как круто, Милзхаус, — Барта трясет, но он страшно рад видеть своего лучшего друга, — ты представляешь, сколько всего мы сможем теперь делать. — Затем я и позвал тебя сюда, — Милхаус резко останавливается. Милхаус подходит ближе. — Быть приведением очень скучно, Барт. И очень одиноко. Я хочу, чтобы ты был со мной. — Но, — Барт сглатывает ком в горле, — я могу и так быть твоим другом. Он жалеет, что зашёл в лес. Милхаус качает головой. — Так не пойдет, Барт. Рано или поздно ты забудешь меня. А так ты останешься со мной. От него веет тревогой, и Барт рефлекторно пятится. Сердце колотится как бешеное, подсознание кричит «беги», но Барт не может, его ноги словно вросли в землю. Барт смотрит вниз и внутри все холодеет — его ноги затянуло в болото. Он в панике дергается, но земля крепко держит младшего Симпсона. Милхаус парит рядом, на его лице блуждает улыбка. — Мы будем друзьями вечно. Разве о таком можно мечтать?