Бесконечная игра

POV Китнисс

- Миссис Мелларк, - Тем опасливо склоняет голову в приветствии и спешит убраться с моих глаз. Я сжимаю кулаки, сцепляю зубы, чтобы не сказать какую-нибудь колкость. Не могу слышать, когда кто-нибудь называет меня так. Ветер легонько колышет траву и цветы, окружающие небольшие холмики на кладбище Двенадцатого. Я опускаюсь на колени перед тремя одинаковыми могильными плитами. Могилы матери и отца потемнели от ветров, дождей и времени, но третья неестественно белая, словно поставленная только вчера. Девушка, отдалённо напоминающая Эффи Бряк, семенит к стеклянной колбе, наполненной бесчисленным количеством бумажек, на которых написаны девичьи имена. В хрупком шаре столько имён тех, кто променял свою удачу на тессеры, так что я почти не волнуюсь. Сопровождающая разворачивает листочек, улыбается и, прокашлявшись, выдыхает в микрофон имя: - Кора Мелларк. Я забываю, как дышать, до боли стискивая в ладони пальцы Пита. Нет, этого не может быть. Это не может быть правдой. Дочь отделяется от толпы подростков, и я вижу, как шевелится по другую сторону прохода Джин, готовясь сделать шаг, который сделала я много лет назад, спасая Прим. Кора тоже замечает это и лишь легонько качает головой. Распрямив спину и гордо неся голову, она движется по проходу, поднимается на сцену. Несмотря на страх и отчаяние волна гордости за дочку затапливает меня: с её манерами у сопровождающей не будет никаких проблем. Краем глаза замечаю, что Пит неотрывно смотрит на Кору, мягко поглаживая мою ладонь большим пальцем – успокаивает. Пит любит меня, Пит любит Кору, а, значит, с нами ничего не может случиться. Девушка – Ирма, кажется, - вызывает мальчишку на пару лет старше нашей девочки. В глазах парня страх – безумный, всепоглощающий. Так, должно быть, выглядели мы с Питом когда-то, так выглядели Тем и Лорен, теперь сидящие на местах менторов, когда из шаров вытащили их имена. Но Кора лишь легко улыбается, по очереди касаясь взглядом нас, затем своих сестры и брата. Выдержку она в полной мере унаследовала от Пита, и сейчас я даже рада этому. Кора знает о Голодных Играх всё, что можно знать о них, живя в семье двух победителей. Мы научили её всему, что умеем сами. Она обязательно победит. - Она обязательно победит, - произносит Пит. И я ему верю. Дома меня встречают Прим и горячий чай. Сестра поднимается со стула и укоризненно смотрит на часы. - Ты снова была на кладбище? Киваю. Я знаю, что она скажет в следующую минуту, но лгать ей не хочу и не собираюсь. - Китнисс, у тебя есть ещё двое живых детей. Подумай о них. - Разве я о них не думаю? - Ну и где они сейчас по-твоему? – она разливает чай по чашкам и придвигает ко мне тарелку с печеньем. Я с первого взгляда узнаю руку, выведшую на тесте замысловатые узоры, и не прикасаюсь к выпечке. Губы Прим трогает невесёлая усмешка. Пожимаю плечами. - Джин на охоте, Кит у Пита. - Не угадала, - сестра отправляет в рот печенюшку. – Они наверху. - Даже странно. - Китнисс, очнись! – отряхнув пальцы от крошек, Прим треплет меня за плечо. – Ты нужна им! Им нужна мать, Китнисс. Кору… - она вздыхает, - Кору ты не вернёшь, даже если дважды в день будешь ходить на кладбище. Я качаю головой. Сестра права, от первого до последнего слова, но я не могу ничего с собой поделать. Вместе с дочкой Капитолий словно забрал часть меня, часть моей души, часть моего сердца, и теперь я – сломанный механизм, способный лишь на определённый минимум функций. - Я не могу, Прим, - роняю голову на сложенные руки. – Я не могу смириться с её смертью. Тоненькие пальцы зарываются в мои волосы, перебирая пряди. Она пытается успокоить меня, но я знаю, что у неё ничего не выйдет. Никто не может принести мне спокойствие, кроме… К чёрту эти мысли. Ничего не вернёшь. - Ты должна быть сильной, Китнисс. Им тоже непросто. Кора, Пит…теперь ты уходишь от них… - У них всегда будешь ты. Прим пожимает плечами и улыбается. Стараниями Пита она выучилась у лучших врачей Капитолия, но, вопреки всем нашим ожиданиям, вернулась в дистрикт, чтобы работать в нашей захудалой больнице. У Прим нет ни мужа, ни детей – только я и мои дети, которых она любит, как своих. - Китнисс… Я поднимаю голову и вижу, как она быстро отводит взгляд. - Вообще-то я хотела поговорить с тобой о Пите. Я придаю лицу наиболее безразличное выражение. - А что с Питом? Я не знаю, как он живёт теперь. Я не знаю, есть ли у него кто-то. Я никогда не бываю в пекарне и почти не вижу его, кроме редких встреч на могиле дочери. Дети частенько навещают его, но ничего не говорят о нём, а я никогда не спрашиваю. Возможно, это глупо – скорее всего, глупо – но я так и не смогла простить его. И не знаю, смогу ли. - Я часто вижу его с Хеймитчем и боюсь, как бы он не запил, как ваш старый ментор. Не забывай, Китнисс, ему тоже больно не меньше, чем тебе. Больнее, чем тебе, явственно говорит мне взгляд сестры, но я стараюсь не акцентировать на этом внимание. Нет, алкоголь не для Пита. Он всегда найдёт способ выплеснуть свою боль, не попадая в плен к зелёному змию. - Нет, Пит не запьёт. Я уверена в этом. Он сильный. Во всяком случае, сильнее меня. Он-то не бегает каждый день на кладбище, забыв о живых. Прим раздражённо передёргивает плечами и поднимается на ноги. - Не останешься на ночь? – с надеждой спрашиваю я. С ней в этом доме определённо станет теплее. - Нет, Китнисс. Мой дом там, - её палец указывает на дом напротив, - если ты ещё не забыла. Я не могу об этом забыть, потому что каждый день она оставляет меня с моими детьми, которые с каждым прожитым днём становятся всё дальше от меня. Так не должно быть, но моё сердце растерзано и похоронено вместе с Корой. Я не могу дать Киту и Джин ничего, кроме холода. А Прим может. - Пит! - Да, Китнисс, - его голос бесцветный, под глазами залегли тени, а взгляд потух. – Тебе нужно лечь, дорогая. Поспи. Станет легче. - Легче?! – мой голос срывается на крик.- Легче?! Мне никогда не станет легче! – подлетаю к мужу и толкаю его в грудь. Пит ловит меня за запястья, мягко удерживая. - Мам? Пап? – на лестничной площадке появляются Кит и Джин. - Идите к себе, - коротко бросает им Пит. – Маме нужно…отдохнуть. Меня трясёт. Я хочу плакать, рыдать в голос, но слёз у меня больше нет. У меня не осталось ничего, кроме боли. - Ты обещал! Ты обещал, что она победит! Ты… - Китнисс, - он смотрит на меня с тихим укором. Конечно же, ему тоже больно, но его боль никогда не сравнится с моей. Пит пытается привлечь меня к своей широкой груди, но я вырываюсь, словно он может причинить мне боль. - Ты обещал, что если мы поженимся, они навсегда оставят нас в покое! Я верила тебе, Пит! Меня будто прорывает. Я вновь, слово за слово, проживаю всю нашу жизнь с того интервью, на котором Пит солгал о нашей свадьбе и моей беременности. Я говорю, говорю, говорю, а Пит становится всё бледнее с каждым словом. Время от времени его взгляд беспокойно возвращается к лестнице, но я не придаю этому никакого значения, обрушивая на него всю свою боль, выплёскивая всё, что накопилось во мне за эти годы. И замолкаю только тогда, когда понимаю, что дети всё это время смотрят на нас с лестницы. Оборачиваюсь. Кит до последней морщинки похож на отца, и сейчас на его лице – отражение боли Пита. Каково ему знать, что если бы не та давняя ложь, не желание спасти наши шкуры, он бы никогда не появился на свет? Каково ему знать, что я жалею об этом? Нет, я люблю его, люблю их и ни капли не жалею о том, что они есть у меня, только… Только сейчас он уже не примет никаких объяснений. Ни он, ни Пит. - Что ж, - голос мужа заставляет меня повернуться к Питу, - ты могла просто дать мне умереть на первой Арене. Не произнеся больше ни слова, он открывает дверь и выходит в туманные серые сумерки. Топот ног за спиной подсказывает мне, что Кит и Джин отправились к себе. Я осталась одна.