Со вкусом морника

После ожога кожа становится такой странной, сморщенной. Она словно кричит: не трогай меня больше, я не сильная, я не справлюсь, пожалуйста, прекрати мучить меня… После увиденного я чувствовала себя кожей после ожога. * * *

I wish I had the answers Мне хотелось бы найти ответы, I wish I had the courage to know Мне хотелось бы обладать мужеством понять.

- У каждого из нас есть дом. Место, в котором он чувствует себя лучше, чем где бы то ни было, место, где прошло его детство и юность. Сорок восемь часов назад мой дом, мой Дистрикт был все еще цел. Сорок восемь часов назад мой дом сожгли. И это сделал Президент Сноу. Я сжимаю зубы и облизываю губы, пристально глядя на остатки пекарни. Они все еще дымятся и тлеют: видимо, даже семидесяти двух часов не хватило этому пламени – оно еще горит. И воспламеняет. Если вы, Президент Сноу, хотели этим испугать Огненную Китнисс, то вы плохо разбираетесь в женской психологии – меня это только разожгло. Пламя, поразившее мой Дистрикт и уничтожившее все хорошее, что было в моей жизни, теперь перекинулось на меня. Теперь я – это самое пламя. Глаза у меня устрашающе сухие – ни одной слезинки, даже ни намека. Просто я боюсь, что они сейчас треснут от пепла, слез и боли.

Everybody's talking 'bout the reasons Все говорят о причинах, All I wanna do is find the feeling А я хочу лишь познать чувство.

- Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне восемнадцать лет. Я родом из Дистрикта-12. Я та, кто посмела не подчиниться воле Капитолия и Президента Сноу. Я та, чей поступок пошатнул хрупкую систему капитолийского контроля над Дистриктами. И я та, чей Дистрикт поплатился за это. Еще утром я не хотела в это верить. Поcле того, как Койн одобрила поездку в Двенадцатый, слабая, дрожащая как пламя свечи надежда на то, что картины, тайком увиденные мною в Штабе (к слову, после увиденного я так же молча смылась, ничем не выказав своего присутствия) – всего лишь ужасное произведение совместных усилий съехавшей крыши и напичканного лекарствами тела, но как только моя нога ступила на землю, именно в тот момент пришло осознание: да, это не было шуткой или жестоким розыгрышем.

Now I know that seeing is believing Теперь я знаю, что увидеть - значит поверить.

Цель у этой поездки тоже значилась: снять агитирующий ролик и мою реакцию – отдельная идея Хевенсби. Только вот клокочущая ярость не хотела кипеть по приказу – горе по сожженному дому было сильнее. Хорошо, что я узнала о пожаре заранее – у меня было время осознать произошедшее, и когда Пит на следующий день пришел в мой отсек, непривычно тихий и со следами бессонной ночи на лице, я молча приняла новости. Молча склонила голову на его плечо и так же молча сидела рядом, скрепив наши руки. Финник, Джоанна, Энни – каждый на свой манер пытался нас поддержать, но вскоре они поняли, что им нас не понять, потому что их Дистрикты воевали, отстреливались, вели борьбу и существовали. А наш перестал. Хеймитчу перенести новость помогла Кристи – медсестра, которая одно время помогала Питу проникать в мою палату, пока я была в коме. Две бутылки медицинского спирта – ничего по старым меркам, но сейчас каждая капля для ментора была на вес золота. И я впервые начала понимать почему – такие новости перенести в одиночку было бы тяжело. А так с ним были его демоны. И мы. Вот на кого действительно было страшно смотреть, так это на Гейла. Если раньше, до взрывов, он считал, что его семья – Хейзел, Рори, Вик и Пози – в безопасности и связывался с ними по видеосвязи и телефону, отследить который было невозможно благодаря Эду, то сейчас, после последних новостей, я больше не узнавала своего лучшего друга и лесного товарища. Больше похожий на привидение, он сливался по цвету со своей формой.

I wanna feel the power Я хочу ощутить силу, I wanna go to places I don't know Хочу побывать в незнакомых мне местах.

В Двенадцатый мы добирались на планолете. Первоначальная идея пробраться подземными путями – как Лиз и Эд впервые пришли к нам – была отклонена после того, как разведчики сообщили, что ход завален. На свой страх и риск мы уговорили Койн организовать экспедицию домой хотя бы с той целью, чтобы узнать нет ли выживших. Тринадцатый, страдавший от бесплодия после эпидемии оспы, нуждался в здоровых мужчинах и женщинах – это мне по секрету шепнул Кларк, узнавший это от своей медподружки. Это перевесило чашу весов Койн, и в течение пары дней была организована поездка. - Китнисс, может, ты начнешь сначала? – предложила Крессида, заметив, что я вновь ударилась в отчаяние. - Минутку, пожалуйста. Оглянувшись на Пита, который с каменным лицом помогал солдатам из Тринадцатого, стараясь не смотреть на место нашего бывшего дома, я вскинула голову и посмотрела вверх. Потом – на виноградную лозу, украшавшую выбритую часть головы Крессиды. - У каждого из нас есть дом… Хеймитч не полетел. Как после мне передал Пит, «без бутылки он бы этого не выдержал». Мои первые шаги по сожженной земле заставили меня понять ментора. Я, Пит и Гейл – трое сирот родного Дистрикта. Нам с Питом было не в новинку, но Гейл был впервые в этой роли. И мы как могли поддерживали его. Испуганные. Потерянные. Одинокие. Наверное, так чувствует себя последний человек на Земле.

All I wanna do is find the feeling А я хочу лишь познать чувство. I wanna feel the power Я хочу ощутить силу,

Когда становится понятно, что толку от меня мало, мы начинаем прогулку по Дистрикту. Крессида задает мне вопросы, и я отвечаю, максимально старательно и развернуто, чтобы оправдать поездку. Я пытаюсь изо всех сил, но очень больно воскрешать то, что существовало еще недавно. Впрочем, бороться с болью жизнь меня научила. Я рассказываю о своей жизни, и впервые мне не хочется плакать от того, как много я потеряла – словно я рассказываю чью-то историю, не имеющую абсолютно никакого отношения ко мне. Как плохая сказка на ночь. Сырой пепел, ставший черным от дождя, налипает на подошву. Сухие его части еще в воздухе – город-призрак, приветствующий нас своими седыми пепельными крыльями. Когда я неспешно бреду в сторону Луговины, что-то попадает под мой ботинок, и когда я вижу что это, мой завтрак незамедлительно просится обратно. Под моим ботинком череп. Я долго не могу отвести взгляд от зубов, гадая, кому они принадлежали, и представляя, как выглядели бы мои, будь я в Дистрикте в этот момент. По привычке стараюсь придерживаться дороги, но она усеяна останками людей, пытавшихся спастись бегством. Некоторые сгорели полностью, другие, избежав огня, задохнулись от дыма. На полуразложившихся трупах кишат мухи. Вас всех убила я. И тебя. И тебя. И вас… От этой мысли бросает в дрожь, и мой послужной список пополняется еще сотней, и сотней, и сотней безымянных, части тел которых разбросаны везде как конфетти после праздника. Это и впрямь был праздник – торжество Сноу над Сойкой-Пересмешницей. Только он еще не знает, что этой войны ему не выиграть. Он и так забрал слишком многое. Есть преступления, которые нельзя простить – уничтожение дома было ударом под дых, но я клянусь себе и тем, чьи тела устилали нам путь – я отомщу ему за это. И эта клятва для меня важнее той, которую я давала Питу на Арене. Гораздо. Выйдя на Луговину (забор уничтожен, как и все остальное), я замечаю сразу две странные вещи. Первая меня радует – то ли из-за дождя, то ли из-за чего-то другого, но лесной пожар, который мог уничтожить все, прекратился, и мой лес пострадал лишь отчасти – только часть, наиболее приближенная к Луговине и Дистрикту. Это единственный факт, который меня радует. Очевидно, это как-то отображается на моем лице, и Крессида начинает задавать вопросы, связанные с охотой. Мои ответы всегда касаются отца и Гейла – не зря же он был моим напарником по охоте. Именно поэтому вид родных зеленых крон позволяет мне на секунду забыть беспокойство, ставшее моим привычным состоянием. Оглянувшись на Гейла, я замечаю, что его взгляд зацепился за то же, что и мой – худощавый долговязый силуэт недалеко от нашего места. Мы с Гейлом как по команде поворачиваем головы в одном направлении, будто пара гончих, почуявших след. Крессида это замечает и спрашивает, что там. Посмотрев друг на друга, мы признаемся – место, где мы раньше встречались перед охотой. Крессида хочет посмотреть, хотя мы уверяем, что ничего особенного там нет. Ничего особенного, кроме силуэта, который сразу же исчез, стоило нам с Гейлом туда посмотреть. Наш скалистый уступ над долиной. Может быть, не такой зеленый, как раньше, но кусты ежевики усыпаны ягодами. Отсюда мы шли охотиться, рыбачить, ставить силки. Здесь мы облегчали сердце и наполняли охотничьи сумки. Нет теперь ни Двенадцатого дистрикта, откуда убегать, нет миротворцев, чтоб их дурачить, нет торговцев и Котла, чтобы торговаться и выменивать одно на другое. Капитолий лишил меня всего, и я вот-вот потеряю Гейла. Потому что этот потерянный, страдающий и обессилевший человек – явно не мой напарник. Желая напомнить ему о тех славных деньках, когда мы всласть перемывали косточки Капитолию, я срываю ягоду ежевики и, перекатив ее между пальцами, резко разворачиваюсь и бросаю её Гейлу. – И пусть удача… Я бросила ягоду достаточно высоко, чтобы у него было время решить – принять ее или нет. Гейл смотрит на меня, а не на ягоду, но в последний миг открывает рот и ловит ее. Жует, глотает и после долгой паузы заканчивает: – …всегда будет на вашей стороне.

After the night Вслед за ночью There's a light Приходит день.

Все-таки он это сказал. Значит, надежда ещё есть. Кивнув Гейлу на дальний куст, за которым исчез высокий силуэт, я увожу Крессиду и остальных подальше, предоставляя напарнику возможность в одиночку собраться с мыслями, после чего ловлю отвлекшегося Пита.

Love is alight Сияет любовь, And in the dark a flame is burning И во тьме пылает её пламя, A flame is burning Пылает пламя.

- Не знаю, как ты держишься, - негромко говорит парень, когда мои пальцы проскальзывают в его руку. – Куда пошел Гейл? - Мы заметили кого-то. И, вдобавок, ему нужно побыть одному, - скороговоркой выпаливаю я. Брови Пита взлетают, и я вздыхаю. Какой-то шум в кустах заставляет нас с Питом вздрогнуть и переглянуться. В следующий миг мы с Питом уже напролом несемся к источнику шума, чтобы застать там самую, наверное, невероятную картину: Гейл плачет, прижимая к себе Рори. Поняв, что угрозы нет, мы с удивлением переглядываемся, после чего прислушиваемся к невнятным бормотаниям Гейла: «Они живы, живы!» - Кто жив? - Я, Пози, Вик, мама… Они все живы! – смеется сквозь слезы мой напарник, и я улыбаюсь. Воскрес.

If there's a light Если есть свет, Then we have to keep dreaming Значит, мы должны и дальше мечтать. If there's a heart Если есть сердце, Then we must keep believing... inside Значит, мы должны продолжать верить... в душе

Оказывается, часть Двенадцатого все же спаслась. Стоит нам это услышать, как в сердце загорается что-то еще, помимо костра мести. Пламя надежды. Подоспевшие за нами Тринадцатые во все глаза смотрят на Рори, который рассказывает о кучке людей, заметивших странные огни. Сам он после того, как заметил их, сказал матери. Сообразительность и интуиция Хейзел подсказали ей отправить мальчишек по знакомым, чтобы предупредить их о возможной угрозе. Благодаря сарафанному радио, процветающему у нас в Дистрикте почти так же хорошо, как незаконная торговля, новость о том, что возможна угроза, распространилась достаточно быстро. Все, кто поверил в это, решили собраться на Луговине, а оттуда бросились в лес. Объятые пламенем родные крыши спровоцировали нехилый такой выброс адреналина, благодаря которому большинство и смогло добежать аж до нашего с Гейлом земляничника, а потом и вовсе до озера. Что касается пропитания, то там уже помогали все, у кого были руки да ноги. Помогая больным и раненым, спасшиеся охотились, рыбачили и размышляли, как же им быть дальше. Но, к счастью, продолжалось это не слишком долго – прилетели мы. В любом случае, пока Рори спешно объяснял ситуацию, Тринадцатые вызывали подмогу. Шутка сказать – шесть сотен человек транспортировать. Когда мы доходим до земляков, реакция на наше появление разная – удивление, недоверие, страх, надежда. Мы словно представляем собой то, что они так боялись себе представить в эти дни. Когда Плутарх сообщает о планолетах, снаряженных Койн нам в помощь, мои земляки и на секунду не могли прекратить радоваться. Если еще вчера они не знали, как проведут завтрашний день, то сегодня мы гарантировали им стабильность и безопасность – большего лишенные крова и не хотели.

And in the darkest time a flame is burning И в самое безнадёжное время пылает пламя, It shines so bright Оно сияет так ярко.

- Мы понятия не имели, что нам делать, - обнимает меня Сальная Сэй. Она с улыбкой смотрит на внучку, и я вытираю одинокую слезинку, выкатившуюся из уголка правого глаза. - А я не имела понятия, что радость может так жечь, - я закусываю губу и смотрю на своих земляков. – Мы не сироты, Пит. Еще есть надежда, - вполголоса говорю я и прижимаюсь к его плечу. Он молча обнимает меня, целуя в висок. - Как бы Сноу не старался уничтожить наш Дистрикт, это ему не удалось. И не удастся. Я не позволю. Внезапно я понимаю, что мне есть что сказать Сноу, поэтому делаю отмашку Крессиде, которая, как оказалось, все время держала камеру включенной, записывая наше воссоединение. - Прямо сейчас я нахожусь в Дистрикте-12. Несколько дней назад по приказу президента Сноу на мой дом было совершено нападение – несколько бомб до основания разрушили то, что было мне дорого, то место, где я выросла. Президент не пощадил никого: ни стариков, ни женщин, ни детей, ни мужчин. Напав ночью, как трус, он сжег дотла целый Дистрикт! То же самое он делает и с вами. Сноу разрушает наши семьи, уничтожает наши дома и сжигает дотла наши города. Но знаете что? Сейчас я обращаюсь лично к Президенту Сноу. Вы видите это? – я мстительно улыбаюсь и обвожу рукой всех выживших, которые смеются и плачут, плачут и смеются, ожидая подмоги – счастливые, полные надежды и радости. – Это жители Двенадцатого, которых вы так старались перебить. Только нас не так-то легко уничтожить! Как бы вы не хотели, пламя Революции вам уже не потушить, Президент Сноу. Страна рабов, которых вы привыкли истреблять, восстала. Система управления, которой вы так гордились, рухнула. Мы с вами договаривались не лгать друг другу. Вы сказали, что достаточно искры, чтобы вспыхнуло пламя. И спросили, готова ли я стать той, кто собственноручно подожжет фитиль. Мой ответ – да, готова. Пару минут я безмолвно смотрю в кадр, уверенная, спокойная и гордая. Сойка-Пересмешница – теперь я действительно ощущаю себя ею, ощущаю себя той, кто своим неповиновением показала, что с бесчеловечностью системы бороться можно и даже нужно. Я Сойка-Пересмешница. - Китнисс, ты просто золото! – Плутарх смачно целует меня в макушку, после чего смеется и довольно пересматривает кадры, которые показывает Крессида. – Ты была права, когда говорила, что съемки в реальности принесут больше пользы, нежели в павильоне. Думаю, нам стоит и дальше продолжать в таком духе. - Да будет так, - пожимаю плечами я, подходя к друзьям. * * * - Что ж, вы были на высоте, мисс Эвердин, - Койн довольно улыбается, пересматривая видеоролик, смонтированный командой Крессиды. – Вашей игре на этом ролике действительно можно поверить. - Я не играла, – возражаю, потирая левую бровь. - Все, что вы видели, это правда. Думаете, я настолько холодна и расчетлива, что встреча с чудом спасшимися земляками – это просто актерская игра?! Вот уж не знаю, какое у вас обо мне сложилось мнение, но мне жаль, если оно таково. - Китнисс, Альма не это имела в виду, - пытается разрядить обстановку Плутарх, но каждый за этим столом прекрасно понимает, что нет, это именно то, что она имела в виду. Пит накрывает мою руку своей, пытаясь успокоить, Хеймитч качает головой, словно поняв, насколько меня задело замечание Койн, Фульвия Кардью, ассистентка Плутарха, смотрит в свой планшет, и у меня складывается ощущение, что ей вообще до лампочки все. Кроме съемок роликов, конечно. – В любом случае, у нас есть хороший материал, а еще у Фульвии родилась прекрасная идея. Поделись, дорогая! - Ну, не знаю, насколько прекрасна моя идея, но… Китнисс так радовалась встрече со своими земляками, что у меня появилась мысль напомнить другим за кого они сражаются. Ну, снять серию роликов «Мы помним» о павших трибутах, например. Победители могли бы поделиться воспоминаниями о менторах. Маленькая Рута из Одиннадцатого, старушка Мэгз из Четвертого… Мы бы обратились к каждому Дистрикту в отдельности - Победители, которые подпольно там находятся, могут нам помочь. – Наша дань памяти, – комментирует Плутарх. – Это потрясающе, Фульвия, – искренне восклицаю я. – Это должно сработать, – соглашается она. – А ведущим мог бы стать Финник. Конечно, если будет готов заниматься этим в преддверии свадьбы. – По моему мнению, чем больше таких роликов мы снимем, тем лучше, – говорит Койн. – Вы можете приступить к работе уже завтра? – Конечно, – отвечает Фульвия, явно повеселевшая от такой поддержки ее идеи. Идея и впрямь замечательная. Вспомнить о тех, ради кого и затевалась эта Революция, вспомнить о том, зачем нужно объединиться. Но почему Фульвия говорила о свадьбе? - А о какой свадьбе идет речь? – спрашиваю, недоуменно глядя на людей, сидящих за столом. Плутарх вздыхает и бьет себя ладонью по лицу. – Свадьба в разгар войны? - Точно, тебя ведь не было на собрании в штабе, - произносит он. – Финник и Энни женятся. Пит займется свадебным тортом, сейчас набирается арми… я хотел сказать хор детей, чтобы исполнять свадебную песнь. - Подготовка идет полным ходом, как я посмотрю, - вскидываю брови и смотрю на Пита. – А почему вы не сказали мне раньше? - В последнее время у вас было не очень много приятных сюрпризов, мисс Эвердин. Пусть хоть один станет для вас приятной неожиданностью, - говорит Кардью. – Мы решили сообща пока ничего Вам не сообщать. - Сообща, значит, - хмыкаю и закусываю губу. Питу предстоит многое мне сегодня объяснить, это точно. Как и Финнику, - И как давно? - Всего-то пару дней. Расслабься, Китнисс. Ребята хотели лишь поднять тебе настроение и все, - примирительно произносит Хеймитч. - Ничего больше. - Ладно, - произношу, желая покончить с этими новостями и уйти из этого гнетущего помещения. – Хорошо. Может, я могу чем-то помочь? - Может и так. - Китнисс может помочь мне с тортом, - предлагает Пит, и я киваю, соглашаясь. – Опытный помощник мне не помешал бы. - Если вы не против, тогда хорошо. Отлично, если вопросов больше нет, то собрание окончено, и вы можете вернуться к своим расписаниям. Китнисс, помощь Питу появится в твоем расписании уже завтра, а на сегодня ты свободна. Следующий ролик будем снимать, наверное, уже в Восьмом – там тоже недавно прошла бомбежка, и съемки в больнице не должны быть опасными. А пока все свободны. Я задерживаюсь, и пока все выходят, подхожу к Койн, останавливаясь в паре шагов от президента. - Ты что-то хотела? - Можно добавить в мое расписание уроки боевой подготовки? - Боевой подготовки? - Ну да, те самые занятия, на которые ходят все: Гейл, Джоанна, Пит, Финник. Если мне предстоят съемки на местах боевых действий, то, думаю, полезно будет обладать навыками рукопашного боя, к примеру, - пожимаю плечами и в упор смотрю на Койн. - Разве у тебя их нет? - Есть. Но я тоже не собираюсь просиживать штаны, пока мои друзья будут бороться и жертвовать собой. Мне надоело бездействовать, я хочу быть полезной. - Я подумаю над твоими словами. - И напоследок: я знаю этих людей всю мою жизнь, это мои знакомые и друзья. Я благодарна вам за их спасение, но вы не должны думать, что моя реакция на новость о том, что они живы - тактический ход, принятый ради ду.. ролика. Оставив право последнего слова за собой, я выхожу и тут же врезаюсь в Пита, поджидающего меня. - О чем ты просила? – спрашивает он. - Почему ты не сказал мне о свадьбе? – отвечаю вопросом на вопрос я. - Ладно, окей. Мы действительно решили подготовить тебе сюрприз, но раз уж ничего не вышло, то вот, все как на духу: эта идея родилась у Финника после бомбежки. Тогда мы все были в Штабе, и он спросил у Плутарха о возможности свадьбы. Я не помню, как мы вышли на эту тему, но говорить о чем-то нужно было, а темы для разговоров закончились. Вот мы и перешли на это, а потом он сказал мне такую вещь, что я даже подумал о нашей несостоявшейся свадьбе. - И что же он такого сказал?

And let the wind blow into our hearts Пусть ветер подует в наши сердца. And we're never apart Мы никогда не бываем порознь, And you'll know И ты поймёшь...

- Что когда не знаешь, сколько тебе осталось, нужно урвать у жизни максимум удовольствий. Я серьезно. После того, как он спросил у Плутарха, Хевенсби загорелся идеей устроить торжество, но Койн против большого праздника – слишком дорого. Да и Финник не хотел ничего грандиозного. Просто побыть рядом, в тишине и уюте, с любимым человеком – это то, что не даст никакое торжество. Просто Плутарху, наверное, не хватает сюжетов, вот он и ухватился за эту идею. Теперь твоя очередь. - Я хочу тренироваться вместе с вами, - быстро говорю, чтобы не дать ему возразить мне. – Я уже в состоянии самостоятельно принимать решения. А ты говорил, что уважаешь и принимаешь мой выбор, значит, прими и сейчас, - быстро коснувшись его губ своими, я обхватываю руками его лицо. – Койн обещала подумать. И я просто следую совету Финника, ведь никто действительно не знает, сколько нам осталось. - Знаешь, мне проще приглядывать за тобой, когда ты вертишься где-то рядом, - усмехается Пит и обнимает меня, застывшую в изумлении. - И не будет никаких «одумайся, Китнисс» или «прекрати рисковать собой»? – недоверчиво переспрашиваю я, удивленная и растерянная. - Не будет. Конечно, мне было бы гораздо спокойнее, знай я, что ты в безопасности здесь, но кому как не мне знать, что ты скорее пешком пойдешь в Капитолий разбираться со Сноу, чем согласишься бездействовать? Я больше всего на свете хочу оградить тебя от проблем и войны, но от них никуда не денешься. Поэтому я сделаю все от меня зависящее, чтобы тебя защитить. Финник прав – никто не знает, сколько нам осталось. Но даже то мизерное время, которое у нас есть, меняет многое в нас самих, в тех, кто нас любит, и в тех, кого любим мы. Но ведь от этого время становится еще более бесценным, верно? А как побывавшая на волосок от смерти более двух раз, я как никто должна ценить этот дар… Эта ночь не похожа на те, что я проводила здесь раньше. Для начала, гложущего ощущения одиночества больше нет – моя постель не пустует. Сегодня чувства стали ярче, дыхание - громче, а шепот – жарче. Мы не смыкаем глаз до самого утра, предаваясь тому, свидетели чему не особо-то и нужны. Я не особо верю в магию, но есть одна вещь, без веры в которую нашу жизнь было бы сложно представить. И название у этой самой вещи самое простое - любовь.

Deep in the night Глубокой ночью Love is alight Сияет любовь, And in the dark a flame is burning И во тьме пылает её пламя, A flame is burning Пылает пламя.