Торговая площадь, леди Хейзесс (часть 1)
12 сентября 2015 г. в 22:31
Вообще-то, человечье мясо оказалось катализатором. Я серьезно — один кусок того, что титан считает человечиной и реакция превращения начиналась. И при этом «считает человечиной» — это не значит человечина. Подобный трюк проходил и над свининой, и над картошкой — кажется, самовнушение сама основа превращения в титана и обратно.
Наверное, это происходит от «конфликта внутри» — неприятия факта бытия титаном. Или неприятия существования как человек.
Титан, который съедает человека; если кто-то с силой Титана съест хоть частицу того, что считает человеком, даже если он укусит себя в форме человека — между этими неизвестными стоит знак равно.
Титан, съедающий Титана, внушает себе, что он человек; Человек-с-силой-сыворотки, съедающий человека, внушает себе, что он Титан; и, тем не менее, ни один из них не является тем, кем он себя видит, но, тем не менее, они это осознают.
Неприятие темной стороны — такая старая тема, что ее просто не хочется поднимать.
Как бы то ни было, я изначально принял себя уже не человеком. Я нечто иное, и такое разногласие во мне — мне не по душе. Думаю, Райнер и Бертольд — такие же, впрочем, я не помню уже многого из аниме и манги, которую успел прочитать. Кусали ли они себя за руку?..
В форме Титана я оказался трех метров росту, да еще и худым дрыщем.
«Кажется, мне категорически нельзя на войну» — подумал я, когда оказалось, что мои руки в форме Титана почти не гнутся, зато пальцы оказались такими гибкими, как у шиноби из мира Наруто. Я их мог гнуть совершенно в любую сторону, под немыслимыми углами.
«Титан-Взломщик, орудует в районе поселения Мария, неуловим, ростом три метра» — выдал мозг.
Было почти что смешно.
Зато ноги были быстрыми.
Кстати, вы знаете, где я пробую свои способности?
Канализация.
Под Марией.
По мне — здесь поместится в полный рост семиметровый Титан. Ну, вы понимаете — катакомбы-тайны-интриги-расследования. Хотя… Расследования вычеркните и поставьте туда тренировки. Я серьезно. Нафиг мне знать, откуда под Розой огромные пространства семи метров высотой и с кучей потайных комнат? Мне просто опасно это знать.
Я знаю что там, глубже этих семи метров — там Подземный Город, родина Капрала. Я знаю что выше — там Роза, наполненная беглецами. Но знать, что и зачем было построено именно здесь — я не хочу.
Правда, я все-таки узнал, где заканчивается этот лабиринт. За стеной Мария. И соединен он с каждым домом — так вещала старая карта. Правда, с каждым домом «построенным двадцать или более лет назад».
Наш дом был построен сорок пять лет назад.
Хоть сейчас я мог плюнуть и пойти за ключом. Если что, защититься я смогу.
Убираю карту в карман и возвращаюсь на поверхность. Меня ждут.
Я работаю продавцом. Такие люди, как я, особенно важны. Нас стараются не трогать. Мы — Торговцы. В какой-то мере мы — посредники между беглецами из Марии и служащими Розы. Мы передаем просьбы жителей поселения Марии, их выполняют, а мы выполняем услуги взамен.
Я раздаю хлеб — у меня хорошая память на лица, а давать хлеб одному человеку более одного раза в день — уголовно наказуемо, меня могут сдать свои же. Казнь происходит в лучших традициях средневековья — на главной площади нашего поселка, на виду у всех. "Он, урод душой и телом, на смерть от голода обрек душу невинную, потакая желаниям чревоугодным пособника своего. Приговор ему…» Люди начинают кричать в унисон: «Смерть!», а вокруг раздается запах горелой плоти.
Тому, кого он покормил, отрезают руку, если узнали кто он. С одной рукой у нас не проживешь; это тоже своеобразный смертный приговор. Правда, крысы сейчас его не загрызут — об этом позаботилась Хейзесс, которая взамен на уничтожение популяции крыс пошла на работу в местный «сейм» как представитель Марии, которую до ее соглашения представлял посланник Розы.
Наверное, он вздохнул с облегчением.
— Привет, Эрен. Спасибо за дедушку! Не знаю как отблагодарить, но...
— Не за что, Армин. Потерять такого старика было бы верхом глупости, — улыбаюсь я.
Кстати, дед Армина, Адам Агат Арлерт жив-здоров благодаря мне. Но я этим не горжусь.
Это ведь всего ничего — спасти кого-нибудь ради семьи.