Часть 1
19 ноября 2014 г. в 18:14
Свет солнца настолько слаб, что не в силах разбавить уныние. Тяжёлые серые тучи переполнены, но боятся проронить хоть каплю дождя, будто чувствуют – эта земля пропитана слезами в избытке. Наверное, такими видят мир приговорённые к смертной казни.
В Дистрикте настолько тоскливо, что не жаль и расстаться с ним навеки. Только мама и Прим держат меня здесь. И Гейл, конечно, – зачем врать самой себе? Жаль, что понадобилось столько времени, чтобы понять, как много он для меня значит.
Когда-то этот парень, сам того не сознавая, учил меня быть сильной и добиваться всего самой. Мы росли вместе; в поисках добычи оттачивались наши навыки, под тяжестью долга перед семьёй закалялись характеры, в спорах рождались истина и взаимопонимание.
Это его решимость, трудолюбие и упорство были для меня примером. Сама того не замечая, я тянулась за ним, стараясь не отстать, и потому сумела стать опорой для мамы и сестры, веря, что нет ничего важнее. Потому что Гейл был и остаётся кормильцем и гарантом существования своей семьи, а я всегда равнялась на него. И сейчас, по-настоящему повзрослев, я понимаю, что он был прав, и что именно это наполняет нашу жизнь смыслом, делает её стоящей чего-то большего, чем ломаный грош.
Если вдуматься, каждый из нас помог другому стать личностью. Оставаясь для меня примером во всём, Гейл стремился быть лучше. А я благодаря ему научилась выживать, и если бы не он, в первый же день Игр было бы на один пушечный выстрел больше. В память о нелепой девчонке, вызвавшейся добровольцем в двенадцатом Дистрикте то ли в порыве отчаяния, то ли в погоне за славой.
Казалось бы, смертельные Игры уже позади, их жертвы покоятся с миром. Но на самом деле, жертва предстоит ещё одна – кривить душой. Тур Победителей обязывает нас, выживших в жестокой схватке на Арене, изображать пару счастливых марионеток Капитолия, восхвалять его, петь славу Играм и единству Панема в каждом из Дистриктов. Теперь я буду надолго лишена права оставаться собой; сейчас важнее то, что захочет видеть избалованная капитолийская публика. Иначе моей матери и сестре достанется по полной. Церемониться никто не станет.
-----------------
Сегодня так же, как и тогда, перед Жатвой, я пробралась в лес, чтобы набраться сил. Я обязана доиграть эту роль до конца, выдержать, не сломаться. Подать Капитолию на изящном подносе ту живую куклу Китнисс, которую они хотят. Всё бы отдала за возможность послать распорядителей Игр к дьяволу, но страх за тех, кого я люблю, заставляет меня взять себя в руки. Здесь, на берегу лесного озера, я могу побыть собой в последний раз перед Туром. Жаль, что в одиночестве – похоже, мы с Гейлом разминулись. А ведь он нужен сейчас, как воздух. Всего пара минут с ним наедине – и я выдержу десяток таких Туров. Лишь бы только этот замечательный парень не перестал ждать меня... Хруст сломавшейся где-то за спиной ветки заставляет вскочить, вмиг приготовив стрелу. Но через секунду я опускаю лук, даже не пряча радости и смущения – всего в нескольких шагах передо мной тот, кого я уже и не надеялась увидеть. – Тихо, тихо! – Гейл улыбается в ответ, вскинув ладонь, чтобы я случайно не выстрелила. Он всё-таки пришёл! Такой же, как и всегда: простой, сильный и спокойный. Наверное, он и сам не знает, как много значит для меня наша сегодняшняя встреча. – По пути сюда видел стайку индюшек. Пробежали мимо так, будто я никто, – он говорит о какой-то ерунде, чтобы дать мне возможность прийти в себя. – Совсем обнаглели! – делаю вид, будто возмущаюсь, но голос предательски дрожит. Сейчас Гейл читает в моих глазах настоящее смятение чувств, которое мне незачем скрывать от него. И лучшее, что он может для меня сделать – вернуть веру в свои силы. Я знаю, он сумеет. И неважно, как. – Когда уезжаешь в Тур? – спрашивает Гейл, словно о чём-то не слишком серьёзном, чтобы не нагнетать. – Через пару часов, – мрачно сообщаю я. – Тогда не будем терять время. Он не улыбается, но голос звучит твёрдо. Мы направляемся туда, где разгуливает стайка беспечных и нахальных пернатых. Надо бы их наказать. Гейл просто идёт рядом со мной, и оттого понемногу становится легче. Вот они, бессовестные птицы, потерявшие страх. Они даже не озираются по сторонам. Привычно укладываю стрелу на рукоять, целюсь, отпускаю тетиву... И в следующее мгновение едва не схожу с ума – мне кажется, я слишком привыкла убивать животных, а потому недрогнувшей рукой застрелила человека! Эта стрела на мгновение вернула меня в Игры, всё было слишком похоже. Я кричу от ужаса, наблюдая, как какой-то парень падает замертво, застреленный мной прямо в сердце. Внезапно моё видение обрывает голос Гейла: – Китнисс, что ты! Успокойся, всё хорошо! – Я убила его?! Убила?! – Кого? – Этого мальчишку! Вон там! – тычу пальцем вслед переполошившейся стайке птиц, удирающих напролом через кусты. – Тебе показалось! Успокойся! Нет там никого, Китнисс, слышишь? Ты здесь, со мной. Всё хорошо. Я таращу на Гейла ошалевшие глаза, не понимая, что произошло… и лишь его спокойная уверенность помогает мне прийти в себя. Я чувствую ладони парня на своих плечах, он смотрит исподлобья мне в глаза и говорит тихо, но убедительно: – Не надо так, Китнисс. Не позволяй Играм и всему этому давить на тебя. Не забывай, ты сильная. Судорожно киваю. Меня слегка лихорадит, хоть я уже опомнилась. Он прав – нельзя позволить сломать себя. – Иди ко мне, – почти шёпотом произносит Гейл, и через мгновение я утопаю в его крепких и надёжных объятиях. Прижавшись к парню всем телом, уткнувшись в его плечо, растворяюсь в таком родном тепле и чувствую, как силы возвращаются ко мне, будто растекаются по венам... Век бы так стояла, но боюсь, сегодня не выйдет. Понимаю, что нужно возвращаться, но отпустить его не могу, это немыслимо. И пока он так близко, я решаюсь сказать самое трудное. Приподняв голову, говорю тихо и мрачно: – Гейл, ты знаешь, что это за Тур, и что нас заставят там говорить. Я тебя прошу – не верь тому, что ты будешь видеть и слышать там. Это – всего лишь образ, картинка. Фальшивка. У неё будет моё лицо, мои глаза, мой голос и даже моё имя, но это буду не я. Ничему из этого не верь. И знай, что дороже тебя у меня никого нет. Что-то не так, я чувствую. Он отстраняется уверенно, силой снимает с плеч мои руки. – В Туре всякое может случиться. – Господи, Гейл, о чём ты? Ты веришь в эту чушь, которую видел на экране? Мы притворялись, понимаешь? – Убедительно, – разочарованно усмехается он. Я чувствую, как сжимается сердце. От напряжения каменеют ноги. Кажется, что и шагу не смогу ступить. Хорошо, хоть не падаю. – Ты злишься, Гейл, и потому не хочешь услышать меня. Если бы мы там не блефовали, то не спаслись бы. Нам бы никто не помог, и сейчас я была бы мертва. Что, так было бы лучше?! Я едва успела договорить – ладони парня обхватили моё лицо, а губы обжёг его поцелуй... самый желанный, самый нежный и самый горький в моей жизни. Никогда ещё я не испытывала такого безумного волнения, смятения, такой силы любви и тоски в таком тесном их сплетении. В сердце словно вонзилась раскалённая игла – так остро ощущалась наша вмиг вспыхнувшая страсть, перемешанная с болью. И боли было так много, что казалось, я умру прямо здесь и сейчас... Он бы уже оборвал поцелуй, но не в силах был это сделать. А я всё бы отдала, чтобы он не останавливался... Именно в ту минуту я поняла, как же сильно люблю его, но всё-таки теряю. Потому что он хочет поверить мне, но не может. Даже не знаю, кому из нас двоих от этого больнее.--------------------
...Сквозь сумасшедший ураган чувств и эмоций, вырвавший нас из реальности, я слышу его горестный шёпот: – Не удержался. Ну, хоть один раз... Гейл нехотя отстраняется, отводит взгляд и уходит, не попрощавшись. Глядя вслед мрачному парню, бредущему прочь с опущенной головой, я как никогда ясно сознаю, что он – лучшее, что было в моей жизни. Всё, что мы прошли вместе с Гейлом, привязало меня к нему незримыми нитями, прочнее которых нет. Этот поцелуй, на который он решился в порыве отчаяния, открыл мне то, что мы оба прятали слишком долго и глубоко, а потому ощутили так остро. Наверное, это даже не любовь – это нечто большее. Но с каждым шагом Гейл всё дальше, и мне его не остановить. А ближайшие несколько недель я вынуждена буду делать то, что лишь ещё сильнее оттолкнёт его. Мы все стали невольными заложниками жестоких Игр. Это как снежная лавина, кубарем летящая с горы, и чем дальше, тем сокрушительнее её напор. Я знаю, Гейл не заслужил того, чтобы терпеть всё, что с надменным безразличием сваливается на него с экранов, но ничего не могу поделать. Пока не могу. Кроме меня, некому защитить мать и сестру. Теперь остаётся лишь одно – верить, что он знает меня лучше, чем я сама, а потому однажды всё поймёт. И когда я получу, наконец, долгожданную свободу от трижды проклятых Игр, сделаю всё, чтобы вернуть этого необыкновенного парня и больше никогда его не потерять.
