Как избавиться от заклятия

Как избавиться от заклятия за 110 дней. Патрик осадил Милорда во дворе летнего замка и легко спрыгнул на землю. Его уже ждали. Дворецкий встретил его, принял из рук походный плащ, а затем проводил по коридору к большим узорчатым дверям. - Вас ожидают, ваше величество, - он почтительно поклонился и распахнул дверь. Патрик глубоко вдохнул и шагнул внутрь. Ему в самую последнюю очередь хотелось бы обращаться к этому человеку. Но справки, наведенные Эженом Паризье, говорили о том, что только здесь он, возможно, получит ответы на свои вопросы. В комнате царил полумрак. Тяжелые лиловые драпировки мешали солнечному свету проникать внутрь. Но какая-то часть его все-таки пробивалась и позволяла разглядеть роскошную обстановку, в то же время выдержанную с безукоризненным вкусом. Патрик осмотрелся и понял, что он здесь один. Только тогда король немного расслабился и опустился в одно из удобных кресел, обитых лиловым бархатом. Но его спокойствие было недолгим. Раздались легкие шаги, и в комнату вошла стройная женщина небольшого роста. В полумраке не видно было ее лица, но Патрик прекрасно знал, кто это. Он вскочил, не в силах сдержать закипавший в жилах гнев. - Спокойно, племянничек, - раздался насмешливый голос с легким мухляндским акцентом. Оттилия (а это была она) прошла через всю комнату и уселась в кресло, стоявшее с другой стороны стола. - Присаживайтесь, ваше величество, - пригласила она царственным жестом. Патрик понял, что напрасно ждать почтения перед его королевским достоинством и, стиснув зубы, опустился в кресло. Скупыми словами он обрисовал Оттилии ситуацию, чувствуя себя полным идиотом. Она рассмеялась в ответ своим гортанным смехом. «Так я и думал», - с горечью мысленно произнес Патрик, но обидный смех тут же смолк. - Ах, Ксавье, Ксавье. . . - задумчиво протянула Оттилия, - он всегда был затейником, особенно в молодости. . . И сейчас ничуть не изменился. . . Патрик весь обратился в слух, он понял, что Паризье как всегда оказался прав. - Я не водила компанию с такими. . . чудаками, - надменно поморщилась она, - но Ксавье порой был действительно забавен. . . И потом, мы все-таки учились на одном курсе, нельзя было не общаться. . . Она встала и подошла к высокому резному шкафу. - Ну что ж, - протянула графиня, - будем надеяться, что я еще не все забыла. Она распахнула дверцу, облокотилась на нее и повернулась вполоборота к Патрику. Он не мог не отметить стройность и изящество ее фигуры, подчеркнутые облегающим платьем. - Но помни, мальчик, - холодным тоном произнесла Оттилия, - я делаю это исключительно ради своей любимой племянницы. Она повернулась к шкафу, долго рылась на полках и наконец вытащила большой хрустальный шар, покрытый пылью. - Будем надеяться, что эта штука еще работает, - пробормотала графиня, аккуратно стирая пыль какой-то маленькой тряпочкой. В ее руках шар постепенно просветлел, а затем начал светиться внутренним матовым светом. Патрик с изумлением наблюдал за ее манипуляциями. - Но, графиня. . . - нерешительно произнес он, - Неужели вы тоже владеете магией, и, главное, верите во все это! Я никогда бы не подумал! С вашим практичным умом. . . - О, мальчик, - Оттилия усмехнулась, - ты еще очень многого обо мне не знаешь. . . В этот момент шар в ее руках вспыхнул сиреневой молнией и начал переливаться всеми цветами радуги. Патрик завороженно следил за ним. Эта игра красок была совершенно неповторимой, он никогда не видел ничего подобного. Оттилия с великой осторожностью опустила шар на стол, в самую середину. Он переливался и пульсировал в полумраке комнаты, как живое существо. Графиня медленно опустилась в дубовое кресло с резными подлокотниками. Теперь они с Патриком смотрели на шар с разных сторон, яркий свет ослеплял, и молодой король видел вместо Оттилии лишь неясный силуэт. Каким-то чутьем он понял, что сейчас не следует задавать вопросы, нужно лишь терпеливо ждать. И вскоре его терпение было вознаграждено. Оттилия заговорила. Голос ее неожиданно был тих и печален: - Увы, мальчик. . . Я и не подозревала, что все настолько серьезно. Ты действительно так сильно любишь Альбину? Патрик поперхнулся: - Графиня, о чем вы? Я люблю Марселлу, она моя жена! Оттилия покачала головой и тут же свет внутри шара погас. В комнате опять воцарился полумрак. - Мне очень жаль, - ее голос приобрел прежние металлические нотки, - но нельзя снять заклятие с того, кто сам не хочет, чтобы оно было снято! "Золотая сеть" на тебе держится прочнее, чем я когда-либо видела! Значит, она питается твоими внутренними желаниями и снять ее невозможно! Ни мне, ни кому-либо еще. Даже самому сильному магу! Графиня встала, давая понять, что аудиенция закончена. * * * На обратном пути Патрик пустил Милорда легкой рысью и практически отпустил поводья. Ему надо было подумать. Он решил пока не рассказывать друзьям о заклятии, хотя очень хотелось. Больше всего хотелось поделиться с Марселлой. Она всегда успокаивала, помогала советом, стоило рассказать ей о какой-нибудь проблеме и все сразу начинало казаться простым и легким. Но не в этом случае. "Бедняжка Марселла. . . - думал Патрик - ей и так непросто, а тут еще я со всякими глупостями. А она ведь расстроится, непременно расстроится. Я ее знаю, она такая чувствительная..." Он пришпорил Милорда и поехал чуточку быстрее. "Нет уж, - решил молодой король, - это только моя проблема, и я буду решать ее сам." Принятое решение придало ему оптимизма и казалось, что сила воли и самоконтроль сильнее любых заклятий... * * * Когда несколько недель спустя Патрик шел хорошо знакомым коридором в дворцовую библиотеку, ему все еще казалось, что заклятие практически побеждено и он неплохо с ним справляется. Альбину давно отпустили из-под домашнего ареста за недостатком улик. Таинственная секта не давала о себе знать. Болеющий Теодор и вполне здоровая тетушка Флора обживались в летнем замке. Реформы в стране шли полным ходом. Рядом были друзья и, как никогда прекрасная, расцветшая после замужества, любимая Марселла. Молодой король постоянно напоминал себе, что у него все хорошо, просто замечательно. Непонятно только было, зачем эти напоминания, если действительно все так хорошо. А секрет был прост. Патрик не чувствовал себя счастливым. Он старался не замечать Альбину, которая расхаживала по дворцу с самоуверенным видом. Ее официальное положение оставалось неясным. Все шушукались у нее за спиной. Но принцесса вела себя по-королевски, ни на что не обращая внимания. Она посещала все официальные церемонии, балы, приемы с каменным лицом. Патрик вошел в библиотеку, ему хотелось побыть одному. Был поздний вечер, во дворце все спали. Он оставил Марселлу, спящую блаженным сном ребенка и ушел, чтобы не беспокоить жену. Все чаще у короля случалась бессонница, и он боролся с ней привычным способом – читал и работал до рассвета. Вдруг до его слуха донесся шорох на антресолях. Патрик подумал, что ему показалось, но на всякий случай громко спросил: - Кто здесь? Шорох стал более отчетливым, и вдруг на Патрика сверху свалилась тяжеленная книга, он едва успел отскочить. В последний момент он увидел кусочек знакомого платья и стройную женскую ножку. - Альбина! – удивленно воскликнул король, - Выходи, я тебя видел, нечего прятаться! Принцесса медленно подошла к перилам и, перегнувшись через край, посмотрела вниз. - Если я мешаю тебе, то сейчас же уйду, - надменно сказала она. - Бог с тобой, Альбина, почему мешаешь, - искренне воскликнул Патрик, - просто я не ожидал тебя здесь увидеть! Он поднял книгу и прочитал название. - «Умерщвление плоти»? – Патрик удивился еще больше, хотя казалось, что это невозможно, - Альбина, неужели ты сидишь тут ночью и читаешь эту ерунду, писания средневековых монахов? - Мне не спалось, - с достоинством ответила Альбина, спускаясь по лестнице, - Но сейчас я уже ухожу. Она спустилась по лестнице и подошла к Патрику, намереваясь покинуть библиотеку. - Ты избегаешь меня, - печально констатировал король и взял ее за руку. Альбина тут же вырвала ее и запальчиво крикнула: - А ты не избегаешь? От ее холодной надменности не осталось и следа. Казалось, что весь воздух вокруг нее пропитался электричеством. В это время в оконное стекло ударил порыв ветра, несущий горсти первого снега, предвестника суровой абидонской зимы. В библиотеке было жарко натоплено, горели свечи, но за окном царили холод и мрак. Патрик подошел к окну и дернул витой шнурок. - Почему гардины не закрыла, уже ночь на дворе, - спросил он, задвигая шторы и стараясь казаться спокойным. Как вдруг его пронзило воспоминание о другой ситуации. Тогда был день, а сейчас ночь, тогда он был приемышем, а сейчас – король, но Альбина не изменилась совершенно, она была здесь и сейчас точно такой же, как тогда…. Он медленно повернулся, боясь посмотреть на нее. Но все-таки пришлось это сделать и их взгляды встретились. Глаза Альбины были холодными, в них искрились мелкие льдинки, прямо как те, которые летали сейчас за окном. - Ну, - спросила она, - ты ничего не хочешь мне сказать? Патрик смотрел на нее и молчал. У него было чувство, как будто вернулась немота, он хотел что-нибудь сказать - и не мог! - Хорошо, - произнесла Альбина, - тогда я скажу. Она подошла к нему близко-близко, так, что он чувствовал ее дыхание и исходивший от нее слабый аромат фиалки, потянулась к самому его уху и слабым шепотом произнесла: - Я тебя люблю... Патрик отпрянул. Все это казалось каким-то безумием. Никогда в жизни он не подумал бы, что Альбина способна произнести эти слова. Единственное, о чем он когда-то мечтал, это чтобы она позволяла себя любить. У него закружилась голова… Патрик пошатнулся и упал на словно нарочно поставленный в углу диванчик. Альбина подошла и присела рядом. Она не причитала и не вздыхала, просто молча ждала пока он немного придет в себя. Принцесса откинулась на самый уголок, прямо-таки вжалась в него, и королю пришлось придвинуться, сокращая расстояние, чтобы взглянуть ей в глаза. Они больше не были колючими и холодными, в голубых глазах Альбины плескалось теплое море, искрились лучики света и Патрик почувствовал, как что-то в нем тает и плавится под этим взглядом. Он больше не думал о государственных делах, таинственных розенкрейцерах и, как ни грустно это признать, о Марселле тоже. Молодой король не знал, что в этот самый миг над ним летает маленькая фея, позвякивая невидимым колокольчиком, и все туже затягивает его в золотую сеть, довольно улыбаясь и пританцовывая. Патрик только чувствовал, что Альбина должна быть как можно ближе к нему, еще ближе, совсем близко... Должна быть с ним единым целым, в конце концов! Наклоняясь над ней, он видел в ее глазах отражение своих собственных чувств и знал, что она думает совершенно о том же. Альбина протянула свою нежную маленькую ручку и прикоснулась к его коже, там, где был вырез белоснежной рубашки, где когда-то она водила острием смертоносной шпаги … Она опустила руку немного ниже и расстегнула верхнюю пуговицу… Патрик задохнулся от невероятной силы нахлынувших ощущений и схватил ее за руку. Он смотрел на Альбину, осознавая, что сейчас произойдет и понимая, что никакая сила в мире не заставит его отказаться от этого. Но, как честный человек, он был обязан по крайней мере предупредить: - Секс - это грязное дело, принцесса, - прошептал он, придвигаясь еще ближе, хотя казалось, что это невозможно. - Но любовь - чиста, - ответила она фразой из давно забытого романса. А потом свечи на маленьком столике вдруг погасли, и библиотека погрузилась в полную темноту. И никто из присутствовавших даже не догадывался, что это проделки маленькой феи, которая довольно потирала ручки. Им было вовсе не до того… * * * А в это время, в уединенном убежище ордена розенкрейцеров сгорбленный старик изумленно ахнул, увидев, что на стоявшем на подоконнике горшке с розовым кустом расцвел прекрасный алый цветок… И точно так же, как и маленькая фея, довольно потер свои старческие, скрюченные подагрой руки… * * * На следующее утро Патрик проснулся таким свежим и отдохнувшим, каким уже давненько себя не ощущал. Да он никогда себя так не ощущал! В груди было приятное тепло, а на душе беспричинная радость, уверенность, что все будет хорошо и жизнь по сути своей прекрасна, черт побери! «Вот оно как ощущается – счастье», - лениво подумал Патрик и приоткрыл один глаз. Он боялся, что вчерашнее ему просто пригрезилось. Но нет, она была здесь, живая и теплая, совсем непохожая на сновидение. Вот только глаза ее были полны слез, отчего настроение у Патрика сразу же испортилось. Пытаясь утешить Альбину, он нежно поцеловал ее в щеку. Щека была мокрой и соленой. Принцесса тут же оттолкнула его и вскочила с диванчика, оказавшегося на поверку довольно-таки просторным. Патрик не понимал, что происходит. - Я так и знала, - плаксивым тоном произнесла принцесса, хлюпая носом, - ты меня совсем не уважаешь… Она вытащила из складок платья огромный носовой платок и громко высморкалась. Потом подбежала к зеркалу, стоявшему у окна, раздвинула гардины и стала изучать свою распухшую физиономию в ярких лучах дневного света. - Как ужасно я выгляжу, - простонала она, заливаясь новыми потоками слез, - теперь ты меня точно разлюбишь… Она быстрыми движениями приводила в порядок прическу и одежду, не переставая при этом причитать: - Моя репутация погибла! Что будут болтать придворные о нас, это невозможно представить! Бедная мама, она этого не переживет. А отец? Он и так совсем плох! А все ты виноват! Она подскочила к Патрику, совершенно неожиданно отвесила ему пощечину, потом поцеловала в губы, снова залилась слезами и выскочила из комнаты, оставив его потрясенным до глубины души. Молодой король сидел, держась за щеку и ничего не понимал. Ему было физически больно, но еще больше болела душа. Он понимал только одно, что Альбина страдает и причина ее страданий – он, и это было похуже зубной боли. С таким вот ощущением он кое-как поднялся, привел себя в порядок и вышел из библиотеки. В стрельчатые окна бил яркий свет морозного утра. За ночь выпал первый снег, все кругом было белым и слепило глаза. Патрик устало присел на подоконник, размышляя об очередной метаморфозе Альбины. Неужели эта растрепанная, ревущая в три ручья и озабоченная только своей репутацией особа и та храбрая, независимая девушка, которая вчера сказала ему «Я люблю тебя!» - одно и то же лицо? Что-то здесь было не так, но что – Патрик никак не мог понять. Его мозг отказывался работать, а весь организм был перевернут кверху дном. Внезапно в коридоре прозвучали чьи-то быстрые, уверенные шаги. Из-за угла показался Жак, увидел Патрика и бросился к нему. Его лицо было озабоченным, и король сразу понял, что произошло что-то весьма неприятное. - А, вот ты где! – произнес артист, без обычного шутливого упрека за пренебрежение Патриком своими королевскими обязанностями, - Сегодня ночью розенкрейцеры начали восстание! В Абидонии гражданская война, доигрался, ваше величество! Он схватил Патрика за руку и быстро потащил к залу заседаний Большого Государственного Совета. * * * Когда они вошли внутрь, распахнув тяжелые дубовые двери, присутствующие поднялись навстречу, приветствуя молодого короля. Его величество махнул рукой, разрешая всем сесть, он никогда не придавал этикету большого значения. Большой Государственный Совет был в полном составе. Патрик знал всех этих людей уже давно, но пришлось познакомиться поближе, когда он стал королем. С края стола, ближе всех к дверям сидел Эжен Паризье. Бывший следователь тайной канцелярии графа Давиля сумел вызвать к себе доверие у короля-поэта, что было довольно нелегко сделать. Но его проницательный ум и тонкая ирония делали незаменимым участие Эжена в самых деликатных расследованиях. Рядом с ним развалился в вальяжной позе Удилак. Бывший полковник, теперь он стал генералом и главнокомандующим. В его бескорыстной преданности не сомневался никто, также как и в стратегических талантах. Они проявились еще со времен операции «Иго-го» и не раз получали подтверждение. К сожалению, генералу была свойственна нетактичность и полное отсутствие дипломатических способностей. Поговаривали, что он чересчур надышался ароматом голубой розы. Справа от Удилака, в вольтеровском кресле сидел с бокалом вина в холеной руке молодой человек с благородными чертами лица. Весь его вид выражал скуку и презрение к окружающим. Это был граф Арчи, молодой аристократ, известный тем, что возглавлял тайное общество еще во времена владычества Давиля. Его несколько раз ловили, отправляли на остров Берцовой кости, он бежал и все начиналось сначала. Бунтарь по природе, он питал отвращение ко всякой власти, сделав временное исключение для Патрика, стихами которого втайне восторгался. Напротив, практически во главе стола, сидел внешне очень спокойный человек с холодным взглядом. Это был главный казначей королевства. Ходили слухи, что его боялся даже сам граф Давиль. Король Теодор постоянно ругался со свояком по поводу расходов, но последнее слово всегда оставалось за казначеем. Мсье Лемаж благоволил королю, но неохотно расходовал финансы на нужды тайной канцелярии. Из бывших военных, он ушел в отставку после того, как его слегка контузило. И неожиданно для себя получил от короля Теодора пост казначея. Большой Государственный Совет был не таким уж большим и в полном составе собирался крайне редко. Все эти люди были рады смене власти и симпатизировали молодому королю Патрику. Но сегодня лица их были хмурыми и озабоченными. В полном молчании Жак и Патрик прошли к двум оставшимся свободным местам, уселись и заседание началось. Никто не решался заговорить первым. Все только мрачно переглядывались. Затем Паризье откашлялся: - Если позволите, ваше величество, я первым возьму слово, - деликатно начал он. Патрик кивнул, и следователь продолжил своим, как обычно вкрадчивым голосом. - Ситуация такова, - мягко прохаживаясь по паркету говорил он, - что мы оказались не готовы к выступлению розенкрейцеров. Все знали, что они существуют, что готовят удар, но мы привыкли к этой угрозе и не верили в нее всерьез. Розенкрейцеры стали какими-то мифическими существами. И вдруг нанесен резкий и неожиданный удар по всем нашим воинским частям, армия парализована, я полагаю? Он вопросительно посмотрел на Удилака. Военачальник вскочил со своего места и, не спрашивая разрешения, гневно обрушился на маленького следователя: - Ты это… Говори, да не заговаривайся! Мои молодцы еще на многое способны! Эх, жаль, я их перевооружить не успел… Закуплено ведь все, самое новейшее, техника всякая… Я лошадей страсть как люблю, но в наше время на них далеко не уедешь… Чуть-чуть мы не успели… Он быстро остыл, так же как и вспыхнул и понуро опустился на свое место. Патрик повернулся к казначею. - Мсье Лемаж, действительно закуплено все необходимое для перевооружения армии? - Налажены поставки самого современного оружия из Мухляндии, - бесцветным голосом произнес Анри Лемаж, - только не состоялась передача его воинским частям. Согласно документации оно все еще на складах. - Мы не о том говорим, господа, - внезапно раздался бархатный голос из вольтеровского кресла. Граф Арчи со скучающим видом вертел в руках все еще полный бокал. - Главный вопрос, - продолжил он, - почему они все-таки выступили? И почему именно сейчас? Он вопросительно посмотрел на собравшихся. Все отводили глаза. Возникла пауза. Которая была внезапно прервана появлением еще одного действующего лица. В коридоре раздался шум, большие дубовые двери распахнулись и в зал ворвалась заплаканная и растрепанная Альбина. Она изо всех сил стремилась сохранить лицо, но губы дрожали, когда тоном, напоминающим слабое подобие прежней властности она произнесла: - Патрик, мне необходимо поговорить с тобой! Все возбужденно загомонили, такое нарушение этикета, пусть даже принцессой, было неслыханным, лишь один граф Арчи иронически улыбался. В конечном итоге слово взял Паризье: - Ваше Высочество, я выражу общее мнение, если скажу, что обращение к королю, заседающему во главе Большого Государственного Совета просто по имени является... кхм... несколько панибратским... А желание поговорить с Его Величеством надо изложить секретарю и получить разрешение на аудиенцию... в более подходящее время... И вообще - как вам удалось войти, у нас секретное заседание, посторонних велено не пускать! Он строго посмотрел на растерянные лица стражников, выглядывающие из-за дверей. Они моментально спрятались. Тогда Паризье не менее строго посмотрел на Альбину. И увидел, что она не услышала ни слова из его речи. Взгляд принцессы был прикован к Патрику, как будто она стремилась его загипнотизировать. А молодой король чувствовал себя весьма неуютно под этим взглядом. Он растерянно оглянулся, словно ища поддержки. Жак моментально все понял, подхватил принцессу под локоть и стал потихонечку выпроваживать к дверям. - Ну что вы, Ваше Высочество, - успокоительным тоном говорил он, - вы же видите - король занят, у него важные государственные дела, он сейчас не может вести пустые разговоры... В дверном проеме Альбина резко обернулась и кинула на Патрика убийственной силы взгляд. - Это правда, - прошептала она срывающимся голосом, - у тебя есть дела важнее меня! Тут у нее окончательно прорвались рыдания и она выбежала в коридор. Патрик поднялся с кресла, стараясь казаться спокойным, хотя внутри у него все разрывалось от страданий. Последние слова Альбины перевернули ему душу. - Господа, - совершенно спокойным тоном произнес он, - я вас оставлю на минутку. Паризье, продолжайте! Я скоро вернусь. Изо всех сил стараясь не кинуться бегом, он прошел к дверям, как будто ничего не случилось, закрыл их за собой, кивнул обалдевшим стражникам... И со всех ног кинулся разыскивать Альбину! Она нашлась довольно скоро. Принцесса сидела в нише возле окна и задумчиво смотрела на зимний пейзаж. Выпавший вчера снег покрыл землю пушистым белоснежным ковром, под солнцем он искрился и сверкал миллионами бриллиантов. Патрик сел рядом с ней, не зная с чего начать. Он осторожно взял принцессу за руку. Альбина тут же вырвала ее. - Прости меня, - прошептал он, склоняясь к ее маленькому уху. Кудряшки щекотали ему губы. Принцесса сморщила презрительную гримаску: - Мне не нужны твои извинения, Патрик! Извиняются, если наступят на ногу. Она вскочила и посмотрела прямо ему в глаза: - За любовь не извиняются! Просто ты меня не любишь, а вот это - голос ее предательски дрогнул, - не заслуживает прощения. Шурша платьем, она кинулась бежать по коридору, выкрикивая на ходу: - Оставь меня в покое! Я не хочу тебя видеть! Патрик вздохнул и поплелся обратно в большой зал. Он чувствовал себя совершенно несчастным. За время его отсутствия кое-что изменилось. Все собрались вокруг стола и разглядывали большую карту, которую развернул Удилак. Он хмурился и покручивал свой кавалерийский ус, Паризье озабоченно качал головой, а на лице графа Арчи застыло недоуменное выражение. Конец всему этому положил Жак, который свернул карту и преувеличенно бодрым голосом произнес: - Да все нормально будет, не такие уж крутые ребята эти розенкрейцеры! Удилак, действуем по твоему плану наступления, ты их в два счета сделаешь. - Анри! - повернулся он к Лемажу, - у тебя для армии все есть, ну, провиант, транспорт, обозы, что еще там нужно кроме оружия? Казначей задумался. - Не могу сказать, что на сто процентов, но на 95 мы нашу армию всем необходимым обеспечили. Остальное подвезут за один-два дня. - Один-два часа, - раздался негромкий голос. Все повернулись и увидели Патрика. Он вошел совершенно бесшумно и теперь стоял рядом с ними возле стола. - Один-два часа, - повторил король, - и все поставки для армии должны быть выполнены! Не начинать наступление, пока не обеспечены всем необходимым. - Но, Ваше Величество…, - начал Лемаж, но наткнулся на взгляд Патрика и замолк на середине фразы. - Хорошо, Ваше Величество, - произнес он после паузы, - тогда, с вашего разрешения, я покину собрание, чтобы не терять ни минуты. Патрик кивнул и казначей быстрым шагом вышел из комнаты. Оставшиеся посмотрели друг на друга и стали постепенно расходиться. Удилак негромко переговаривался с графом об организации народного ополчения. Жак что-то доказывал фыркающему в усы Паризье. Король почувствовал себя позабытым и как всегда в такие моменты подумал о жене. Обычно эта мысль согревала его, но только не сегодня. Его пробрал озноб при мысли, что он не вспоминал о ней почти целые сутки. Было мучительно думать о той, которая должна быть единственной, но так ею и не стала. Патрик последним покинул зал, и, выйдя за дубовые двустворчатые двери, тут же нос к носу столкнулся с Марселлой! Ее милое лицо просияло улыбкой при виде мужа. Марселла радостно кинулась ему на шею и крепко обняла своими маленькими ручками. - Я так волновалась, - прошептала она, - Жак говорит, что война началась... Ты поэтому куда-то пропал, бедняга, только войны еще не хватало на твою королевскую голову! Она потрепала его белокурую макушку и стиснула еще крепче. Патрик стоял, как будто связанный по рукам и ногам этими объятиями, и с удивлением и ужасом чувствовал, что они вызывают у него... отвращение... Ему хотелось отцепить от себя нежные руки Марселлы, встряхнуть ее, и крикнуть: "Ты ничего не знаешь! Ты ничем не можешь мне помочь!" Но он сдержался, ласково разомкнул кольцо ее рук, легко поцеловал запястья и, стараясь не глядеть в глаза, произнес: - Да, дорогая, очень важные государственные дела. Я должен работать, не могу сейчас думать ни о чем другом. Мне надо немного побыть одному. Патрик еще раз поцеловал ей руку, вздохнул и направился прочь по коридору. Он шел в библиотеку. Со вчерашнего вечера здесь мало что изменилось, все вещи были такими привычными и уютными, это давало ощущение надежности Патрику. Но как же все изменилось у него внутри! Пытаясь сосредоточиться, он подошел к письменному столу и взял перо, намереваясь написать указ о снабжении армии. И прямо остолбенел от неожиданности: на столе лежала маленькая коробочка, перевязанная большим красным бантом! Патрик опасливо покосился на коробочку, недобрым словом поминая розенкрейцеров и все их колдовские штучки, а потом все-таки решился, взял коробочку в руки и осторожно открыл. Там лежала небольшая золотая цепочка с медальоном. При открытии в медальоне обнаружился миниатюрный портрет Альбины в возрасте восьми лет, сделанный когда-то давно придворным художником. Король был приятно удивлен и ощутил в груди теплую волну, глядя на такое знакомое и что уж там скрывать, любимое лицо. Легкая улыбка скользнула по его губам при воспоминании обо всех проделках маленькой принцессы. О, такой проказницы было поискать! Он спрятал медальон в ящик стола и углубился в написание указа. * * * Штаб народного ополчения располагался в бывшем трактире «Гнездо совы». Жак лично конфисковал это помещение под нужды действующей армии, сразу, как только вышел указ о введении военного положения. Трактирщик вяло пытался протестовать, но потом собрал вещички и куда-то исчез вместе со своим печально известным чадом. Теперь здесь принимали всех желающих добровольно вступить в ряды абидонской армии, снабжали их обмундированием, формировали небольшие отряды и отправляли в распоряжение действующих частей. В бывшей задней комнате разместили большой стол с картой военных действий. Туда-сюда постоянно носились гонцы с известиями. Сражение шло с переменным успехом, флажки на карте перемещались в разные стороны, но вскоре ни у кого уже не оставалось сомнений, что розенкрейцеры скоро войдут в столицу. Их действия были совершенно непредсказуемыми, но всегда решительными и очень быстрыми. Удилак, с его военным опытом, порой вставал в тупик перед этой совершенно неправильной, но имевшей определенный успех тактикой. К тому же пропаганда у противника была на высоте – по городу поползли слухи, что розенкрейцеры вернут на престол короля Теодора и вернутся благословенные времена абсолютной монархии. Многие соглашались, что это было бы неплохо. Ежедневно Эжен Паризье докладывал королю Патрику о состоянии дел. Молодой король непрерывно вел переговоры с послами соседних держав в поисках союзников. И как же радостно он вздохнул, когда увидел в окно, что из роскошной королевской кареты, по случаю зимы установленной на полозья, вылезает сам принц Пенапью, закутанный в меховой плащ! Забыв об этикете, Патрик сбежал по лестнице и обнял старого друга. Добродушное лицо принца лучилось его обаятельнейшей улыбкой. Он привез хорошие известия. Пенагония стала союзницей Абидонии. Был подписан пакт о ненападении и заключен договор о сотрудничестве. И, конечно же, первым делом, после всех государственных церемоний, Пенапью отправился нанести визит молодой королеве, а также бывшей служанке и своей лучшей подруге – не кому иному, как Марселле. * * * Королева сидела в своих покоях и грустила. Теперь ей часто приходилось это делать. «Подходящее занятие для королев», - думала Марселла, пока ее руки сами собой вышивали затейливый узор. Внезапно хлопнула дверь, девушка подняла глаза, и лицо ее засияло: - Пенапью, - крикнула она, и, не помня себя от радости, кинулась ему на шею. Возникла неловкая ситуация. Принц смущенно откашлялся. Марселла тут же отпустила его и чинно уселась за пяльцы. Ее щеки от смущения стали восхитительно розовыми. Она стеснялась смотреть Пенапью прямо в глаза и бросала на него исподволь косые взгляды, отчего лицо молодой королевы приобретало несвойственное ей лукавое выражение. Однако оно ей очень шло. По крайней мере, так думал Пенапью, присев на одно из стоявших рядом кресел. Он еще раз откашлялся и непринужденно сказал: - Здравствуйте, Марселлочка, - можно я вас так буду называть по-прежнему, - или вы теперь для меня Ее Величество? - Ну что вы, принц, - улыбнулась Марселла, и вся неловкость тут же испарилась от ее чудесной улыбки, - я всегда для вас буду просто Марселлой, мы же друзья! Она отложила пяльцы и повернулась к нему: - Рассказывайте принц, как у вас дела, что нового в Пенагонии, как ваше семейство поживает? - Да все по-старому, - вздохнул Пенапью, - папенька царствует, маменька ворчит, хочет, чтобы я женился поскорее. В стране порядок, недавно трактир ограбили, столько шуму было, как будто казну унесли! А всего-то оказалось, что студенты спьяну бочонок пива прихватили! Они на следующий день, как протрезвели, пришли извиняться и за все расплатились! -Ох, Пенапью, - в унисон ему вздохнула Марселла, - радуйтесь, что ничего у вас не происходит! Ведь это же здорово, когда никаких неприятностей нет! - Но и приятностей тоже нет, - загорячился Пенапью, - ведь это же так скучно – жить только ради себя самого! Я, может быть, хочу помогать людям, сделать что-нибудь полезное! Да вот хотя бы жениться – это же счастье! Только вот, - он снова вздохнул, - не на ком… Марселла внимательно посмотрела ему в глаза, потом опустила взгляд и очень тихо, так, что принц едва расслышал, произнесла: - Пенапью… вы правда… правда думаете, что жениться – это счастье…? Принц даже немного растерялся: - А что...? Разве нет...? - пролепетал он. - Это постоянный душевный труд, - твердо произнесла Марселла, - и новые страдания... посильнее прежних... - Страдания? - недоуменно протянул Пенапью, - Неужели, Марселлочка? Неужели вы хотите сказать, что страдаете оттого, что вышли замуж? Но почему? Что мешает вам наслаждаться счастьем? Это все из-за войны, да? Вы ведь такая добрая, такая чувствительная! - Не что, а кто! - усмехнулась Марселла, и Пенапью с изумлением заметил немалую долю жестокости в этой усмешке. Он побледнел от нахлынувших догадок, одна другой ужаснее и трясущимися губами произнес: - Марселла... Неужели это он... Он по-прежнему заставляет тебя страдать? Но этого просто не может быть! Вы столько пережили... Он был таким нежным с тобой! Из-за этого я и... Принц внезапно осекся и замолчал. В комнате повисла тишина. Марселла усиленно вышивала, но затем, не отрываясь от работы все-таки сказала: - Нет, я его не виню. И так ужас, сколько на него навалилось! Эта история с похищением и розенкрейцерами, война, да еще ходят слухи, что... заклятие какое-то существует. Он мне ничего не сказал, но сам так мается, бедняга, так мается! Даже похудел, ночами не спит! Я прямо не знаю, что делать! А она... Тут голос ее прервался и милое лицо молодой королевы снова исказилось. На этот раз выражением неприкрытой ненависти. Однако Марселла быстро взяла себя в руки и продолжила: - Она просто преследует его! Повсюду старается быть рядом, измучила какими-то нелепыми претензиями! Весь двор уже считает ее официальной фавориткой! Она... даже ко мне приходила как-то раз... Была такой нелепой, каялась, плакала... Голос Марселлы понизился до полушепота и стал прерывистым: - Пенапью, мне жаль их обоих... Честное слово, жаль... Они и вправду страдают... Но что мне-то делать...? Я ведь тоже живой человек...! И мне так тяжело, так тяжело... Так трудно делать вид, что все в порядке... Она замолчала, но по ее щекам покатились слезинки, бесшумно падая на вышивку и покрывая белоснежное полотно влажными пятнами. Этого Пенапью уже не мог вынести! Он вскочил на ноги и стал бегать по комнате, время от времени вцепляясь обеими руками в свои пышные волосы. - Но так же нельзя! - бормотал он, - Это же неправильно! Так не должно быть, надо что-то делать! Нельзя делать вид, что все в порядке, если совсем даже наоборот! Тут Пенапью остановился, словно потрясенный какой-то новой мыслью: - Нет, но как он мог? Я не верю, Марселла, это неправда! Патрик не мог так с тобой поступить, это нелепо, ты ведь пошутила, правда? Он с надеждой посмотрел на королеву, но выражение ее лица совершенно не соответствовало такому предположению. Марселла продолжала тихо плакать. Пенапью упал перед ней на колени: - Марселла, вы... Вы святая! Я никогда прежде не встречал таких людей! Он с усилием вытащил из ее рук вышивку, за которую Марселла цеплялась как за последнюю соломинку, отшвырнул в сторону и нежно взял ее руки в свои: - Марселла, вы... Нет, ты, мы же друзья! Ты должна рассказать мне все, понимаешь, все! Этого нельзя так оставить, Патрик мне тоже друг, но я так хочу, чтобы ты была счастлива! Я с ним поговорю начистоту, невзирая на дружбу, он все поймет, он должен... нет, просто обязан понять! Королева отворачивалась, стараясь удержать слезы и срывающимся голосом произнесла: - Тут нечего рассказывать, дорогой Пенапью... Она и сейчас наверняка с ним рядом... Они всегда вместе... А я одна... И ничегошеньки он не поймет... И никогда не понимал... Принц достал из кармана большущий белоснежный носовой платок и осторожно вытер Марселле последние слезинки. А затем решительно поднялся, увлекая королеву за собой и направился к дверям. - А вот мы сейчас посмотрим - поймет или нет? - сквозь зубы бормотал он. Марселла вяло сопротивлялась, но вскоре оставила это занятие и покорно последовала за принцем по направлению к рабочему кабинету Его Величества Патрика I. * * * Как ни прискорбно, но королева была абсолютно права! Пока она мило беседовала с принцем Пенапью, ее молодой супруг пребывал в обществе принцессы Альбины. Но следует отметить, что произошло это не совсем по его воле. Патрик собирался рассмотреть очередное донесение Удилака, война подкатывалась все ближе к столице, надо было решать вопрос об эвакуации, и решать быстро! Сейчас все зависело от короля, и Патрик понимал это. Скрепя сердце, он начал писать указ, пытаясь не думать о том, как это будет, если враг войдет в город, захватит дворец, его родной дом, где он вырос... Чувствовал он себя прескверно, ощущая предателем и трусом... Но ничего не мог поделать, розенкрейцеры путем ряда смелых маневров окружили столицу в кольцо. Абидонская армия под руководством Удилака сражалась героически, но на стороне врага было техническое превосходство. Розенкрейцеры веками накапливали самые передовые знания. Их малая численность окупалась умелой тактикой и передовым вооружением. Хотя Патрик считал, что их не так уж и мало, даже просто поразительно много для тайной организации. К тому же обнаружилось много сочувствующих, готовых поддержать возвращение короля-марионетки. Только вместо канцлера Давиля они получили бы целую могущественную организацию, проникшую во все слои общества. Патрик с болью осознавал, что промахи в руководстве и снабжении армии были не только головотяпством и безответственностью, но и прямым вредительством. Его бойцы порой были вынуждены сражаться, замерзая в снегу, без теплой одежды и еды и все лишь потому, что какой-нибудь комендант оказался тайным членом ордена. Но постепенно все становилось на свои места и тайные враги переходили в разряд явных. Хоть в этом был какой-то плюс... Из печальных размышлений Патрика выдернул внезапно раздавшийся резкий хлопок входной двери. Он поморщился и резким тоном сказал: - Паризье, я же просил не беспокоить! Он поднял глаза и увидел что это вовсе не Паризье. Перед его рабочим столом стояла Альбина, упираясь руками в столешницу и вид у нее был весьма непрезентабельный. Волосы растрепались, платье помялось, глаза были красными. Приблизительно так она стала всегда выглядеть в последнее время. Но Патрику она все равно казалась прекрасней всех на свете. Ему постоянно хотелось схватить ее в охапку и расцеловать. Увы, обстоятельства не очень к этому располагали. - Ты опять прячешься от меня за своими бумагами... - шмыгая носом, протянула Альбина. "О, Мадонна, только не сейчас!" - тоскливо подумал Патрик. Он покосился на недописанный указ. Принцесса это тут же заметила. - Нет уж, в этот раз тебе придется меня выслушать! - истеричным голосом крикнула она и бумага полетела на пол. - Альбина, это переходит все границы! - Патрик уже не мог сдерживаться, - Это был указ об эвакуации! Нам скоро предстоит покинуть замок, уехать из города, ты это понимаешь?! Он нагнулся, чтобы поднять документ, но маленькая ножка крепко наступила на него. Король шепотом выругался и попытался подвинуть изящную туфельку, однако она не сдвигалась ни на миллиметр. Тогда Патрик тяжело вздохнул, выпрямился и глядя Альбине прямо в голубые глаза, произнес: - Ну, хорошо, давай поговорим. Только недолго, я тебя умоляю! Они сели друг напротив друга в массивные кресла и принцесса с довольным видом спросила: - Скажи, Патрик, ты меня любишь? Король кивнул. - Сильно? - Да, я очень сильно люблю тебя, Альбина, - измученным голосом протянул Патрик, - я тебе сто раз про это говорил, и в стихах писал, и старался на деле доказывать. Прости, но сейчас у меня голова не тем занята. Вот победим розенкрейцеров - тогда поговорим о любви. - Тогда почему... - не обращая на его последние слова никакого внимания, капризно протянула принцесса, - почему ты не носишь мой медальон? - Какой медальон? - совершенно искренне изумился Патрик. Он напрочь забыл о коробочке с большим бантом. - Разве ты его не нашел? - голубые глаза Альбины стали еще больше от удивления, - Я же положила его прямо тебе на стол в такой красивенькой коробочке! - А! - Патрик внезапно вспомнил, - Нашел, конечно! Он у меня в ящике стола лежит! Тут из глаз Альбины крупным градом хлынули слезы. - Лежит в ящике, - горестно прорыдала она, - Разве для того я дарила тебе свой портрет, чтобы ты его в ящик прятал? Я думала, ты его будешь носить все время, не снимая! Чтобы вспоминать обо мне... И... и... Патрик подумал, что она икает. - И... о нашей любви, - выговорила наконец Альбина. Король уже успел налить ей стакан воды и теперь протянул его принцессе, нежно сжав ее плечо другой рукой. - Успокойся, Альбина, успокойся, - ласково, как маленькому ребенку говорил он, - Ну, если ты хочешь, конечно буду носить! И снимать не буду никогда! Внезапно принцесса так резко оттолкнула его руку, что стакан со звоном упал на пол и разбился. - Нет уж! - она вскочила на ноги, - Не надо делать мне одолжений! Ты сам должен был все понять! А теперь отдай его мне! Я забираю у тебя медальон! Он тебе не нужен!... Не нужен... Тут ее губы снова начали кривиться в плаксивую гримасу. Этого Патрик уже не мог вынести. Оставалось последнее средство. Он наконец-таки схватил ее в охапку и крепко поцеловал. Так крепко, что даже не заметил, как дверь бесшумно распахнулась и на пороге появились Пенапью и Марселла. Молодую королеву пронзило острое как молния страдание, отразившееся на ее лице и всей поникшей несчастной фигурке. А Пенапью стоял с помертвевшим лицом и бледный, как будто увидел привидение. Он не верил своим глазам. Внезапно Марселла пошатнулась и задела рукой вазу, стоявшую на маленьком столике возле двери. Та с грохотом упала на пол, заставив Патрика и Альбину наконец оторваться друг от друга и посмотреть на источник шума. Возникла немая сцена. Все четверо смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Первым нарушил молчание Пенапью. - А я не верил... - дрожащим от ярости голосом произнес принц, - я до последнего не верил... Он машинально вытер рукой глаза и выбежал из комнаты. Следом за ним очень медленно, с истинно королевским достоинством вышла Марселла. Патрик минуту помедлил в нерешительности и кинулся за ней. Альбина осталась в одиночестве. Принцесса яростно топнула своей маленькой ножкой, упала в кресло и зарыдала. Она чувствовала себя покинутой и одинокой... * * * Пенагонская делегация покинула дворец очень быстро и практически незаметно. Патрик и Пенапью до отъезда так и не встретились больше. Среди придворных пополз шепоток, что все это не к добру. Еще большую панику посеяло известие о том, что вместе с делегацией отбывает на родину и весь состав пенагонского посольства. Зима была в разгаре, стоял жуткий мороз, все дороги засыпало снегом, но Пенапью, как полномочный представитель короля настоял на немедленном отъезде. Целая вереница утепленных карет на полозьях проследовала из города в направлении Пенагонской границы, благо до нее было не так уж и далеко. Заставы абидонской армии не чинили им препятствий по личному указанию короля. Кордон розенкрейцеров, который встретился на пути, пропустил пенагонцев с почестями, едва только узнав, что это едет наследник престола. Они всегда были дальновидными ребятами, эти розенкрейцеры! Таким образом Пенапью и все его соотечественники благополучно добрались домой. Принц обнял отца, расцеловал мать, а потом все королевское семейство долго о чем-то беседовало, закрывшись наглухо от посторонних ушей. Утомленный дорогой принц ушел спать далеко заполночь. А на следующий день Пенагония объявила войну Абидонии. Абидонская армия лишилась последнего союзника. * * * Прошло несколько дней... Патрик сидел в большом зале дворца и прислушивался к далекой канонаде, которая раздавалась над городом. Им овладела какая-то странная апатия, ничего не хотелось делать, чувствовать, придумывать и воспринимать. Он как бы слился с креслом в котором сидел и ему казалось, что комната пуста и в ней никого нет. "Вот такой ты король, - мелькнула горькая мысль, - пустое место". Он не пытался отогнать ее, она просто мелькнула и ушла. И Патрик опять погрузился в то безмысленное состояние, которое одно могло притушить на время угрызения совести. Раньше он и не знал, что это за штука такая - чувство вины, угрызения совести... Просто жил, любил, писал стихи... В меру своих сил пытался улучшить мир... Его судьба была нелегкой, много горя пришлось испытать чувствительной душе поэта... Но все это были внешние обстоятельства, с которыми можно и нужно было бороться. А сейчас пропало всякое желание что-то предпринимать... "Да, розенкрейцеры... - снова вяло подумал он, - Хорошие ребята, по сути, умные... Пусть попробуют поуправляться с государством, может у них получится..." Как всегда вместе с мыслями снова остро кольнуло страдание. "Сколько было планов, сколько надежд...- ему, как девяностолетнему старику все это представлялось таким далеким, иллюзорным, - Глупый мальчишка! Ты действительно думал, что сможешь изменить этот мир..." Патрик сжал голову руками, раскачивая кресло, как будто так он мог отогнать рой тяжелых мыслей. Но было поздно... Они вернулись и теперь жалили, словно осы. "Ты думал дать людям свободу... Радуйтесь, можете говорить что хотите, никого не ссылают на Остров Берцовой Кости! И что дальше? Им не нужна эта свобода! Большинство даже не заметили, что власть поменялась! Другие пошли за розенкрейцерами, а почему? Потому что их боятся, считают колдунами, владеющими черной магией, мол, скажешь что-нибудь против них и у тебя корова сдохнет!" Король вяло улыбнулся, но тут же снова помрачнел, вспомнив, как переливался всеми цветами радуги хрустальный шар в кабинете Оттилии. "Им нужен страх, вот на чем держится любая власть, - горько подумал он, - Давиль это понимал, Теодор понимал, даже Пенапью понимает, наверное..." Вспомнив друга, он стиснул зубы, как от физической боли: "Пенапью, милый, наивный Пенапью! Он всегда видел суть, каким-то шестым чувством моментально понимал ситуацию, от него невозможно ничего скрыть! Вот и в этот раз не удалось..." Патрик почувствовал, как горячая соленая влага увлажнила его щеки и даже не сразу понял, что это - слезы. "Я разрушил жизни трех человек, трех любимых и дорогих мне человек, - думал он, пытаясь подавить рыдания, - Мне трактиром нельзя доверить управлять, не то, что страной!" Он моментально вспомнил, что розенкрейцеры вот-вот войдут в город, что пенагонская армия практически без боя заняла все приграничные территории, что в зале Большого совета его ждет горстка оставшихся верными ему людей и что он должен идти туда, ободрять и поддерживать их, вселять в них веру в победу, пусть даже шансы на нее были минимальными. И слезы тут же высохли. Он вытер щеки белоснежным платком, отпил воды из стоящего на столике бокала, стремясь вернуть себе твердость духа. "Тряпка! - жестко подумал он, - Возьми себя в руки!" Король твердым шагом вышел из кабинета, очень надеясь, что по пути в зал заседаний его никто не встретит. А уж туда он войдет с таким лицом, что никто никогда не догадается о минутах слабости Патрика Первого! * * * Но, увы, ему опять не повезло! Навстречу Патрику по одному из узких коридоров дворца шла тетка Оттилия. Разминуться с ней было никак не возможно. «Принесла же нелегкая!» - в сердцах подумал он, забывая, что в свое время сам пригласил ее пожить во дворце. Сеанс черной магии весьма впечатлил молодого короля и его отношения с теткой несколько улучшились. К тому же маниакальное желание надеть на свою голову корону совершенно оставило ее в последнее время. Патрик с удовольствием отдал бы ее сам, но совесть не позволяла взвалить такую ношу на другого человека. К чести Оттиллии надо признать, что она наотрез отказалась покинуть дворец во время всеобщей эвакуации. Весь двор сейчас находился в летнем замке - последнем относительно безопасном месте в Абидонии. Говорили даже, что бывшая королева Флора до сих пор устраивает балы. Но Оттилия не вернулась на этот островок безопасности. Она предпочла ненадежные стены осажденного дворца. Порой Патрик думал, что у нее наверняка есть на это свои причины, неизвестные никому, но выяснять их не было времени и сил. Он сделал сосредоточенное лицо, надеясь, что на нем уже пропали последние следы жгучих слез. Именно такое лицо должно было быть, по мнению Патрика, у мудрого государя, размышляющего над мировыми проблемами. Сам-то он знал, что таковым отнюдь не является, но не показывать же свою слабость противной тетке, известной весьма острым язычком! Оттилия прошествовала мимо, с дежурной улыбкой, изобразив на ходу нечто вроде реверанса. Вполне в ее духе - все по этикету, но так, словно это она королева, милостиво снисходящая к своим подданным. Патрик внутренне выдохнул и продолжал идти, но Оттилия вдруг обернулась. Король был к ней спиной и никак не мог этого видеть, но он почувствовал и мог поклясться, что всей кожей почувствовал, что она обернулась и смотрит на него! Этот взгляд как будто прожигал насквозь! "Черт! Заметила все-таки!" - мысленно выругался Патрик и медленно обернулся, не в силах вынести этого ощущения мурашек по коже. Оттилия продолжала пристально смотреть на него изучающим взглядом. - Что такое, ma tante? - как можно непринужденнее, светским тоном, осведомился он, - У вас какие-то проблемы? - Нет... У меня - нет, - вполголоса произнесла тетка, подходя к нему все ближе и не сводя при этом с Патрика гипнотического взгляда своих темных глаз. Ему стало окончательно не по себе. - Тогда... Я... пожалуй, пойду... - король как всегда почувствовал себя провинившимся школьником, - Меня ждут, ma tante! - Нет... Они - подождут, - все так же тихо сказала Оттилия и властно взяла его за руку, - А сейчас пойдем со мной, мальчик! Надо кое-что проверить! Она резко повернула назад и устремилась по коридору в свои покои, увлекая за собой вконец ошалевшего Патрика, уже не имевшего сил сопротивляться ей. Оттилия втащила короля в свой кабинет, закрыла дверь и толкнула его по направлению к креслу, в которое он и сел, нет, вернее - упал. Сама же направилась к шкафу, открыла его и вытащила уже знакомый Патрику хрустальный шар. На этот раз он не был покрыт пылью и сразу же засветился мягким матовым светом. В покоях Оттилии стоял вечный полумрак, поддерживаемый тяжелыми шторами, но свет шара рассеял его и мягко осветил лицо герцогини. Оно было таким сосредоточенным и вдохновенным, что Патрик вновь невольно залюбовался им. Но ему недолго пришлось созерцать это зрелище - Оттилия поднесла шар к глазам и стала смотреть на Патрика сквозь него. Король видел только неяркий свет и две руки, обнимающие шар, с тонкими, нервными пальцами, будто стебли, охватывающие его. Патрику вдруг стало скучно и он почувствовал, насколько устал и вымотался за последнее время. Его голова стала неудержимо клониться набок. Из последних сил король держал ее прямо, но ему больше всего хотелось заснуть. "Черт с ними со всеми, - вяло подумал он, - Подремлю полчасика, неужели не могут подождать..." Внезапно свет шара погас и наваждение тут же спало. Патрик изумился тому, что сидит тут с теткой и смотрит на хрустальный мячик, в то время как враг у ворот замка и ему надо срочно быть в государственном совете. - Ma tante, - сказал он, вставая - Засиделся я тут с вами! Простите, но мне действительно надо идти! Оттилия смотрела на него, мягко и загадочно улыбаясь. Этот взгляд не отпускал Патрика, он интриговал и завораживал. Это его даже в какой-то степени раздражало. - Если вам есть что сказать - говорите! - резко произнес он, - И покончим с этим! - Я не знаю, что произошло... - с обольстительным гортанным акцентом произнесла Оттилия, - Но приходится признать этот странный факт - племянничек, сейчас золотая сеть на тебе еле держится! Я могу ее снять без особого труда за пять минут! Когда смысл ее слов дошел до Патрика, он просто не поверил своим ушам! Молодой король настолько свыкся с мыслью о заклятии, связывающем его и Альбину, что стал считать его чем-то само собой разумеющимся! Он воспринимал его как стихийное бедствие, которому нельзя сопротивляться, и которое рушит судьбы людей, как ураган маленькие крестьянские домики. И вот пожалуйста - с ураганом можно справиться за пять минут! Патрик вновь словно онемел и не мог вымолвить ни слова. Король часто замечал за собой такую реакцию на стресс и ничего не мог с этим поделать! Он лишь молча смотрел на Оттилию, а та продолжала свою плавную, раздумчивую речь. - Да, племянничек, ты сильно изменился... - она подошла поближе, продолжая вглядываться в его лицо, но уже без помощи шара, который теперь мирно лежал на столе без всякого намека на свечение, - Укатали сивку крутые горки! Она усмехнулась. - Ну что - приступим? - и вопросительно посмотрела на Патрика. Он нашел в себе силы кивнуть. - Что... - хрипло начал он, откашлялся и тут же продолжил, - Что я должен делать? - Ни-че-го! - рассмеялась Оттилия, - Совершенно ничего! Все буду делать я! Она снова взяла короля за руку и усадила уже в другое кресло, стоявшее в самом центре комнаты возле небольшого столика. На столе горела свеча, озаряя пространство мягким светом. На улице стемнело, стоял трескучий мороз, но в комнате было жарко натоплено, в камине уютно потрескивали дрова. Кресло, в котором сидел Патрик было повернуто к камину, он ощущал приятное тепло, струившееся по ногам и вдруг успокоился. В конце концов он ничего не теряет! Пусть тетка попробует - а вдруг получится! Оттилия достала из шкафа небольшую тарелочку и пучок каких-то трав. Изящными пальцами размяла траву в порошок. Затем появился флакон, несколько капель из которого упали на ту же тарелочку... Что еще делала герцогиня Патрик не запомнил, но в конечном итоге на тарелке образовался небольшой костер, который сильно дымил. Этот не то дым, не то пар достиг обоняния Патрика и стал окутывать его фигуру словно коконом. Он плохо видел Оттилию сквозь дым. Кажется она читала что-то из старинной книги. Ему было все равно. Хотелось спать и ни о чем не думать. Тонкий аромат снадобья нравился ему, он напоминал... напоминал... что-то очень знакомое... Но Патрик не мог вспомнить... Это был аромат духов Альбины... А в это время маленькая фея, которую никто не видел, отчаянно пыталась собрать распадающуюся на куски золотую сеть! Она быстро, одним касанием волшебной палочки восстанавливала зияющие в ней дыры! Но все было напрасно! Сеть распадалась на глазах, исчезала, испарялась, сливаясь с волшебным дымом... Фея старалась до тех пор, пока сеть не исчезла совсем... Она в отчаянии всплеснула своими маленькими ручками... Но феи не умеют плакать, да и долго грустить тоже. Наша малютка чуть-чуть погрустила, вздохнула, и тут же унеслась куда-то по своим фейским делам... Патрик мирно спал в кресле. А в то же время в ставке розенкрейцеров засыпал на роскошной кровати старик с волевым лицом. Он уже закрыл глаза, снова открыл их, уже находясь в полудреме, и вдруг остатки сна слетели с него! Старик вскочил на ноги, прямо в ночной рубашке и колпаке подбежал к подоконнику, на котором располагался горшок с розовым кустом. О, ужас - еще недавно роскошная, красная роза поникла, завяла и превратилась в бесформенный сухой комочек... * * * Когда Патрик открыл глаза, то почувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Он как будто проспал целую ночь на удобной кровати, а не задремал в кресле. "Сколько же времени прошло, - с ужасом подумал он, возвращаясь к реальности, - Возможно розенкрейцеры уже в столице! Где все? Что я наделал!" Король вскочил на ноги, голова была ясной, как никогда. Потребность немедленно действовать, все исправить гнала его вперед. И только тут он заметил сидящую на диванчике Оттилию, которая спокойно курила сигарету с длинным мундштуком и насмешливо смотрела на него. Патрик остолбенел. Он в первый раз видел Оттилию курящей. - Ma tante, - дрожащим от ярости голосом произнес он, - Вы специально все это подстроили, я уверен! Если время упущено и мы проиграли войну, то вы поплатитесь за это, не знаю как, но поплатитесь, я вам клянусь! Оттилия продолжала все так же молча и насмешливо смотреть на него и это бесило Патрика все сильнее. Он ненавидел эту свою эмоциональность, всегда считал ее недостатком и старался не проявлять внешне. Поэтому счел за лучшее просто выйти из комнаты по-английски, не прощаясь. Его ждали более важные дела, чем разборки с вредной теткой. * * * Забыв о королевском достоинстве, Патрик, запыхавшись, вбежал в комнату. Все были в сборе. Удилак, посасывая трубочку, склонился над картой. Анри де Лемаж что-то настойчиво объяснял Эжену Паризье. Тот кивал с задумчивым видом. Граф Арчи как всегда развалился в кресле с бокалом вина, делая вид что все это его не касается, но на самом деле внимательно прислушивался к разговору. Видимо сказались долгие годы конспиративной деятельности. При виде короля все повернулись к нему. Эжен склонился в учтивом поклоне, все остальные, спохватившись, последовали его примеру. Внезапно дверь снова распахнулась и в комнату ворвался Жак. Он только что прибыл из расположения действующей армии. - Ну? - не сдержавшись, крикнул Удилак. - Нет, - покачал головой Жак и на лице его расцвела радостная улыбка, - Не знаю почему, но они отложили наступление! У нас еще есть несколько часов! Все сразу заговорили одновременно. - Я тут же отдаю приказ о немедленном наступлении! - Патрик. - Мне надо лично в наши части, срочно! - Удилак. - Боеприпасы и фураж уже доставлены в полном объеме, запас практически не ограничен! - Лемаж. - Наши разведчики достали карту расположения частей неприятеля! Удар надо нанести прямо по ставке розенкрейцеров! - Паризье. - Но почему? Почему они отложили наступление? - задумчиво сказал Арчи. Но в поднявшейся суматохе его никто не услышал. Удилак и Паризье что-то отметили на карте, сложили все в походный планшет, подписали у Патрика приказ и немедленно отбыли в действующую армию. Одновременно с ними понеслись в расположение частей гонцы с приказом о наступлении. Абидонская армия, практически разбитая, использовав промедление в действиях противника, неожиданно воспряла и стала наступать. Граф Арчи поднял своих партизан, которые атаковали армию розенкрейцеров в совершенно неожиданных местах, не давая им опомниться. Лемаж обеспечил ресурсами партизан и армию, ему наконец удалось выявить скрытых агентов розенкрейцеров среди фуражиров, к тому же он придумал новую транспортную схему, оптимизировав перевозки. Патрик и Жак скрыто выехали в расположение пенагонских частей. Это была очень опасная миссия. Но, как ни странно, с ними отправились Марта и Марселла. Переодевшись в походное мужское платье, они настояли на том, чтобы их взяли с собой. И как потом оказалось, не зря. Именно Марселле удалось убедить наследника пенагонского престола заключить перемирие с Абидонией. Пенагония снова сделала крутой поворот в своей внешней политике и теперь уже розенкрейцеры лишились сильного союзника. Двор перебрался обратно в столицу, сразу, как только там стало немного поспокойнее. Уж очень мерзли изнеженные аристократические барышни в неприспособленном для зимы летнем замке. Бывшая королева Флора встретилась со своей сестрой, они долго говорили о чем-то, а затем устроили небольшой благотворительный бал в пользу пострадавших от войны. В его подготовке активное участие приняла принцесса Альбина, хотя раньше подобными вещами никогда не интересовалась. Но она чувствовала потребность в какой-нибудь деятельности. Помощь другим увлекла ее, она даже забыла о собственных страданиях, они казались ей иллюзорными по сравнению с настоящей бедой. Когда Патрик и компания вернулись после своей дипломатической миссии, об Альбине в народе уже просто легенды ходили. Ее воспринимали как настоящего ангела милосердия, чем Патрик был немало удивлен. Их встреча была прохладной. Оба были удивлены тем, насколько разлука притупила чувства. Альбину больше не бесила холодность Патрика, она чувствовала со скрытым удовлетворением, что тоже теперь холодна и спокойна с ним. А у короля голова была забита таким множеством всяких дел, что он почти не вспоминал об Альбине. Надо сказать, что и о Марселле он думал поразительно мало. Порой короля накрывало горькое чувство вины перед женой. Но как загладить ее, он не знал. "Ничего, вот наступят мирные деньки, все образуется", - думал Патрик. А пока старался быть с ней предельно внимательным, чтобы не обидеть каким-нибудь случайным словом. Но Марселла все равно держалась настороженно. Между ними как будто возникла зона отчуждения, некий буфер, блокирующий болезненные воспоминания. И оба предпочитали не заходить на эту территорию. Но незаметно эта полоса отчуждения все дальше и дальше отдаляла их друг от друга. Также незаметно наступила весна. Внезапно потеплело, небо стало голубым, а деньки солнечными. Каждый день воспринимался как праздник. Тем более, что глашатаи каждый день возвещали о новых победах абидонской армии. По этому поводу устраивались фейерверки и народные гуляния. К середине марта розенкрейцеры были практически разбиты. Каким-то чудом еще держался их последний оплот - лесной замок. Но вскоре и он выкинул белый флаг. И через несколько дней король Патрик Первый встретился с Великим магистром Ксавье де Ланглуа для формальной церемонии официального суда, роспуска всех розенкрейцерских лож и запрета на веки вечные распространения их учения в Абидонии. * * * Они мчались по лесу, словно ветер, и кони Жака и Удилака ничуть не уступали Патрикову Милорду. Уже наступило лето, в лесу было сухо и копыта гулко стучали о землю. Дорогу в лесной замок Жак знал, как свои пять пальцев. Удилак увязался с ними, считая, что одного Жака для охраны короля явно недостаточно, а в лесу повсюду рыщут недобитые розенкрейцеры. И надо сказать, что он был не так уж неправ. И сейчас Патрик следовал за Жаком, стараясь не отставать, а бравый генерал прикрывал их сзади, так что можно было не опасаться внезапного нападения. Но Патрик все равно чувствовал внутри неприятный холодок страха. Он вынужден был признаться самому себе, что боится оказаться лицом к лицу с знаменитым Ксавье. Хотя по его внешнему виду никто об этом не догадался бы никогда. Они подлетели к подъемному мосту и копыта загрохотали по доскам настила. Мост был опущен и вся троица беспрепятственно въехала в замок. Они спешились и Патрик увидел перед собой улыбающееся лицо Паризье. Маленький следователь жестами пригласил их следовать за собой. - Скорее, Ваше Величество, - торопил он, - все уже собрались! Ждем только Вас! Они шли за Паризье по сумрачным коридорам замка и Патрик чувствовал, как этот неприятный холодок в животе растет и расширяется, наполняя ознобом все его тело. На каждом шагу стояли дежурные гвардейцы, они лихо отдавали честь его величеству и тут же салютовали своему обожаемому генералу. Замок был просто битком набит гвардией, ни одна розенкрецеровская мышь не проскочила бы здесь. "Откуда же этот странный озноб, это липкое чувство неопределенной опасности?" - недоумевал Патрик, - "Заболел я, что ли? Вот уж невовремя! Надо взять себя в руки, сейчас никак нельзя расклеиться!" И он шагал преувеличенно бодро, кивая гвардейцам и улыбаясь на вечные шуточки Жака. Наконец Паризье с усилием распахнул перед ними тяжелую дубовую дверь. Патрик вынужден был признать, что разбойничий замок гораздо больше, чем показался ему в первый раз. Помещение было ему совершенно незнакомо. Оно представляло собой просторный зал с высокими сводами и несколькими рядами сидений по бокам. На них расположилась масса придворных официальных лиц. Видимо, это было нечто вроде трапезной. Но сейчас отсюда вынесли столы и пространство казалось пустым. Только в центре стояло небольшое кресло. Перед ним, в конце зала устроили возвышение с роскошным бархатным балдахином. Патрик с содроганием понял, что именно там ему и придется сидеть. - Ну зачем весь этот фарс? - прошептал он, наклоняясь к Жаку. - Надо, Ваше Величество! - шепотом ответил артист, незаметно подталкивая короля в нужном направлении. Патрик уселся в кресло и нервно сжал подлокотники. Музыканты заиграли государственный гимн Абидонии. От этого стало еще хуже. От Жака не ускользнула нервная бледность молодого короля, он наклонился и тихо шепнул ему: - Не дрейфь, Ваше Величество, прорвемся! Как ни странно, эти простые дружеские слова растопили ледяной комок внутри. Патрик как-то резко ощутил, что он не один. Вот Паризье деловито перебирает бумаги, а верный Удилак подглядывает в них, покручивая ус. Граф Арчи уютно устроился в уголке и что-то пишет в маленьком блокноте. Лемаж сидит рядом с ним с задумчивым видом, как будто что-то подсчитывая в уме. А совсем неподалеку от Патрика, на роскошном сиденье - Марселла. Какая же она сегодня красивая! Ему кажется или действительно взгляд ее чуть-чуть потеплел... Марта ободряюще улыбается ему среди "придворного планктона", и где-то позади мелькает сумасшедше-розовая прическа Альбины... И тут двери наконец распахнулись, вошли двое гвардейцев, за ними еще двое и только потом ввели магистра. На нем были наручники, достаточно тяжелые для пожилого человека, но он, казалось, не замечал их. Хромая, Ксавье де Ланглуа прошел к креслу в центре зала и непринужденно уселся. - Ну, что ж, господа, пожалуй начнем? - деловито осведомился он. - Нам лучше знать, когда начинать! - недовольно фыркнул Паризье, но тут же осекся, повернулся к Патрику и светским тоном осведомился: - Не так ли, Ваше Величество? Патрик понял, что надо что-то сказать. Он писал свою речь целую ночь, но сейчас она совершенно вылетела у него из головы. - Кх... - он прокашлялся и как можно официальнее, без всяких эмоций, сказал, обращаясь к магистру: - Мы будем судить вас за преступления перед народом Абидонии, а затем... Вас повесят, несомненно. Но вы можете очистить свою совесть, рассказав нам секреты своей организации и чистосердечно открыв цели, которые вы преследовали. Магистр задумчиво смотрел на молодого короля. Казалось, он не слышал ни слова. - А что, Ваше Величество? - вдруг неожиданно спросил он, - Сильно изменились абидонцы после явления голубой розы? Патрик оторопел. - Не... Не очень..., - выдавил из себя король. - Да... Это правда... - медленно произнес магистр, - Они такие же люди, как и прежде. Паризье возмутился. - Ваше Величество! - сердито сказал следователь, - Не позволяйте ему давить на себя! У нас есть способы заставить его быть вежливым! - А, вы об этом! - магистр поднял маленькую сухую руку. На ней плотно сидели наручники. Он сделал неуловимое движение и наручники упали на пол. Все ахнули. Успел отреагировать только Арчи. Граф молниеносно кинулся к магистру. Что он хотел сделать, так и осталось неизвестным. Потому что он застыл на полпути в нелепой позе, вытянув руки вперед. Остальные тоже словно окаменели, сидя на своих местах, подобно восковым фигурам. Патрик с ужасом увидел, что наручники на самом деле не упали. Они висели в воздухе в сантиметре от пола! Двигался только старый магистр! Он размял затекшие руки, с удовольствием прошелся вокруг кресла. - Ну а теперь, Ваше Величество... - довольно произнес он, - мы наконец сможем спокойно поговорить. Магистр снова сделал какое-то движение и все вокруг стало неуловимо меняться... Краски поблекли, контуры предметов сделались неясными и расплывчатыми. Люди уже не напоминали восковые фигуры, скорее они были похожи на привидения. Их очертания таяли на глазах. Скамейки, стулья, роскошный помост - все рассыпалось и рушилось в никуда. Последними стали терять очертания и становиться прозрачными стены. Патрик ожидал увидеть за ними дремучий лес, наполненный водой ров - все, что окружало лесной замок. Но нет - горизонт, открывшийся перед ним был бескрайним, куда хватит глаз расстилалась бесплодная пустыня, а где-то вдалеке багровым пламенем полыхал закат. Посмотрев себе под ноги, король обнаружил, что стоит на каменистом плато, обрывающемся в пропасть. Голова у него закружилась, ноги подкосились и он сел на как будто специально подложенный громадный валун. Невдалеке на точно таком же валуне сидел магистр и, покачивая головой, насмешливо смотрел на Патрика. - О, Мадонна! - пролепетал тот, - Что это? Дрожащей рукой король обвел горизонт и окрестности. - Не нравится? - обеспокоенно покачал головой розенкрейцер, - Сейчас поменяем. Пара движений руками - и на Патрика обрушились потоки солнечного света. Кругом зеленела трава и пахло благоухающим ароматом полевых цветов. Как ни странно, камень остался прежним. Только теперь он лежал на зеленом лугу, который был окружен лесом сзади, а спереди примыкал к небольшой деревеньке. Красные черепичные крыши сверкали под солнцем, а рядом с домами паслись белоснежные овечки. - Так лучше? - осведомился магистр. - Нет уж... - протянул Патрик, содрогаясь при виде овечек, - Давайте все назад! И снова перед ним была пустыня на закате. - Хорошее место, - довольным тоном сказал кудесник, - Здесь отлично думается. - Только не меняйте больше ничего, - взмолился Патрик, - мне надо привыкнуть! - Хорошо-хорошо, молодой человек, привыкайте, осваивайтесь, будьте как дома! - улыбнулся Ксавье де Ланглуа. Патрику казалось невероятным, что он сидит и вот так запросто беседует с врагом государства номер один. - Но зачем... - мучительно протянул он, - почему вы это сделали... Погибло много людей, кругом разруха, и во имя чего? Какие-то заклятия, черная магия, я ничего не понимаю... Чего вы хотели добиться - корону надеть? Опять все из-за этого чертова престола?! Магистр подумал, прежде чем ответить. - Трудно объяснить... - он снова задумался, - Попробую образно... Например, ковер... Ты видишь только узор, красивый, гармоничный узор... А переверни его наизнанку, увидишь массу узелков и перепутанных между собой нитей... Это хаотичное зрелище на самом деле подчинено строгому порядку и именно из этих нитей рождается узор на обратной стороне... Он встал с валуна и взволнованно зашагал взад-вперед. - Вот так и плетется ткань истории, молодой человек! Вы обращаете внимание на узор! Но он сплетен из множества нитей, которые пересекаются в строгом порядке и нити эти - судьбы людей! Если потеряшь одну нить или, наоборот, добавишь лишнюю - все, узор теряет гармонию, получается брак и человечество деградирует, власть принимает уродливые формы, а прогресс летит в тартарары! Он остановился перед Патриком и внятно, преувеличенно четко произнес: - Мы плетем этот узор! Мы, розенкрейцеры, отвечаем за то, что он соответствует божественному плану и мировой гармонии! Без нас человечество давно бы погибло! "Он рехнулся..." - тоскливо подумал Патрик. Сумасшедшим надо подыгрывать, это давно известно, поэтому король с непринужденным видом вступил в разговор. - А при чем тут Альбина? И вообще - было ли заклятие? "Определенно было, - думал он про себя, - Этот тип и не на такие штуки способен. Очень опасный тип!" - Вы сами знаете, что было, - любезно улыбнулся магистр, - а я действительно опасен - но только для врагов, а вас я к таковым не причисляю, молодой человек. "Он может читать мысли, - запоздало похолодел Патрик, - Что же делать? Я ведь не могу их контролировать!" - Контролировать мысли достаточно легко - нужно лишь немного попрактиковаться, - махнул рукой розенкрейцер, - но мы сейчас не об этом! Альбина была нужна как отвлекающий фактор. В плане истории не предусмотрено сплетение твоей нити с нитью Марселлы. Её нить вообще лишняя! Нам пришлось слегка изменить узор, чтобы избежать глобальных бедствий в будущем. Поверь, тогда гражданская война показалась бы просто цветочками! - А что, собственно, Альбина потеряла из-за заклятья? - Патрик смешался и слегка покраснел, - Нет, я все понимаю, я очень виноват перед ней... Но ведь все казалось таким естественным... - Да? - магистр внимательно посмотрел на него, - И Альбина казалась тебе естественной? Король задумался. - Нееет... - выдавил он из себя, - Альбина была какой-то не такой... Совсем другой... Раньше она бесила меня и я страдал, а теперь она бесила меня, но я только злился и раздражался... - Потому что она потеряла самое дорогое для нее - свою независимость, непрошибаемую самоуверенность и презрение ко всем авторитетам. Это неуловимое сочетание, свойственное немногим, которое в будущем назовут "харизмой", "темной триадой", да еще по-всякому, но сути так никто и не поймет... - Да уж... - задумчиво протянул Патрик, - её действительно не поймешь... Он погрузился в воспоминания, что не ускользнуло от магистра. - Ни о чем не жалейте, любезный Патрик, - сочувственно произнес Ксавье, - Пережитый опыт пойдет ей на пользу! Она много перечувствовала, и теперь станет прежней, но не совсем! Намного, намного лучше, поверьте мне! Король поднял голову. Его глаза были полны слёз. Но он быстро взял себя в руки и, стараясь говорить нормальным голосом, продолжил: - Но я так и не понял - в чем смысл? Если Альбина лишилась этой своей... "харизмы"... то кто её получил? - Я! - улыбнулся магистр, - Пока вы с ней барахтались в золотой сети, я тоже получил незабываемые ощущения! Он с наслаждением потянулся и зажмурился от удовольствия. - Эх, как же это было здорово! Решения приходили интуитивно и моментально превращались в действия! Ни минуты сомнений или колебаний! Если бы не старушка Отти, я бы наголову разбил твоих военачальников, король Патрик, можешь мне поверить! И мы бы все равно встретились, но при других обстоятельствах. Но сейчас я рад, что вернулся в нормальное состояние. Этак можно было таких дров наломать! Он рассмеялся. - Как говорится: "хочешь почувствовать себя молодым - повтори все свои ошибки"... На какое-то время воцарилась тишина. Патрик с изумлением заметил, что прошло немало времени, а закат по-прежнему багровел прямо перед ними... Очередная загадка... Сколько их еще преподнесет ему магистр Ксавье?.. - Но вот мы встретились... - продолжил Патрик, - И я до сих пор не понимаю, зачем я вам нужен... Вы добились своего - Марселла больше не любит меня... Он горько вздохнул... - А я был по-настоящему счастлив с ней... С Альбиной - никогда, с ней всегда было сложно... Только Марселла дарила мне покой и счастье... - Эээх, молодой человек, - в унисон ему вздохнул магистр Ксавье, - знали бы вы, скольким людям пришлось пожертвовать личным счастьем ради высших целей. Вот я, например... Продолжения не последовало, а Патрик деликатно не стал расспрашивать. Он хорошо помнил рассказ королевы Флоры о временах её молодости... - Но для чего была моя жертва? - спросил он, - Могу ли я хотя бы узнать, ради каких высших целей меня разлучили с Марселлой? Патрик не хотел этого, но в его голосе явно прозвучал сарказм. Ответ магистра был неожиданным. - Можешь, - сказал тот, - если сам этого захочешь! - Неужели я по каким-то причинам откажусь? - все так же язвительно произнес король. Магистр снова вздохнул. - Как же объяснить вам, любезный Патрик, что большое знание предполагает большую ответственность! Если я приоткрою перед тобой завесу, то ты станешь одним из нас, одним из избранных! Ты уже никогда не сможешь жить как прежде! У тебя будет особая миссия, незаметная для непосвященных, но она поведет твою жизнь по новому руслу. Он прокашлялся. - Не скрою, что человек с такими задатками, как у тебя, весьма ценен для человечества. Овладев тайными знаниями ты сможешь изменить мир! Только, - он умоляюще взглянул на него, - будь осторожен, Патрик! В руках у магистра неизвестно откуда появились два бокала, наполовину наполненные жидкостью. В правой руке жидкость горела рубиновым огнем, а в левой - переливалась изумрудным цветом. - Теперь, - продолжил магистр, - у тебя есть последняя возможность выбора. Если выпьешь красную жидкость - то забудешь наш разговор, я верну тебя обратно во дворец и будешь жить как прежде. Но зеленый напиток откроет твое внутреннее зрение, пробудит скрытые способности и ты узнаешь массу вещей, которые перевернут твое представление о мире! Но, увы, о счастье в личной жизни придется позабыть! Ксавье откровенно издевался над ним. Он прекрасно знал, какой выбор сделает молодой король. Патрик задумался лишь на мгновение. Затем решительно взял бокал и залпом выпил изумрудную жидкость. После этого оба исчезли... * * * Патрик вернулся во дворец несколько часов спустя. За это время его друзья успели перевернуть сверху донизу лесной замок, обшарить дорогу до дворца, а также весь дворец. Сотрудники Паризье тайно провели розыскную операцию, а Удилак операцию под кодовым названием "Эге-гей". Когда король внезапно появился перед ними прямо в центре тронного зала, все уже готовы были предаться отчаянию. Тем более сильными были всеобщая радость и ликование. Когда восторги поутихли, естественно, все стали ждать объяснений. К сожалению, им пришлось удовольствоваться туманными намеками и неопределенными жестами. Большего от Патрика добиться не удалось. Со временем в народе сложилась легенда, что Патрик Первый боролся с магистром Ксавье в недрах земли и отправил противника прямо в преисподнюю, победив врага, так сказать, на его же поле. Кто был автором этой версии, дознаться не удалось, а сам Патрик не удосужился ее опровергать, так что легенда существовала многие годы, обросла целой массой деталей и спустя долгое время стала одной из причин переименования столицы Абидонии в Патрикбург. Но пока, сразу же по возвращении, королю пришлось вернуться к своим повседневным обязанностям. Страна требовала восстановления после войны, народ ждал перемен к лучшему и он их получил. Между множеством экономических проблем и вопросов Патрик находил время для подготовки к референдуму об установлении в Абидонии парламентской монархии. Сразу после этого, в случае положительного решения, должны были начаться выборы в парламент. Словом, хлопот был полон рот! В этой кутерьме Патрику казалось, что разговор с магистром и все те чудеса, что открылись ему потом были каким-то сном. Он так и думал бы, если бы не одно доказательство. Перед расставанием магистр вручил ему небольшую изящную брошь. Вещица была золотой, но рисунок нанесен эмалью. На ней красовалась искусно нарисованная голубая роза. - Носи её всегда при себе! - сказал Ксавье, крепко обнимая Патрика на прощанье, - Это древний символ розенкрейцеров, пока она на тебе, никто не сможет нанести тебе никакого вреда! Так что надень и я буду спокоен. "Однако, могут неправильно понять..." - подумал король. Он отвернул свой белоснежный кружевной воротник и приколол брошку с обратной стороны. Потом магистр исчез, а Патрик оказался дома, как будто ничего не произошло. Однако брошь была на своем месте, значит все происшедшее не было бредом или вымыслом... * * * В один прекрасный день в разгаре лета Патрик как всегда работал в своем кабинете. Референдум должен был состояться послезавтра, так что помещение представляло собой нечто вроде предвыборного штаба. Порой казалось, что снова идет война. Кругом были какие-то схемы, сводки, валялись отчеты и донесения. Кто-то входил и выходил постоянно. Перед королем лежала книга об английской парламентской системе, он читал её и делал выписки, которые должны были лечь в основу будущего королевского указа. Он чувствовал себя неимоверно утомленным, солнечные лучи заливали кабинет и отвлекали от работы. "Надо бы гардины задернуть", - подумал Патрик и тут же его толкнула в грудь целая лавина воспоминаний... И, как ни странно, именно в этот момент дверь тихонько приоткрылась и в комнату бесшумно вошла Альбина. Ей было совершенно несвойственно такое деликатное появление, поэтому Патрик смотрел на нее, как на некий мираж, созданный его мыслями. Смотрел и улыбался своей детской обаятельной улыбкой... - Не ешь меня глазами! - рассмеялась Альбина и присела на краешек стула... Патрик молчал и она смутилась, что опять-таки было на нее не похоже. - Если я мешаю, то сейчас же уйду! - она опустила глаза, - я ведь только попрощаться зашла. - Попрощаться? - недоуменно переспросил Патрик. - Да, я сегодня уезжаю и решила, что ты должен быть в курсе. - Альбина, это невозможно! - Патрик бросил перо и выпрямился, - Куда ты едешь, зачем? - Я решила немного пополнить свое образование. Ведь я по сути совершенно необразованна, мой ум так устроен, что должен работать, но он работает вхолостую. Поэтому я еду в Гейдельбергский университет! Патрик воззрился на нее с изумлением. - В Гейдельберг! И они тебя примут? Альбина рассмеялась. - А чему ты удивляешься? Я не так уж глупа! А главное... - она наклонилась к нему и заговорщицки прошептала, - тетка Оттилия дала мне рекомендацию! - Ну, если Оттилия, - облегченно вздохнул Патрик, - тогда все в порядке. Почему бы не попробовать! - Мои вещи уже собраны, - деловито сказала Альбина, - провожать меня не надо. Я напишу тебе, когда все устроится. - Альбина! - Патрик подошел к ней, крепко обнял за плечи и посмотрел прямо в глаза, - ты понимаешь, что это очень-очень надолго! Лет на пять минимум! Как же ты там будешь без меня! А я - без тебя? Невозможно представить! Она смотрела ему прямо в глаза, положив свои руки Патрику на грудь, словно райская птичка в кольце его объятий. Потоки солнечного света лились из окна и волосы Альбины светились словно нимб. И взгляд ее был спокоен и безмятежен, как у святой со старинного полотна. Она тихо сказала: - Все возможно... И прильнула к губам Патрика своими нежными розовыми губами. Ему показалось, что по ним скользнули лепестки розы. Скользнули - и сразу же опали. И он понял, что вот это и есть по-настоящему прощальный поцелуй. Патрик уронил руки и не стал более ее удерживать. Альбина еще раз улыбнулась ему и пошла к двери. В нее как раз ворвался граф Арчи с целым ворохом плакатов. Граф очень недурно рисовал, поэтому ему поручили сделать рисунки к вывескам, призывающим всех придти на референдум. Арчи взялся за это дело со свойственным ему воодушевлением и рисовал день и ночь. Ничего не видя, он наткнулся на Альбину и бумаги разлетелись по всей комнате. - Ой! - воскликнула принцесса от неожиданности, - как вы неуклюжи, сударь! - Простите меня, ради Бога! - Арчи быстро начал собирать бумаги, - я ничего не видел из-за этих рисунков! Альбина начала ему помогать и вдвоем они быстро сложили кипу Патрику на стол. Он начал просматривать рисунки. Они были действительно хороши. - Господа, я вас покидаю! - воскликнула Альбина, - Карета уже ждет! Она выскочила за дверь и исчезла. - Ваше Высочество, постойте! - Арчи последовал за ней, но догнать принцессу было уже невозможно. - Куда это она уезжает? - спросил он у Патрика. - В Гейдельбергский университет, - хмуро ответил тот, продолжая рассматривать рисунки. - В университет... - задумчиво повторил Арчи. "Надо бы мне тоже подтянуть свое образование, - думал он, рассеянно показывая Патрику наиболее удачные, на его взгляд, работы, - а то прямо стыдно - граф, и без высшего образования..." * * * Через день после отъезда Альбины в стране состоялся давно ожидаемый референдум. Народ был еще в некотором недоумении после разгрома розенкрейцеров, но в обществе бродило ожидание перемен, поэтому большинство высказалось за парламент. Все были ужасно довольны, что теперь сами причастны к управлению государством. Ну, или им так казалось. Что по сути одно и то же. Так что в воздухе витала всеобщая эйфория. Тем более, что Патрик издал указ, а мсье Лемаж не поскупился, и были организованы всенародные гулянья, представления, угощения, словом хлеба и зрелищ было вдоволь. Во дворце тоже ликовали, но более утонченно. Состоялся официальный прием, с участием иностранных послов, которые давно с беспокойством наблюдали за причудами молодого короля. Патрик заверил их, что политика Абидонии и курс на мирное сотрудничество ничуть не изменятся, вне зависимости, кто у власти - парламент или монарх. После этого был торжественный банкет и начались танцы. Король долго смотрел на склоняющихся друг к другу дам и кавалеров и у него тоскливо сжималось сердце. Альбина уехала. Марселла по-прежнему была холодна с ним. Сейчас она сидела рядом, а как будто находилась за тысячи километров. Политические цели были достигнуты, но никакого удовлетворения от этого он не чувствовал. "Наверно, я просто устал..." - вяло думал король. Ему вспомнился свадебный банкет, когда они с Марселлой впервые почувствовали отчуждение. Но тогда он был словно в угаре, думал только об Альбине, мечтал о ней, страдал о ней... Сейчас это чувство ушло и он ощущал какую-то пустоту внутри... И вместе с тем успокоенность... "Мне надо побыть одному... Очень надо...", - пришла простая и ясная мысль. Он поднялся с трона и, пробиваясь через толпу, пошел к выходу из зала. Люди узнавали его и расступались , так что образовался своеобразный коридор, где он шел. Марселла следила за ним с затаенным страданием. Оно не было острым, скорее привычным. Королеве казалось, что она знала, что именно так и будет. "Он так устроен, пусть побудет один, так будет лучше," - повторяла она про себя, и сама в это верила. Патрик тем временем забрел в королевские конюшни. Ему вспомнилась бешеная скачка на Милорде в день их с Марселлой свадьбы. Но сейчас он совсем не хотел никуда передвигаться. Просто конюшни были тихим и спокойным местом, а именно это было нужно Патрику - тишина и покой... Вдруг он услышал негромкий голос и понял, что все-таки не один. "Принесла же кого-то нелегкая!" - досадливо выругался король про себя. Но тут он увидел, что это Жак и вздохнул с облегчением. Жака он был рад видеть в любую минуту. Своим оптимизмом он заряжал всех окружающих и Патрика в том числе. А сейчас королю как никогда была необходима порция позитива. Он огляделся по сторонам, но никого не заметил. - С кем это ты тут беседуешь, Жак? - непринужденно спросил король, подходя к нему. - Уф, напугал! - артист вскинул руки в шутливом жесте, - Нельзя же так подкрадываться! - Я думал, что здесь совсем один, все ушли на праздник, и вдруг слышу - ты с кем-то разговариваешь! А правда - с кем? Жак выглядел сконфуженным. - Ты только не смейся, - он даже слегка покраснел, - Это я с Клементиной беседовал... Несмотря на просьбу друга, Патрик не мог сдержать улыбку. Только сейчас он обратил внимание на довольную морду Клементины, которая высовывалась из стойла и, казалось, действительно прислушивалась к их разговору. - А я-то думаю, чего это она такая веселая!... Что же это ты ей сказал?.. Что у нас теперь парламент? Не думал, что Клементина так переживает за политику Абидонии! - Нет, Патрик, это не смешно, она действительно все понимает... Жак замялся. - Я ей сказал, что скоро мы уезжаем отсюда - я, Марта и она - все вместе. И будем странствовать по-прежнему... Патрик переменился в лице. - Как это уезжаем? Почему? - Ну, я в общем-то давно об этом думал... Не могу долго сидеть на одном месте... И Марта тоже... А Клементина - видишь как истосковалась по дороге! У нас призвание такое - приносить людям смех и радость! И никакие дворцы нам его не заменят! Жак говорил горячо и страстно, боясь обидеть друга. Он со страхом посмотрел ему в глаза. Взгляд Патрика был печальным, но спокойным. - Да, Жак, ты прав... Призвание - это то, что выше нас... Выше и сильнее... И тут ничего не поделаешь... Ты счастлив, что у тебя есть талант и призвание... А я - я счастлив за тебя, ведь вы с Мартой мои друзья... Мне очень тяжело вас отпускать, но иначе нельзя... Я не настолько эгоист, чтобы вас удерживать... Жак почувствовал, что у него защипало в глазах. Чтобы скрыть это, он отвернулся и глухо сказал: - Я знал, что ты поймешь... Патрик, дружище, ведь не навек же мы расстаемся? Не в силах сдержать эмоции, он обнял Патрика и тут же отстранился, наконец взяв себя в руки. - Как знать, дружище, как знать... - в тон ему ответил Патрик... И друзья медленно побрели обратно в бальный зал. Жак чувствовал, что у него как будто гора свалилась с плеч. А Патрик был задумчив гораздо больше обычного. Ему в голову пришла одна мысль, которая теперь не давала покоя... * * * Прошло несколько дней. Отъезд Жака и Марты считался уже решенным делом. Они наносили прощальные визиты всем друзьям и знакомым. Марта и Марселла собирали все необходимое в дорогу. Юная королева была ужасно расстроена отъездом лучшей подруги, но крепилась изо всех сил. Марта чувствовала приблизительно то же самое, поэтому подруги поминутно обнимались, обливались слезами и клялись никогда не забывать друг друга. Патрик и Жак тоже подводили кое-какие итоги, причем каждый - свои. Жак даже недоумевал, почему король несколько отдалился от него, но после одного разговора все разъяснилось. Патрик просил друга держать этот разговор втайне до поры до времени. Тем более, что тайну эту хранить все равно пришлось недолго. Накануне отъезда друзей, вечером, Патрик пришел к Марселле. Она немного удивилась, ведь в последнее время королевская чета почти совсем перестала наносить вечерние визиты в покои друг друга. - Я не помешал? - деликатно осведомился король. Марселла посмотрела на него долгим взглядом. - Нет... Никогда еще она не казалась ему такой красивой. Вот именно сейчас, вполоборота, когда смотрела на него блестящими миндалевидными глазами. Он знал, что Марселла все еще не простила его и, возможно, никогда не простит. Но облик ее совпал, совпал до мельчайших деталей с тем образом, который он носил в своем сердце, с идеалом, который недостижим в реальной жизни, а существует только в воображении художников и поэтов. И вот - однако ж - она перед ним! И Патрик изумился, как он не замечал этого раньше... Он подошел, медленно взял ее руку в свои, и нежно, почти благоговейно поцеловал... У Марселлы на щеках блеснули слезы. Она вырвала руку, уселась в кресло и попыталась принять независимый вид. - Ваше Величество... Патрик... Не надо... Она старалась говорить спокойно. - Я все понимаю... Альбина уехала... И тебе... Теперь... - Марселла задыхалась, когда произнесла эти слова, ей мешал комок в горле, - Некого больше... любить... Молодая женщина встала с кресла и взгляд ее стал поистине королевским: - Но я больше не хочу быть ее заместительницей! Вот так, Патрик! После этой вспышки она упала обратно в кресло и залилась слезами. Патрик удрученно смотрел на нее, потом опустился прямо на пол, рядом с креслом и стал ждать, когда она успокоится. Через некоторое время рыдания Марселлы утихли. И только тогда король почти шепотом произнес: - Она всегда будет стоять между нами... И наплевать, что это было - заклятие или наваждение... Или любовь... Она может уехать за тридевять земель, но ее тень будет с нами неотступно... И это я, только я виноват в том, что вызвал эту тень.... И мне нет прощения... Эти слова поразили Марселлу и она с удивлением посмотрела на Патрика. В общем-то, она тоже так считала, но ее поразило, что ее мысли совпали с мыслями мужа. Это было даже приятно, в какой-то степени. Но сам факт оставался весьма печальным - она так и не смогла его простить. Очевидно, Патрик тоже это понимал, потому что больше не стал пытаться прикоснуться к ней, а вскочил на ноги и стал в волнении мерять шагами комнату. Потом резко повернулся к Марселле и сказал: - Я нашел решение! Она вопросительно посмотрела на него. - Мне тоже надо уехать! Если бы сейчас перед Марселлой разверзлась пропасть и из нее вылез белый единорог, то и тогда она удивилась бы меньше. - Как - уехать? Куда? Она плохо соображала от стресса, голова закружилась, мысли путались... Не замечая этого, Патрик ответил: - Все равно куда! Не в этом суть! Не хочу мучать тебя своим присутствием! Сейчас Жак и Марта уезжают - вот и я вместе с ними! Последние слова прозвучали невыразимо горько. Марселла вскочила и начала ходить по комнате, заламывая руки. Она лихорадочно соображала: "Он все неправильно понял... Он думает, что я разлюбила его... Но ведь это совсем не так! Я не могу простить именно потому, что люблю... По-прежнему люблю его больше всех на свете! Но что же делать?..." Она застонала, зайдя в тупик, не умея найти нужных слов... Патрик подошел к ней, взял за руку и внимательно посмотрел в глаза. - Так будет лучше... - ласково сказал он, - Лучше для нас обоих... Марселла попыталась собрать свои мысли: - Но ты не можешь этого сделать! Ты же король! Тебя никто не отпустит, - она слабо улыбнулась, - У королей не бывает отпуска! - А вот и нет! - в тон ей отозвался Патрик, - С завтрашнего дня я - король в отпуске! Я уже все бумаги подписал. Теперь ты единовластная королева! Вплоть до моего возвращения! - Патрик, но я не справлюсь! - Марселле стало еще хуже при этой мысли, - Ты меня оставляешь совсем одну! Я - бывшая служанка, меня ничему никогда не учили, я не умею управлять государством! Патрик задумался. - А знаешь, Марселлочка, - он вдруг стал снова похож на того юнца, который хотел изменить мир, - ведь это здорово и по сути очень правильно, когда каждая служанка может управлять государством! Когда-нибудь так и будет - я уверен! - Но ты, - продолжил он, - непременно справишься. Во-первых, у нас теперь парламент, так что твоя обязанность - быть почетным представителем монархии, только и всего! Улыбайся подданным, занимайся благотворительностью... С Пенагонией у нас будут прекрасные отношения, несомненно!... И во-вторых -ты не одна, запомни это! Вокруг тебя масса людей, на которых можно опереться, как на саму себя. Паризье - государственная голова, Удилак - верный генерал, мсье Лемаж - умница и практик, граф Арчи... Впрочем, он, кажется, учиться собрался, но не в этом суть! Главное - кругом люди, которые преданы тебе, не забывай это никогда! - Насчет королевских обязанностей... - Патрик снова задумался, - Посоветуйся со стариной Теодором! Он собаку съел на почетном представительстве! А то я слышал, он страшно скучает в летнем замке. В последнее время поправился, но остался совершенно не у дел. Даже садоводством стал увлекаться, представляешь? Это он - прирожденный лошадник! Марселла нахмурила брови. - Вот уж к нему я точно не буду обращаться! Патрик, ну как ты мог забыть... - она осеклась. - Я ничего не забыл, Марселлочка, - Патрик вздохнул, - Просто теперь я знаю намного больше... Не спрашивай откуда - просто знаю, и все! Именно благодаря Теодору я остался жив, а не погиб от какой-нибудь необъяснимой болезни в возрасте четырех лет. И это так же верно, как и то, что мне нужно уехать сейчас. Когда-нибудь я смогу тебе все объяснить... Надеюсь, что смогу... Воцарилось молчание. - И это все, что ты хотел мне сказать, Патрик? - опустошенно спросила Марселла через некоторое время. - Нет, не все, Марселлочка, - он снова говорил почти шепотом, - Это, наверное, надо было во-первых, да и вообще в-главных... Я люблю тебя и сделаю все для того, чтобы нам дали второй шанс! - В мире много незримых сил, - продолжал он, как будто озаренный внутренним светом, - И большинство из них - темные силы, которые подстерегают нас, ловят каждую нашу ошибку, каждую слабость. Мы их не видим, но они есть, Марселлочка, я это чувствую, с некоторых пор. Весь мир - это борьба темного и светлого начал, а поле битвы - человеческая душа... Я уезжаю, потому что битва еще не выиграна, и неизвестно, можно ли ее выиграть вообще... Но я попытаюсь, любимая, я должен попробовать... Марселла заплакала. Она поняла, что все серьезно и Патрика уже не переубедить. Он подошел к ней и погладил по голове, как в прежние времена. - Вот... - сказал он и отколол с изнанки воротника маленькую брошь, - Никогда с ней не расставайся! Король прикрепил на корсаж платья жены брошку с голубой розой, последний подарок старого розенкрейцера. - Носи ее не снимая, это очень важно! "Чем черт не шутит, - подумал он, - А вдруг и вправду это работает!" Скрепя сердце, он вышел из комнаты. Марселла заливалась слезами, но ничего не могла поделать. Она только прижимала брошку к груди как великий талисман, дающий надежду на счастье. "Он все-таки сказал, что любит меня... Все-таки сказал..." - повторяла она про себя, как заклинание... * * * Повозка тряслась на проселочной дороге и Патрик никак не мог удобно устроиться внутри. Жак и Марта тихонько переговаривались на козлах, думая, что он спит. Но король не спал. Или уже не король? "Король в отпуске", так он сказал Марселле перед отъездом. Таких прецедентов в истории Абидонии еще не было - чтобы король на время оставил престол. Конечно, Патрик постарался все устроить без лишней шумихи. Было объявлено о его отъезде на лечебные воды с целью поправки подорванной войной нервной системы. Но ближайшее окружение, конечно, было в курсе. Паризье просто рвал и метал по поводу такой безответственности накануне парламентских выборов. Ему все-таки пришлось взвалить на себя обязанности канцлера, но Эжен поклялся, что первым же делом поставит вопрос об упразднении этой должности навсегда. Граф Арчи понял, что учеба в университете ему на ближайшее время улыбнулась, но воспринял это философски, понимая, что как человек и гражданин нужен своей стране именно здесь и сейчас. Удилак как всегда нес службу и выполнял приказы, а мсье Лемаж подписывал платежные документы (или не подписывал, смотря по обстоятельствам). И все сочувствовали Марселле и втихаря ругали Патрика. Только Жак ходил довольный, хотя тоже чувствовал вину перед королевой. Она, как всегда держалась молодцом, и ни слезинки не проронила при прощании, но все понимали, чего ей это стоит, и Патрик в первую очередь. И, сейчас, сидя в душной повозке, он терзался чувством вины и ничего не мог с этим поделать. Хотя чувство вины было просто цветочками по сравнению с огромной тяжестью навалившейся тоски и ощущением утраты чего-то важного. Патрику казалось, что из него вытащили половину внутренностей и на их месте образовалась огромная дыра, которая тянет из него все жизненные силы. Он бессильно лежал на сене в повозке и пытался размышлять. " Она сильная, она должна справиться... И потом - все остальные ей помогут... Хорошо, что дома осталось столько верных людей... Но меня-то там не будет! А вдруг..." Он тихонько застонал, осознавая, что ничего уже не исправишь. Но Марта услышала и решила, что он стонет во сне. - Видишь! - с упреком сказала она Жаку, - Ну как он мог так поступить! Сам страдает и ее мучает! Наверное, действительно болен! А ты ему потакаешь! Почему не отговорил от этой авантюры, ты-то здравомыслящий человек! Но Жак молча слушал упреки своей очаровательной супруги, тихонько покусывая усы, которые недавно отпустил. Он тоже не понимал большую часть доводов Патрика. Патрик порой и сам себя не понимал. Почему он решился уехать? Старый розенкрейцер открыл ему дверцу в невидимый мир и он ясно увидел будущее и прошлое, как будто сам там присутствовал. Но прошлое уже не изменить, а будущее, увиденное однажды, могло быть исправлено. И, как ни странно, его брак с Марселлой должен был повлечь за собой неисчислимые несчастья, как для них самих, так и для страны, несмотря на их великую любовь друг к другу. Интриги, раздоры, зависть должны были сопровождать этот брак. Болезни и смерть наследников. Снова борьба за престол. И на исходе жизни - бессмысленный и беспощадный бунт, многие годы реакции и прозвище Патрика Кровавого... Король содрогнулся. Нет, не так он хотел прожить жизнь, не такого он желал своей обожаемой Марселле. И , как всегда, решил поспорить с судьбой. Его внезапный отъезд повернул колесницу судьбы в другую сторону. В какую - он не знал, а старого магистра рядом не было, чтобы показать ему. Но Патрик знал, что в какой-то момент обретет силу, чтобы самому проникать сквозь завесу времени. В какой-то момент ему станут подвластны неведомые стихии, и с их помощью он все исправит и сможет вернуться домой. Ему нужен учитель. И он появится, не может не появиться. Ему нужны испытания. И они не заставят себя долго ждать. А пока дряхлая повозка мирно тряслась по проселочной дороге, увлекаемая не менее дряхлой Клементиной. Жак и Марта тихонько напевали какую-то песню. Несмотря ни на что, они были счастливы вновь пуститься в дорогу. Стояло позднее лето, воздух был сухим и жарким, вокруг расстилались золотые поля, а с моря дул приятный прохладный ветер. Патрик осторожно приподнял край занавески и вдохнул этот свежий ветер. И в тот самый момент, когда ветер странствий наполнил его легкие, он ощутил какой-то детский восторг и твердую уверенность в том, что все будет хорошо.