Память сердца

Знаешь, Ясу… Я помню тот день, когда мы впервые встретились. В этот день шел дождь. Капли, словно свинцовые серебряные пули, падали на асфальт, отбивая удивительные ритмы, на которые способна лишь природа. Небо, казалось, нависло надо мною, своим грозным темным видом показывая, что сегодня я не спасусь. Я не искала спасения. В тот день я чувствовала себя странно. Чувство отстранения от всего мира, нежелание его понимать и запечатлевать события своей суетливой жизни в своей безрассудной памяти, отчетливое понимание того, что сегодня мне нужно только одно – человек, которого можно полюбить. Я готова была идти навстречу резким порывам ветра, сгибаясь под хлещущими плетьми косого летнего, но холодного, как мое сердце, дождя. Мне не хотелось ощущать эту угнетающую пустоту в своей груди. Я хотела найти того, кто смог бы заполнить ее до краев. Знаешь, Ясу… Ты был единственным, кто смог сделать это. Я никогда не считала себя особенной. Возможно, во мне есть что-то такое, что называют изюминкой. Мои волосы наглого алого цвета, а глаза призрачно-голубые, как туман. Я не следую моде, предпочитая современным тряпкам старые добрые корсеты на шнуровке и длинные пышные юбки. Я всего лишь человек, застрявший где-то в эпохе благородных дам и галантных кавалеров. Девушка, чьи кончики пальцев только что соскользнули с полотна, на котором мы сами творим себе судьбу. Безнадежно одинокая из-за своей сдержанности, молчания, привычке к анализированию чужих поступков, взглядов, жестов. Знаешь, Ясу, если бы мои хрупкие пальцы не умели сливаться воедино с тонким, сладкозвучным смычком, плачущим по струнам моей скрипки, то мы никогда не встретились бы. Я никогда не узнала бы тебя, и ты, вместе с Blast, так и остались бы одной из моих любимых групп. Знаешь, Ясу… Я никогда не тешила себя напрасными надеждами. Но сегодня я так же, как в тот день, стою на веранде, глядя на бушующий поток серовато-мутной воды, стекающей по асфальту вниз по улице. И дождь так же нежно поет, обволакивая запутанное сознание своим нежным шепотом. Я снова думаю о тебе, забываю обо всем, кроме тебя и дождя, поэтому слегка вздрагиваю, когда позади меня открывается дверь. Нана становится рядом, глядя на дождь и нашаривая в кармане пачку сигарет. Извлекает одну и задумчиво кусает ее кончик. Я машинально достаю зажигалку и, щелкнув ею, протягиваю Нане. Та благодарно кивает и, затянувшись, медленно выдыхает. Сладковато-вишневый запах Seven Stars вонзается в дождь серовато-серебристым облаком, становясь похожим на туман. - Устала очень? – спрашиваю я, неохотно нарушая волшебную песню дождя. Вокалистка Blast затягивается в очередной раз и, стряхнув пепел на лестничную площадку, медленно кивает. – Тебе стоило бы отдохнуть, - предполагаю я. Нана хмыкает и смотрит на меня веселыми карими глазами. Она такая красивая… Рэйра ох как ей уступает. - В гробу отдохну, - шутливо отмахивается девушка. Я слегка улыбаюсь и киваю. У меня ноют пальцы из-за дождя и долгой игры на скрипке. Я медленно шевелю ими, стараясь разогреть кровь, чтобы она быстрее циркулировала. Дождь никогда не оставит меня в покое. Это мои слезы, выражение моего унизительного горя или безмерного счастья. - Ты выглядишь несчастной, - вдруг говорит Нана, и я вздрагиваю, как от удара. Да, ты права… Мне больно и страшно, ведь человек, которого я люблю, никогда не будет моим. Ясу, я ведь права, не так ли? Почему ты так холоден со мной? Когда я смотрю на тебя, осторожно, чтобы ты не заметил, мое сердце сжимается. – Чеза? У тебя что-то случилось? – Нана смотрит на меня пытливо, и я понимаю, что от ответа мне не отвертеться. - Я думаю о своей мечте. Мне хотелось бы, чтобы она исполнилась… Но это невозможно, иначе это не было бы мечтой. В то же время, эта мечта настолько важна для меня, что, если она исчезнет из моей жизни, то я умру. Окончательно и безвозвратно. Пускай не телом, но и без того холодная душа станет лишь клочком тумана в моем вечном дожде, - говорю я, чувствуя удивленный, но и растерянный взгляд Наны. Мы молчим некоторое время. Нана делает последнюю затяжку и, бросая на пол окурок, гасит его, наступая на бычок ногой. Она топчет его некоторое время, о чем-то думая. Я тоже молчу и смотрю на дождь, накручивая на палец прядь длинных красных волос. Я снова думаю о человеке, что совсем рядом, но и так далеко. Я знаю, что Нана сможет понять меня. Если я расскажу. Ведь мы похожи с ней чем-то… Знаешь, Ясу… Я впервые не знаю, что мне делать. Нана подходит ко мне ближе и, протянув руку, резко притягивает меня к себе. У меня не остается времени на удивление – вокалистка Blast аккуратно хватает прядь моих длиннющих волос и, с удовольствием вдохнув исходящий от них запах бергамота, шепчет: - Скажи ему. Хватит себя мучить. - Ему? – я удивленно смотрю на Нану. Та продолжает перебирать мои волосы. - Я говорю про Ясу. Твое чувство к нему нельзя увидеть, не приглядываясь. Но лишь с ним одним тебя бросает в дрожь, ты бледнеешь и окончательно замыкаешься в себе. Я вздыхаю, чувствуя, что слезы в коем-то веке появились на моих глазах. Так больно и хорошо, когда кто-то понял, когда кто-то поддерживает, особенно, если этот кто-то – Нана. Я чувствую себя мазохистом, который упивается собственными страданиями. Я хочу Ясу, хочу быть с ним, хочу, чтобы лишь мне принадлежали глаза, которые день изо дня скрываются за солнцезащитными очками. Хочу чувствовать тепло его красивых рук, хочу, чтобы его длинные и изящные пальцы художника перебирали мои волосы. Хочу, чтобы во сне он шептал мое имя, а его запах – тонкий вишневый аромат – преследовал меня повсюду. - Нана, - шепчу я, и слеза, срываясь с моей щеки, с грохотом падает на пол. Нана улыбается и аккуратно гладит меня по голове, крепко к себе прижимая. Я рыдаю, уткнувшись в ее узкие плечи, плачу вместе со слезами неба. Я чувствую небывалое облегчение… Лишь бы никто не увидел, как я плачу. Только Нана. Ей можно. Но небо вновь не слышит меня. Дверь за спиной Наны открывается. Я резко распахиваю залитые слезами глаза и смотрю на тебя. Ясу… Как всегда спокоен, молчалив… Сейчас ты вытащишь сигарету и закуришь. Что же ты смотришь на меня с таким недоумением? Куда делась твоя ледяная стенка из равнодушия и дерзкой вежливости? Что же мне делать, Ясу? Нана осторожно отстраняется и, указав на Ясу глазами, ободряюще улыбается и скрывается за дверью, ведущую в студию звукозаписи. Я быстро отворачиваюсь, вытираю слезы и пытаюсь замедлить бег сердца, а так же предпринимаю попытки остановить сумасшедшие полеты фантазий. Я слышу, как щелкает твоя зажигалка. Серый дымок вишневых сигарет проплывает мимо меня, обдавая любимым и таким желанным запахом. Ты подходишь ко мне и касаешься моего локтя. Я вздрагиваю и поворачиваюсь, чтобы увидеть протянутую пачку сигарет. - Будешь? - Да, пожалуй, - севшим от слез голосом отвечаю я, чувствуя, что с меня снова сходит вся краска. Ты даешь мне прикурить, а я смотрю на тебя и молюсь, чтобы ты снял очки и сказал мне что-нибудь. Я нервно затягиваюсь, задерживая вишневый дым в легких, и только через несколько десятков секунд выдыхаю. У меня дрожат руки и сводит живот. Я боюсь поднимать глаза. Это все потому, что ты стоишь и куришь рядом со мной. Скажи же что-нибудь, Ясу… - У тебя что-то случилось? – спрашиваешь ты, и у меня земля из-под ног уходит. Я люблю твой голос, тихий и бархатистый, как дождь. Я зажмуриваюсь, пытаясь не пускать слезы, но они предательски прокрадываются через ресницы. Случилось. У меня ты случился – хочу сказать я, но вместо этого лишь беззвучно плачу и трясущейся рукой стряхиваю пепел. – Чеза, я могу помочь чем-нибудь? Я вздрагиваю и кусаю губу, безучастно глядя, как недокуренная сигарета падает на пол. Ты впервые назвал меня по имени. Без всяких глупых уважительных суффиксов, без всяких фамилий и кличек. Мое имя на твоих губах. - Да, - отвечаю я. На оба вопроса сразу же. Слезы все еще текут по моим щекам, руки еще дрожат, а колени подгибаются. Мне кажется, что теперь, одурманенная твоим присутствием, я сейчас сломаюсь и упаду в обморок. Живот сводит от молчаливой паники. Еще бы знать, как сказать тебе, что чувствую… - Чем? – спрашиваешь ты, выдыхая облако дыма. Ты всегда берешься за все и по-деловому. Казалось бы, что для тебя нет ничего невозможного. Порой я чувствую себя ребенком рядом с тобой, Ясу. - Выслушай меня, - шепчу я, с головой бросаясь в этот убийственный омут страха и отчаяния. - Я слушаю, - с готовностью отвечаешь ты, не теряя самообладания. Ты всегда выслушаешь всех, кто придет к тебе. Ты – неведомый миру святой, отходчивый и мирный, молчаливый, но добрый к тем, кто рядом с тобой. Все слова, которые я создавала в своей иллюзии, все фразы, которыми я готова была швыряться, как козырями, все взгляды, которые посылало тебе мое больное сердце – все это вылетело из головы сразу же, как только ты согласился. И я так и не знаю, что сказать тебе, Ясу. Разве что… - Я люблю тебя. Эта фраза, брошенная совершенно неожиданно, в миг сметает старые проблемы и страхи и прибавляет новых. Я не могу поднять на тебя глаза – я чувствую твой испытующий взгляд сквозь пелену дождя. Мы молчим некоторое время. Ты бросаешь на пол окурок, давишь его, и мне кажется, что с последним огоньком этой недокуренной сигареты гаснет и моя надежда. Ты засовываешь руки в карманы, и я в очередной раз удивляюсь, насколько небрежно и изящно у тебя получается даже это. - Это все? – спрашиваешь ты. Я зажмуриваюсь. Твой голос не изменился. Ни намека на нежность, ни малейшей песчинки понимания и поддержки. Такой же деловой и холодный. Я начинаю злиться. Какого черта? Это я плачу, мне больно, я признаюсь в любви. Почему же это совсем не трогает тебя, как если бы я была каким-то недоразумением, каким-то жалким тараканом, на которого даже смотреть не хочется? - Этого мало? – рычу я, резко поворачиваясь в твою сторону. На несколько мгновений мои волосы обдают нас алой волной. Ты серьезен, когда слегка наклоняешь голову на бок. - Этого мало для того, чтобы убиваться, - спокойно отмечаешь ты. – С каких пор чувство влюбленности становится поводом для рыданий? Меня словно окатывают ледяной водой. Я смотрю на тебя, не веря ушам, а мое сердце замирает, а кровь холодеет… Я смотрю на тебя так, словно передо мной не любимый человек, а привидение. Меня знобит от холода и бессилия. Я чувствую себя подавленной и бесполезной. И все же нахожу в себе силы, чтобы сказать: - Трудно быть счастливой, когда любимый человек тебя на дух не переносит. - Ты заболела, не больше. Отдохни – и все пройдет. - Я не больна. Я просто люблю тебя, - шепчу я, проходя мимо тебя к двери. - Отношения между нами – это аномалия, патология. А патологию лечить надо. Чеза, забудь обо мне, и тебе станет легче, - ты спокойно говоришь мне в спину, а я до крови закусываю губу, чтобы не разрыдаться. Ясу… - В таком случае ты слеп, - я буквально вваливаюсь в студию звукозаписи. Син и Нобу смотрят на меня с легким недоумением. От их взгляда не ускользает мое заплаканное лицо и дрожащие руки. Я вымученно улыбаюсь и иду на свое место, прикасаясь к смычку. Нана смотрит на меня с потусторонним ужасом, и я запоздало понимаю – она догадалась о том, что произошло на веранде. Син еле сдерживает себя, желая о чем-то спросить, но Нобу смотрит на него с грозным упреком, поэтому Син все еще молчит. Нобу понимает меня. Он знает, когда меня лучше не трогать. Нана подходит ко мне и садится передо мной на корточки. Все это я замечаю боковым зрением, а мои руки на автомате водят смычком по струнам моей скорбящей души. Звук выходит тонкий и дрожащий, словно мои пальцы задеревенели, а скрипка превратилась в заостренный булыжник. А Ясу еще не возвращался. Что ты делаешь там один, среди дождя? Знаешь, Ясу… Мне вовсе не больно. Лишь одиноко. - Ты сказала? – спрашивает Нана тихо, чтобы Нобу и Син, брякавшие на гитарах, не смогли услышать. - Я больна, - отвечаю я. - Ясу сказал? - Его сердце сказало. - И ты оставишь все просто так? – Нане чуждо отступление. Она никогда не сдается. Но это не мой случай. - Да. - Как ты можешь? Ведь ты любишь его? - Поэтому и оставлю. Желание обладать любимым человеком – это неизбежность. Но я не могу его заставлять. И не хочу, - шепчу я, и мой смычок срывается со струн, когда ты входишь в студию. Входишь и даже не смотришь на меня, сжавшуюся в комочек, обхватившую скрипку как спасательный круг. Единственный круг, способный меня спасти – это ты, Ясу. Но ты отказываешься спасать меня. - Разберемся, - тихо шепчет Нана, резко вставая. – Ребята, последняя песня на сегодня. Потом идем ко мне на пиво и маджонг! Я сижу в уютной квартире Наны. Кухня насквозь пропахла табаком и вишней, а я все курю, аккуратно стряхивая пепел в стоящую рядом пепельницу. Я смотрю на тебя. Знаешь, Ясу, ты еще прекраснее, когда на чем-то сосредоточен. Вот и теперь ты пытаешься одолеть Сина в маджонг. Нобу пьет пиво из жестяной банки, а Нана о чем-то разговаривает с Реном, который любезно решил к нам присоединиться. Я сижу вдалеке, в глубоком мягком кресле, устроившись в нем с ногами, и молча курю, глядя на тебя и иногда поглядывая в окно. Скоро начнет светать. Мне надо домой, потому что к девяти надо быть на работе. Хорошо бы немного поспать. Быть экономистом – трудно и утомительно одновременно, но за такую работу неплохо платят. Поэтому я обязана ходить туда, чтобы продлевать свою мечту о музыкальной карьере и о тебе. Я в Blast всего три месяца, но меня уже все приняли, а я ко всем привязалась, хотя никто из них, кроме тебя, Ясу и, пожалуй, Наны об этом не догадывается. Я молча вылезаю из теплого кресла и остервенело тушу окурок в пепельнице. Недокуренная сигарета тихо шипит и плюется вишневым дымом. Мои волосы насквозь пропахли тобою, Ясу… Потому что мы курим одни и те же сигареты. - Ребята, я ушла. До завтра, - мычу я из прихожей, натягивая камелоты. Вместо шнуровки на них серебряные замочки, поэтому одевать их – легче некуда. Я мечтаю прийти домой, принять душ и упасть в кровать, зарывшись носом в мягкую подушку. Запах моих волос передастся ей, и я всю ночь буду вдыхать твой аромат, видеть про тебя сны и сквозь сон ощущать смутное в памяти прикосновение к локтю. Ясу… Хоть во сне – но, пожалуйста, побудь со мной. Нана поднимает голову, глядя на меня как через пелену мрака. Ее взгляд слегка затуманен – кажется, что мысли одолевают ее. Я знаю, что она хотела поговорить. И еще я знаю, что она поняла мое желание побыть наедине с собой, без всяких душераздирающих вопросов и советов. - Может, тебя проводить? – спрашивает Нобу. Син поднимает голову, отрываясь от игры. Даже Рен смотрит на меня. Но не ты. Сидишь, молчаливый и далекий, совсем не заинтересованный. Я усмехаюсь и качаю головой – нет, не стоит. Я хочу побыть одна. - Спокойной ночи, Чеза, - кивает Нана, делая глоток из жестяной банки. Я знаю, что завтра она устроит мне допрос с пристрастием, но сегодня мне уже не будет хуже. Мне надо просто доползти до кровати… Я тащусь по улице. Луны не видно. Я – то единственное на улице, что напоминает о луне, ведь мое имя означает «лунный цветок». Мне понравилось бы имя Акацки – «красная луна». Тогда оно подходило бы мне из-за цвета волос. Но, в любом случае. Луна была везде. Кроме неба. Тяжелые ночные облака плывут в угнетающей тишине города. Я иду неторопливо, и мои шаги отдаются глумливым эхом где-то на задворках сознания. Из-за этой пустоты я не могу мыслить здраво. Я вообще не могу мыслить. Ноги несут меня на автомате. Легкий бриз позади меня возвращает меня к действительности, когда свежий ветерок с запахом вишни врывается в мои легкие. Я резко останавливаюсь и медленно оборачиваюсь. Ты опять куришь. Ты много куришь, хотя, не так много, как Син. Даже увидев меня, застывшей посреди дороги, не сводящей с тебя взгляда, ты продолжаешь идти до тех пор, пока не поравняешься со мной. Я не шевелюсь, а ты просто стоишь рядом. Мы просто стоим и молчим, а время идет, не желая заморозить эти драгоценные минуты. Какое счастье просто видеть тебя рядом. Если я протяну руку – чуточку, совсем немного, то кончики моих пальцев коснуться тыльной стороны твоих ладоней. Как это дорого – просто стоять рядом, чувствуя едва уловимое тепло, исходящее от твоей кожи… Знаешь, Ясу… Я счастлива, что ты просто есть. - Так и будешь стоять всю ночь, Чеза? – спрашиваешь ты, бесшумно выдыхая серебристое вишневое облако. Я вздрагиваю, когда иллюзия пропадает, подавляемая горькой реальностью. – Мне, между прочим, тоже завтра на работу. - Ты… - выдавливаю я из себя, чувствуя, что могу и вовсе лишиться дара речи. - Нана попросила проводить тебя. Она волнуется. - Я не заставляю тебя. Иди домой, - сказала я и, развернувшись, пошла дальше. Я не хотела говорить это настолько резко, но ты понял, что за своей резкостью я скрываю боль и обиду… Мне обидно, что не ты волновался за меня. Мне больно оттого, что ты даже не подумал о том, как страшно мне иногда бывает идти одной. Особенно в такие безумные безлунные ночи, как эта. - Мне вовсе не трудно, - холодно отвечаешь ты, продолжая идти за мной. От бессилия и эмоциональной опустошенности я сжимаю кулаки. Я чувствую себя ребенком. Упрямым, все еще мечтающем о чуде, бегущим вслед за надеждой быть с тобой. И я решаюсь молчать. Просто продолжаю плестись, ничего не говоря, ни о чем не думая. Наверное, мои глаза сейчас пустые. А твои глаза? Ясу, какого цвета твои глаза? Может, они зеленые, какие бывают только у сказочных эльфов. Или, может, карие, теплые и лучистые. Нет, скорее – голубые, как нежная лазурь моря, в рассветных лучах огненно-красного солнца. Синие, как глубокая впадина, радужные, как у одиночества, салатовые, как у ночного кота, черные, как две бездны, рубиновые, как коньяк высшего качества… Я грежу твоими глазами… Я хочу увидеть твои глаза, настоящие, правдивые. Может, ты слишком искренний, поэтому и носишь очки. Чтобы никто не сумел прочесть правду твоей души? Я думаю о твоих глазах, поэтому у меня нет времени удивляться. Когда ты внезапно хватаешь меня за руку, оттаскивая от проезжей части. Единственное, что я успеваю почувствовать – это как боковая дверца машины мазанула по моему бедру. Плевать я хотела на этого мужика, который сейчас вовсю матерится и тиранит машинный гудок. Без разницы, что, если бы не ты, я бы лежала на асфальте, сбитая автомобилем. Если я должна рискнуть своей жизнью, чтобы почувствовать тепло твоей руки, то я готова делать это каждую секунду. Почему ты так взволнован? Смотришь в мое лицо, пытаясь отыскать в нем что-то… я потеряла инстинкт самосохранения. Я – маленькое дитя, ребенок, который в своей жизни больше всего ценит только тебя. Ценит тебя дороже собственной жизни. Умереть, пытаясь понять настоящий цвет твоих глаз – что может быть романтичнее? Ясу, ты такой теплый… Прижимаешь меня к себе, давая укутаться в тепло и запах твоей кожи. Я бодрствую, но мне снится сон. Как бьется твое сердце… Оно колотится, словно загнанная в угол птаха. Почему тебе страшно? Ты побоялся за меня? Почему ты не накричишь на меня, не назовешь меня идиоткой, не отчитаешь за невнимательность… Ты всего лишь прижал меня к себе и на миг коснулся пальцами моих волос. Лишь этого прикосновения они желали. Я больна… Ясу, я больна тобою. - Ясу, я люблю тебя, - шепчу я, когда ты осторожно меня отстраняешь. Ты смотришь на меня сверху вниз. Ты выше меня на полторы головы, но почему-то сейчас этот факт угнетает. - Я знаю, - отвечаешь ты и, осторожно подталкивая меня к дороге, добавляешь, - шевелись, почти дошли. - Почему ты жесток со мной? – меня прорвало. Я не кричу, не истерю, не повышаю голоса – я не умею этого по природе своей. Я шепчу горько и убито, как умирающий в бреду, который видит белый свет в конце тоннеля. – Почему ты не мог бы полюбит меня? - Я такого не говорил, - отвечаешь ты, и у меня на миг останавливается сердце. Я заставляю себя сделать еще несколько шагов. - Ты можешь сказать мне все, как есть? – прошу я. – Просто скажи один раз, дай мне понять причину, дай разобраться… Я переживу. Я не хочу, чтобы у тебя добавилось проблем из-за меня. Ты вздыхаешь, словно осознавая, что с ребенком бесполезно спорить. Я младше тебя на четыре года, но порой столь несущественное различие кажется огромной пропастью, которая залегла между нашими мирами. - Мне кажется, что я близок к тому, чтобы полюбить тебя, - медленно говоришь ты. Ты словно ступаешь по краю этой пропасти, тщательно взвешивая каждое слово. От того, что ты сказал, у меня защипало в глазах. Неужели она есть, надежда? – Но как бы мне не хотелось – мы не сможем быть вместе. Я люблю Рэйру. Она осталась моей первой и самой искренней любовью, - продолжаешь ты. Я набираю побольше воздуха, пытаясь сдерживать слезы. – И я люблю Нану. Для нее я всегда сделаю все, что зависит от меня. И даже больше. И даже если она позвонит мне в три часа ночи и скажет, что ей скучно – я приеду, и мы будем до утра разговаривать, сидя в кафе. Ты понимаешь меня, Чеза? – устало спрашиваешь ты. Я заворожено поднимаю голову и смотрю на тебя так, словно вижу в первый раз. - Ты принадлежишь всем и не принадлежишь никому… - шепчу я внезапно озарившую меня идею. - Да. Ты просто изведешься. Я вечно работаю, вечно помогаю девушкам, попавшим в неприятности… Ты цветок с огненным сердцем. Какой бы невозмутимой и спокойной ты ни кажешься – внутри тебя бушует ледяное пламя. Ты готова подарить его, обменять на равный дар. Но это то, чего я не могу дать тебе. Поэтому… Прошу тебя, - ты действительно просишь. И я не могу отказать. – Забудь обо мне как о второй половине. Я молчу, лишь слезы скатываются по щекам, падая на мокрую после дождя дорогу. Забыть, как о второй половине – значит, забыть полностью, выбросить из своего сердца, прижечь углем ненависти и оставить эту рваную рану на поругание другим. Ясу… Знаешь, пожалуй, ты просишь невозможного… Мне хотелось бы идти медленнее, но медленнее уже некуда. Я знаю, что ты проводишь меня до самого подъезда и убедишься, что я буду в порядке, когда буду открывать дверь дрожащими руками. И сила моей обреченности будет настолько велика, что я не с первого раза попаду в замочную скважину. А ты будешь стоять у входа в подъезд, придерживая дверь, будешь ждать звука открываемого замка и щелчка закрытой двери. И только тогда ты уйдешь. Так и есть. Ты остановился прямо там, где я и предсказала. Молча открыл мне дверь и, прощупав взглядом лестничным пролет, сказал: - Спокойной ночи, Чеза. Я вздрагиваю от этих слов, словно ты мне только что сказал: «Покойся с миром». Я не могу уйти… Если я войду и поднимусь по лестнице, то ты сегодняшний растворишься в тумане моего отчаяния. А завтра я увижу того Ясу, который принадлежит всем и не принадлежит никому. Я не могу заставить себя отпустить тебя. Не сейчас. Я не хочу остаться без воспоминаний, без надежды… Ты сказал, что близок к тому, чтобы полюбить меня. Почему ты не подаришь мне одно мгновение рядом с собой? Хотя бы сегодня, Ясу. Сейчас… - Если ты уходишь, то хотя бы позволь мне сохранить воспоминание о тебе, - шепчу я, подходя к тебе еще ближе. Ты молчишь, продолжая придерживать дверь в подъезд. Я протягиваю руку и аккуратно снимаю твои очки. Это удивительное чувство полета, когда ты летишь с огромной высоту прямо в пропасть с чистейшей горной водой, отливающей серебром. Я заворожено смотрю в твои глаза, пытаясь запомнить этот цвет. Серые, почти серебряные, как небо после дождя, они напоминают стальной сейф, к которому у меня никогда не будет ключа. Я протягиваю руку и кончиками пальцев прикасаюсь к твоей щеке. Ты просто держишь дверь, глядя на меня с непонятным мне выражением лица. Твое лицо совершенно другое, когда на тебе нет очков. Кожа такая теплая и тонкая, почти сияет в свете фонаря… Я становлюсь на носочки, дотягиваясь до тебя, касаясь губами твоих губ. Я забываю обо всем на свете, когда дверь подъезда закрывается, а твои сильные теплые руки прижимают меня к тебе. От тебя пахнет вишней, и я задыхаюсь, утопая в твоем запахе. Я пробую твои губы, осторожно и нежно, словно ты не ты вовсе, а иллюзия, прекрасный сон, готовый вот-вот исчезнуть. Скажи, Ясу, зачем ты отвечаешь на поцелуй, все сильнее прижимая меня к себе? Я слышу наше сбившееся дыхание, мои руки все еще обвивают твою шею… Ясу… Если бы можно было загадать желание, я попросила бы, чтобы ты был счастлив. Ведь ты сейчас даришь мне самое нежное, самое трогательное и печальное воспоминание о моменте, когда я была полностью счастлива. Желание обладать тобою и быть твоей просто воет в моей душе, пытаясь вырваться наружу. Нельзя… Мы принадлежим друг другу лишь на эти несколько минут, когда наши прикосновения говорят за нас все, когда касание губ становится более жестоким и требовательным, когда твои руки исчезают в моих волосах, а я сгораю от желания. Лишь сейчас ты принадлежишь только мне. Ни Рэйре, ни Нане, ни работе – мое, только мне. Я хочу задыхаться в твоих объятьях, жадно глотая воздух в перерыве между поцелуями, хочу чувствовать сумасшедший бег твоего сердца и видеть лихорадочный блеск твоих серебристых глаз. Я не помню, как мы добрались до моей двери и открыли ее. Не помню, как доползли до кровати. Я помню, что ты был моим, а я плакала, срываясь на стон, чувствуя твою бархатистую кожу, умирая от нежности, с которой ты дотрагивался до меня. Я помню твои жестокие, лишающие меня дыхания поцелуи, влажные горячие губы, осыпающие прикосновениями мое многострадальное, желающее тебя тело. Твое, только твое… Я помню, как в агонии раздирала длинными ногтями твои плечи и спину, оставляя на них глубокие красные борозды. Я помню, как мы лежали, стиснув друг друга в объятиях, горячие, как будто нас только что родил вулкан, наделив тем же обжигающим темпераментов. И словно в нас нет отличий, словно мы созданы специально друг для друга. Мы просто лежали и молчали, укрывшись моими волосами. Я слушала размеренный бег твоего сердца, а ты курил, выдыхая вишневые облака. Мне хотелось сказать тебе что-то, что убедило бы тебя остаться моим навечно, но я не могла подобрать слов. Я знала, что ты уйдешь сразу же, как только я усну, поэтому изо всех сил цеплялась за остатки бодрствующего сознания. Ты подарил мне волшебное воспоминание. Ты дал мне то, чего я хотела, пусть на несколько часов, но твое тело и душа, сердце и влечение было всецело мое. Я не забуду этого. И никогда не напомню тебе об этом. Мои пальцы соскальзывают с края трезвого рассудка и бодрствования, и я, мирясь со своими потерями, падаю во всепрощающую темноту, которая нежно укрывает меня теплыми снами. Я успеваю почувствовать, как ты протягиваешь руку, чтобы потушить сигарету, как твои губы осторожно касаются моего лба, а твои руки мягко укрывают меня одеялом. Я хотела бы противиться, но не могу и не хочу. Я не буду останавливать тебя, когда ты будешь уходит, но пока ты еще здесь, укутываешь меня одеялом, словно маленького ребенка, ждешь, пока я усну… - Ясу, я люблю тебя… - бормочу я из последних сил и проваливаюсь в теплое никуда.