Пой мне еще

Они не могут уснуть, блуджают по просторам Твиттера или пишут в него болезненные посты или выплескивают свою боль на бумагу артами, как уже давно привыкли это делать — или, в конце концов, просто сидят, обхватив колени, рядом с уже третьей за сегодня кружкой кофе или чая. Собаки за окном воют как-то по волчьи, или как-то немного божественно. Плейлист беспощадно зациклен, плейлист так устал петь одно и то же, что уже немного сбоит — но это неважно. Надо просто успокоиться. Но ночь полна чертовых шорохов. Приглушенных голосов. Тихих шагов. Ими, конечно, полна каждая ночь — но в эту их почему-то слышно даже через немного хриплое пение родных наушников или колонок. Может, потому что это их шаги? Кружка в руках трясется. Какой бред теперь приходит тебе в голову, брат. Их никогда не было. Они были живыми, сразу стали мертвыми, но это не имеет значения. Но все равно сводит с ума. Не смей выключаться, чертов плейлист, возьми тебя с собой Баронесса! А... Ты умер. Которая это смерть за последние сутки? Неважно. Не имеют значения эти идиотские цифры. Остается только чувствовать себя последними дураками. Он не зря ждал год и отвлекал Пространством Парадоксов, каждая из историй которого — чистый флафф по сравнению с творящимся в фандоме бедламом. Но стоило выйти первому апдейту — и это пряное, маковое счастье рассыпалось на лепестки. Он блуждает по просторам Девиантарта и Твиттера с чашкой чего-то там под рукой. Он любит делать так, когда есть свободное время — а сейчас, когда он так близок к концу, когда он скармливает то, что сделал уже много месяцев назад, свободное время еще осталось. Он шерстит галереи своих поклонников, в который раз смотрит на умирающих под пером других персонажей, принадлежащих ему, качает головой. Им придется страдать. Страдать вместе с умирающими — ведь рано заветную карту вытаскивать из рукава. Из соседней комнаты слышно, как уже почти готова очередная порция кипятка. Иногда он приходит в ванную, чтобы просто слушать, как капля из крана медленно-медленно-медленно падает вниз... Хлопает створка окна. - Спокойно, Эндрю, - шепчет он, но голос предательски дрожит. В последнее время ветер полюбил стучаться в его двери и окна. Если это ветер. Он мотает головой и почти закрывает глаза. И на краю сознания видит все — бесконечные пейзажи, мертвые планеты, бесконечные смерти. Он — Бог, но какой в этом смысл, если его Вселенная пожирает все вокруг себя? Какой в этом смысл, если все его мертвые сидят на краю его суженных до размера Вселенной зрачков и с таким интересом ждут, к чему это все приведет пока живых, уступая вновьприбывшим для фанатского гиперразума места?.. Ветер не успокаивается, как и голос Эгберта в его голове, и Хасси просто решает, что пусть ветер поет еще и еще — ибо что он может изменить, тот, кто уже создал Вселенную, которая реальнее его родной и жестче почти всех существующих? Не вводить же в нее добрых радужных драконов без возможности их убить и не воскрешать же мертвецов, заставляя нюхать цветочки и ловить бабочек? Его уже давно направляют законы этого темного мира, его собственной тени — и да, он все прекрасно знает. Что все его фанаты на чертовом взводе ожидают каждого нового апдейта, а все меньшее количество читателей держит кресты на пальцах на счастье, чтобы его любимец не погиб сейчас, на самом пороге Конца, при начатом обратном отсчете. Он знает, что в случае гибели любой умеющий читать между строк приравнивается к Курту Кобейну. Он сам наделил каждого своего читателя огнестрельным способусом. Он улыбается. Да, да, пой мне еще, ветреный мальчик, пытайся уничтожить меня, как я не позволил этого тебе сделать с Калиборном. Я просто знаю, что в последний момент, когда в твой и без того сдувший оптимизм не поверит уже никто, даже ты, случится какое-нибудь идиотское чудо. Что Ник Кейдж выйдет из собственного фильма и укроет тебя под плащом, что найдется какая-нибудь идиотская временная будка, которая даст тебе шанс все исправить или типа того. Но тебе еще рано знать, что на самом деле я люблю тебя, ветренный мальчик, первый Персонаж и Бог, Надежда покруче любого Ампоры и Инглиша — так что пой мне еще, парень, пытаясь убить меня. Пой мне еще.