Только очень жди

      Второй день шел дождь. Монотонный перестук капель по черепичным крышам множился и перекликался, сплетаясь в равномерный сырой шелест, пропитавший все вокруг. В воздухе плясала мельчайшая водяная взвесь, наполнявшая его свежестью и слабыми, но отчетливыми ароматами влажной земли. Ветер спал, и листья деревьев мерно вздрагивали, временами сбрасывая с себя излишки дождевой воды.       Графиня Александра вытянула руку из-под наклонного козырька крыши, завороженно наблюдая, как разбиваются о ладонь водяные капли. Со смотровой площадки одной из самых высоких башен замка открывался прекрасный вид на владения ее мужа. С одной стороны возвышались горы, покрытые потемневшими от влаги буковыми и сосновыми лесами, в долинах между ними дымился редкий полупрозрачный туман. С другой простирались луга, переходящие в пашни, а между ними петляла дорога с заросшими высокой травой обочинами. Пустынная в ненастье, она являлась основным путем, соединяющим замок и прилегающие к нему деревни. Крыши ближайших домов, острый шпиль церкви и сейчас можно было рассмотреть в туманной дали.       Шорох дождя успокаивал, ложась благодатным бальзамом на душу молодой графини. Где-то там, за горными перевалами, на расстоянии сотен километров почти два месяца шла война. Далекая, но оттого не менее грозная, она невидимыми крыльями охватила всю Румынию, установив новые правила и заставив постоянно помнить о себе. Поместье Дракулы превратилось в укрепленную цитадель, способную выдержать не одну неделю осады. Охранные посты максимально расширили, за предместьями установили наблюдение, а подходы к самому замку постоянно патрулировались. В остальном жизнь почти не изменилась, но краски словно потускнели, а прежде ровные и чистые мазки смешались с грязной водой напряжения и неизвестности.       Со стороны винтовой лестницы послышались шаги, слегка приглушенные каменными стенами башни. На смотровой площадке показалась Мадлен — миловидная зеленоглазая девушка, доверенная камеристка графини. Поклонившись, она с почтением произнесла:       — Простите, если помешала, миледи. Его сиятельство просил найти вас, он предлагает сыграть в шахматы и выпить чаю.       Аликс мягко улыбнулась:       — Передай папе, что я скоро приду.       Обернувшись к перилам, она вновь вслушалась в дождь. Покидать башню совершенно не хотелось. Графиня испытывала странную двойственность — сочетание нависшей угрозы и временной безопасности, и не менее странное внутреннее отрицание, заставлявшее отца и дочь играть в мирную жизнь. Впрочем, постоянный обмен волнениями ничего бы не изменил — помочь армии они не могли, а жизнь вопреки всему продолжалась. Конечно, сохранялась возможность уехать из страны, как сделали это многие аристократы, бежавшие от неминуемой смерти. Однако Аликс даже думать не желала о том, чтобы оставить Румынию, за которую сражались ее брат и муж. Пока она здесь, она мысленно с ними, их соединяет прочная невидимая нить, но стоит ей пересечь границы — и связь неминуемо прервется.       Чувства рассыпались брызгами и протекали сквозь пальцы, словно дождевая вода, собиравшаяся на ладони девушки. И если отношение к нежно любимому брату вполне выражалось отчаянной надеждой, то образ супруга был более сложен и более противоречив. Двусмысленная встреча с османской переводчицей накануне их расставания надолго поколебала спокойствие Александры. Не одну ночь провела она в размышлениях, но однажды, гуляя по замку, ненароком забрела в кабинет графа. Напротив рабочего стола висел их совместный портрет, написанный всего полгода назад — удивительно подробный и реалистичный. С тех пор она часто приходила туда, мысленно беседуя с ним и с самой собой. «Как много я о нем не знаю…» — думала девушка, рассматривая дорогие черты, и моменты прежнего счастья вспыхивали все ярче, пока окончательно не затмили воспоминания о роковой ночи. В свете военных событий страх потерять заинтересованность мужа показался смешным и ничтожным по сравнению с риском остаться вдовой. Больше графиня не рассуждала о неверности, в которой, к слову, могла и ошибаться. В душе осталась лишь горечь разлуки, тихая тоска и беспримерное волнение за судьбу любимого.       Аликс последний раз вдохнула сырой воздух, запоминая свежие ароматы. Стряхнула влагу с мокрой руки и, еще раз окинув взглядом окрестности, направилась к винтовой лестнице.       Около двух часов пополудни во дворе замка поднялась беспорядочная суета: прибыл гонец от главнокомандующего. Немедленно послали за графиней и начальником охраны. Насквозь промокший и покрытый дорожной грязью юноша протягивал три запечатанных письма. С волнением взглянув на знакомый почерк, Александра принялась расспрашивать посланника, но тот едва держался на ногах. Поняв, что ничего толком не добьется, кроме того, что граф жив и здоров, она приказала накормить гонца и дать отдохнуть, после чего отправилась к себе. Закрывшись в спокойной полутьме будуара, дрожащими руками разорвала конверт, адресованный ей.       «Дорогая Аликс, — писал граф, — наша разлука затянулась, но я никогда не переставал думать о тебе. К сожалению, карпатский замок больше не может гарантировать безопасность, поэтому вам с отцом необходимо покинуть Румынию. Прилагаю письмо к великим князьям Волконским, у которых мы останавливались в позапрошлом году. Они окажут любую помощь и примут вас у себя, пока мы не разрешим всех военных вопросов. Настоятельно прошу не медлить и не брать с собой ничего лишнего. Охрана замка сопроводит вас до границ Российской империи. Как только положение поменяется, я незамедлительно тебе напишу. С любовью,       твой Влад»       Вот и все. Графиня глубоко вздохнула и прижала пальцы к губам. Надежда на перелом в войне разлетелась вдребезги, поблескивая колючими гранями неиллюзорного отчаяния. Настоящего положения в войсках никто не знал, но письмо мужа подтверждало самые печальные слухи. В замке больше не безопасно, значит, вскоре сражения перекинутся на северную сторону Карпат, а дальше… дальше она предпочитала не думать. Быть может, граф перестраховывается? Вполне в его стиле, но… девушка покачала головой, разгоняя рой невеселых мыслей — как бы там ни было, необходимо выполнить его распоряжение.       Наскоро справившись с эмоциями, Аликс бережно спрятала письмо за корсаж и позвала дворецкого. Переговорив с ним, отдала все необходимые приказы и отправилась к отцу. Следовало сообщить старику новости и, по возможности, успокоить. Сборы заняли несколько дней. По замку расползлись тревожные настроения, охватившие всех его обитателей, и лихорадочное возбуждение. Собирались спешно, но тщательно: в две дорожные кареты запрягли лучших лошадей, в том числе любимую Калипсо, с которой графиня не пожелала расставаться, взяли деньги, украшения и самую необходимую одежду. Господ сопровождали Мадлен, лакей Ван Хельсинга и внушительный отряд вооруженной охраны.       Ранним утром процессия покинула пределы карпатского замка. Оглянувшись назад на высокие стены с остроконечными крышами, Аликс почувствовала, как мучительно больно сжимается сердце. Она была так счастлива здесь в течение двух незабываемых лет, а теперь суждено ли ей вернуться обратно? Кто или что встретит ее после того, как война окончится? Не в силах больше сдерживаться, она всхлипнула и с мольбой посмотрела на отца. Ван Хельсинг протянул руки, прижимая к себе дочь, погладил по волосам и зашептал что-то банально-утешительное. Спрятав лицо у него на груди, девушка тихо заплакала.       Трансильвания напоминала растревоженный улей. Дороги размыло после сильных дождей, поэтому передвигались медленно. Кучер старательно выбирал путь, опасаясь, что кареты могут завязнуть. Мимо то и дело проезжали обозы с армейским снабжением, подводы с ранеными, плелись крестьяне с котомками, оставшиеся без крова и искавшие приюта и убежища на севере страны. Раздавались крики погонщиков, скрип колес и тревожное ржание лошадей. Разразившееся за горами ненастье медленно затягивало горизонт, не оставляя сомнений, что, достигнув пределов свободных пока равнин, война не остановится, пока не сотрет с лица земли все живое. Робкие надежды, которыми обменивались отец и дочь, стараясь приободрить друг друга, напоминали острые лучи солнца, прорывавшиеся сквозь нависшие тучи, которые не освещали, а лишь подчеркивали тяжесть и темноту нахмурившихся небес.       На ночь графский кортеж остановился в небольшой деревушке Виштя-Маре, тихой и практически безлюдной, отстоящей довольно далеко от главной дороги. Маленькая деревянная гостиница на окраине редко встречала постояльцев, и хозяин — грузный добродушный мужчина — несказанно обрадовался гостям, разом обеспечившим ему почти двухнедельный доход. Отправив лошадей под навес, а охрану и слуг в людскую, он провел господ в основное помещение. Большая комната со светлыми окнами и цветами на подоконниках напоминала горницу крестьянской избы. Покрашенные белой краской рамы прикрывали короткие занавески, столы прятались под чистыми скатертями, а вдоль грубо срубленных деревянных стен протянулись длинные лавки. За одним из столов сидел молодой военный в полковничьих эполетах. Мундир на его груди сильно топорщился, левая рука неподвижно замерла на перевязи. Он неторопливо потягивал вино, отодвинув от себя полупустую тарелку.       — Добрый вечер! — Абрахам Ван Хельсинг слегка поклонился офицеру, на что тот поднялся со своего места и ответил таким же вежливым полупоклоном. Поцеловав руку Аликс, он пригласил вновь прибывших присоединиться к своей трапезе.       Мужчины повели неспешный и неторопливый разговор, а девушка рассеянно смотрела в окно, за которым высокой стеной поднимались горные цепи. Покрытые редкой растительностью, они тянулись к небесам, где начинали зажигаться первые звезды.       — Поэнари? — сквозь ватные раздумья донесся до нее голос молодого офицера. — Нет, я не участвовал в непосредственной защите крепости. Мы обороняли первый заградительный пост и встретили осман, которые пытались прорваться вслед за отходящим гарнизоном. Схватка вышла жаркой, в ней я и получил свое ранение, — он приподнял перевязанную руку. — Оборону крепости вел сам генерал Дракула, но там мало кто уцелел.       Графиня замерла и быстро посмотрела на отца. Он внимательно слушал полковника, подкрепляя заинтересованность возгласами одобрения. Польщенный его вниманием офицер принялся рассказывать о штурме, который наблюдал во всех подробностях, о битве и подвиге солдат, сложивших жизни ради безопасного отступления основных частей.       — Наш лагерь расположился неподалеку, — доверительно сообщил он, — к нему ведет дорога, рассекающая горный хребет. Первый день я находился в лазарете при генеральной ставке, а потом меня перевели сюда поправлять здоровье. Пока перелом не срастется, из меня весьма скверный воин.       — Государь здесь? — воскликнул старый граф. — Совсем рядом с нами?       — Почти, — усмехнулся офицер и, растягивая слова, добавил. — Несколько верст по горной дороге, минуя десяток застав, проехать которые не проще, чем преодолеть сами горы.       — Скажите, — вмешалась в разговор Александра, пытаясь не показать волнения, невольным румянцем проступившего на ее щеках, — а главнокомандующий… тоже здесь?       — Разумеется, мадемуазель, — охотно ответил полковник, не замечая обручального кольца на ее правой руке. К сожалению, мы с вами близки к линии фронта. А куда направляетесь вы? К северным границам?       — Да, верно, — кивнул Ван Хельсинг, — мы хотели какое-то время провести в Российской империи, пока все… не уладится.       Офицер сокрушенно покачал головой:       — Хотелось бы верить, что освобождение страны не займет много времени, но пока сложно говорить что-то определенное.       Дальше Аликс не слышала и не слушала. Сердце билось в грудной клетке редко и глухо, с каждым ударом отмеряя секунды вечности. Кровь шумела в ушах, перекрывая окружающие звуки. Пристальный взгляд девушки вновь устремился к окну, где громоздились каменные исполины, скрывающие за собой расположение армейского лагеря. Он здесь, совсем рядом… Несколько верст — это пара часов езды! «Мы дышим одним воздухом, и одна луна взойдет сегодня над нами, — думала девушка, — а потом нас разделит дорога, и кто знает — увидимся ли мы вновь?»       Время стало густым и вязким, будто остановилось. Когда отец коснулся ее плеча, Аликс вздрогнула и подняла голову. Они были одни, полковник попрощался и отправился к себе.       — Милая, нам пора, — мягко проговорил старый граф, — завтра предстоит долгий путь, нужно как следует отдохнуть перед ним.       Девушка согласно кивнула и последовала за отцом в предназначенные ей покои.       Сквозь открытые настежь окна в комнату вплывала ночная свежесть, подернутая ароматами все еще влажной почвы и древесной коры. Ветерок шевелил прозрачные занавески и качал на подоконнике невесть откуда взявшееся там гусиное перо. Графиня сидела на постели, сжав ладонями виски. Сон бежал от нее как испуганный зверь, а мысли сплетались липкой паутиной, не давая ни вздохнуть, ни забыться. «Как близко, — шептала несчастная девушка, — если бы я могла увидеть его… только увидеть, мне больше ничего не надо. Как бы тогда я была счастлива…»       Аликс подняла голову и уставилась в темноту за окном. Глаза горели лихорадочным огнем, отражая пламя свечи на прикроватном столике. «Всего один шанс, который завтра растает без остатка… что я теряю? Ведь я никогда себе потом не прощу».       Она поднялась с кровати и провела дрожащими руками по пылающим щекам. Пропади оно все пропадом!