Still dying

3 ноября 1920 года в окрестностях Лондона произошло одно из самых резонансных и спорных событий того времени. Шокирующее самоубийство потрясло общественность, вызвав уйму вопросов, и, к сожалению, так и не дав ответов. Что же произошло в тот день, что могло заставить кого-то прервать собственную жизнь? В этой статье я попытаюсь дать ответ на главный вопрос – что забирает жизни – судьба или выбор?.. Здесь и далее - «Между выбором и судьбой», Дэйли Ньюс, выпуск от 10.11.1920. *** - Я нормально выгляжу? Прическа, тушь не потекла? – Я выкручивала карманное зеркальце в разные стороны, пытаясь рассмотреть себя с разных сторон, - Пальто хорошо сидит? Нигде не топорщится? - Клэр Дэвис, успокойся и перестань суетиться. Это – всего лишь интервью, - Уильям Бэлл, или попросту Бэлли, как его называли все в редакции «Дэйли Ньюс», затушил сигарету о колонну ограды и бросил мрачный взгляд куда-то вправо, - если ты собираешься и дальше работать тут, такие у тебя будут каждый день. Так что возьми себя в руки и включи режим репортера, или как это у вас там называется. Пойдем, нас ждут. Я фыркнула и спрятала зеркальце в карман, проследив за взглядом Бэлли. В чем-то он был прав – время шло, и на интервью оставалось все меньше и меньше драгоценных минут. Кэб давно укатил, взметнув напоследок пыль с проселочной дороги, и за время, пока я поправляла заранее тщательно уложенные кудри, на небе сгустились противные серые тучи, которые бывают только в ноябре. - Ты прав. Пойдем, пока дождь не пошел, - я зябко поежилась, кутаясь в светлое твидовое пальто. Холодало. - Прошу, - парень мрачно усмехнулся и толкнул калитку, что открылась с ужасно громким в лесной тишине скрипом. Я вздрогнула, наблюдая за его усмешкой. Да уж, ему здесь явно комфортно. Он смерил меня оценивающим взглядом и посерьезнел, подойдя. Щебенка тихо хрустела под его ногами. - Не волнуйся, - проговорил он, мягко забирая у меня из рук сигарету и выбрасывая ее в клумбу, - мы просто возьмем интервью и уйдем. Полчаса – максимум. Пяти или шести вопросов будет достаточно. - Хорошо. Туда и назад, - я спрятала руки в карманы, - я не волнуюсь. Парень хмыкнул, взваливая тяжелую сумку с оборудованием для фотографии на плечо. - Клэри, - проговорил он спустя несколько секунд, не оборачиваясь. - Что еще? – Хмуро хмыкнула я, подкуривая еще одну сигарету. Было чертовски холодно. - Мне жаль, что твой дебют состоится в таком месте, - проговорил парень, поворачиваясь ко мне. Я подняла глаза на хмурое здание впереди. Да уж, выглядело внушительно. Огромные колоны, темные окна, что зияли, словно раны, словно открытые в безмолвном крике рты. Почему они такие темные? Издалека было видно, в каком ужасном состоянии здание. От него веяло безысходностью, леденящей душу, от всего него полностью – от темных зарослей на переднем плане, от старых стен, от пустых, словно бы слепых окон. То, что изначально должно было служить украшением – статуи и барельефы – теперь смотрелось ущербно, пугающе, как-то совсем уж зловеще. Камень обвалился, и верхние этажи выглядели так, словно бы их попросту не достроили. Темные стены, темные окна, заросли кустарника перед главным входом… пустая серая дорога. Тучи, сгущающиеся над головой. Лес со всех сторон. Здание было калекой, было неполноценным. Да уж, в таком месте оказаться не захочет никто. Никто в здравом уме. - Мне потушить сигарету? – Я и не заметила, как понизила голос. Бэлли бросил на меня мрачный взгляд, подходя к тусклой табличке на двери и стирая с нее грязь внутренней стороной рукава. - Думаю, им уже все равно, курит кто-то рядом с ними или нет. Я подошла ближе. Слова на табличке разобрать было сложно, но я и так знала, что там написано. «Психиатрическая лечебница и имени святого Иисуса Навина. Заведение для содержания людей с психическими и умственными недугами». Ох, Бэлли, а мне-то как жаль, что именно тут происходит мой дебют… Холодало. *** …В тот злополучный день стажер-репортер газеты «Дэйли Ньюс», двадцатилетняя мисс Клэр Дэвис, прибыла в психиатрическую лечебницу, адрес и название которой мы не будем разглашать по этическим причинам, в компании фотографа по фамилии Бэлл. Причиной визита было интервью с одним из пациентов больницы, Питером Пирсоном, имя которого не раз и не два звучало в смутные военные времена. Мистер Пирсон проявил себя как настоящий герой, сражаясь с врагами на поле боя, в частности, во время Верденского сражения и операции Нивеля. Его участие отмечено многими наградами и орденами, и редакция не могла оставить столь важную личность без внимания… *** Сигарету я так и не потушила, и мы с помпой вошли в огромный зал. Бэлли оглянулся, вздернув бровь: - Что-то не похоже, что нас ждут, а? В чем-то он был прав. Кроме невыносимого запаха лекарств нас встречали только тишина и облупленные стены. В который раз я поежилась. От всего этого веяло неполноценностью, страхом, болезнью, безумием. Какого черта я тут делаю? Беру интервью у героя Первой Мировой. На долгое время он пропал куда-то, а сейчас… а сейчас обнаружился в забитой психбольнице. Что он тут делает? Почему его обошли стороной слава и признание? Вот затем, чтобы это выяснить, я и приехала в это место. Пока Бэлли ушел искать кого-то из персонала, нервно закурив еще одну сигарету, я присела на стул и достала блокнот. Нужно наметить начало статьи, если хочу успеть сдать весь материал сегодня. Как некстати-то, эта спешка… и так понятно, что никто не захотел ехать в эту психушку, и именно поэтому послали меня, а я даже не могу отказать, все еще на стажировке… нужно было занять задание поинтересней заранее, пока не разобрали. Была бы сейчас на фестивале в Кардиффе, не шик, но лучше психбольницы и старого солдата, о котором все забыли. Строчки неровно ложились на бумагу – руки дрожали. Это место угнетало своими размерами, своей атмосферой, этим шепотом, что доносился отовсюду. Сколько же тут пациентов… Разве их не должны держать закрытыми? Этот шепот пугает. «Все мы знаем историю Питера Пирсона, героя Первой мировой, человека, что чудом уцелел во время Верденской мясорубки, единственный из своей роты – двадцатишестилетний парень. Без сомнения, он – человек, который спасал Британию на поле боя, заслуживает почестей и славы, однако никто не слышал о нем ничего за последние несколько лет. Что же произошло?.. - Раздражает, - вдруг раздался мужской голос совсем рядом со мной. Я дернулась, оставив на листе блокнота след от карандаша – длинную полосу. Я подняла глаза. Передо мной стоял мужчина средних лет, необычайно седой и сгорбленный. Его лицо казалось почти молодым, но каким-то осунувшимся, темным, словно бы… невероятно уставшим. - Раздражает, - его голос был надорванным, хриплым, - выводит из себя. - Простите? – Я пригляделась, пытаясь поймать его взгляд, бесцельно блуждающий по стенам. Мне никак не удавалось – он словно бы избегал вообще смотреть в мою сторону. Я перевела взгляд на его одежду. Больничный халат, браслет на руке, бирка. «Как в морге». Я пригляделась к имени на бирке. Питер Пирсон. Питер… Пирсон? Этого не может быть. Этот старик не может быть Питером Пирсоном. Питеру Пирсону тридцать лет. Ему было двадцать четыре, когда началась война – это я успела запомнить. Этому старику не может быть тридцать. Ему шестьдесят, нет, семьдесят. Это, наверное, другой Питер Пирсон. - Я Питер Пирсон, - отрывисто проговорил мужчина, глядя куда-то в сторону и чуть покачиваясь с пятки на носок, - Питер Пирсон. Питер Пирсон, третья рота. Пирсон, сэр. - Я ищу вас, - проговорила я, следя за его взглядом и открывая блокнот. Воспользуюсь моментом. Хотя, тут и не очень удобно… этот шепот. - Мне нужно задать вам несколько вопросов, надеюсь, вы не будете против? Что ж, начнем, - я попыталась придать своему голосу бодрости, но ее там и в помине не было, - как давно вы тут, мистер Пирсон? Внезапно мужчина перевел на меня свой взгляд. Мне захотелось отшатнуться, бросить блокнот, закурить, сделать что угодно. Этот взгляд. Этот взгляд… Безумный взгляд. Взгляд слепых, безумных глаз, такой… больной. Он – безумец. Внезапно я поняла это. Он сумасшедший. Он здесь не просто так, это не рекламный ход, не бегство от славы. Он. Сумасшедший. За этим взглядом не может быть человека. - Как давно я здесь? – эхом повторил он, приближаясь, - Какой год? Какой сейчас год? Семнадцатый? Восемнадцатый? Где войска сейчас? Пирсон оглянулся, словно хотел найти войска немцев у себя за спиной. - Что? – тихо проговорил он, обращаясь в пустоту. - Война закончилась, мистер Пирсон, - тихо проговорила я, закрывая блокнот. Ничего не выйдет. Пускай выгоняют меня, я не буду спрашивать этого человека о чем-то еще. Ему тридцать… - Война… закончилась? – Пирсон повернулся ко мне, - Не говорите глупостей. Да, точно, закончилась… Нет, они ведь все еще сражаются. Кто сражается, когда война кончается? Никто. Война еще идет. Они еще сражаются. Сражаются. Сражаются. Кричат. Они кричат, мисс, они кричат громко. Снаряды падают сверху, и они разрывают их на части, а они встают и снова идут вперед, они сражаются, они кричат, они умирают… Тридцать человек, они послали тогда всего тридцать человек, а ведь там были все запасы, они не могли оставить их без защиты… Его глаза вращались, словно у безумца… да он и был безумцем. Он был жутким, он был пустым и мертвым. Я говорила с мертвецом, с человеком, который умер тогда на поле боя. Внезапно мне стало плохо. Я поняла – это и есть Пирсон. Пирсон, который ушел на войну в двадцать четыре. Пирсон, война которого еще идет в его голове. Его товарищи умирают раз за разом в Верденской мясорубке, а он выживает, раз за разом, выживает и снова идет с ними на войну, ведя их к смерти. Все та же команда. Та же команда с 1916 года. Они все еще умирают в его голове. Умирают и воскресают, и так по кругу. - Скажите мне, где мы ошиблись, когда мы ошиблись? – мужчина все еще шептал, и мне казалось, что он никогда не перестанет. Мне нужно было на воздух, - Где мы ошиблись? Ох, мистер Стоукс, где вы ошиблись, когда послали нас в тот бункер? И меня, и молодого Уолша, и еще двадцать семь человек… я помню их имена, я помню, как они умирали. Молодой Уолш, ему было шестнадцать, как он кричал, когда ему оторвало ноги… Как он кричал, мистер Стоукс, а как кричал Крэйг, он процарапал мне руку, когда держался за нее. Я помню крики Уолша… «Пит, Пит, посмотри, что с моими ногами…» Что мне было говорить? Его ноги лежали с другой стороны бункера… Мужчина плакал. Он смеялся. Я сидела, не в состоянии пошевелиться. А больные шептали, шептали в своих камерах что-то… - Уолш, оставь меня, оставь меня, мой мальчик… хватит! Хватит кричать, ради всего святого, Уолш! Умри уже… Нет, не умирай, Уолш, не умирай… Хватит кричать! Мужчина опустился на колени и завыл. Заплакал, словно ребенок, сжав руки в кулаки и молотя ими по воздуху, словно пытаясь отогнать их. Его призраков в его голове, людей, что будут умирать вечно. - Мистер, - в горле пересохло, - я позову врача. Пирсон замолчал. Словно по команде, перестали шептать и больные. Я выдохнула. - Наконец-то, - с улыбкой проговорил он. Боже, как он улыбался… безумно, - наконец-то это прекратилось. - Вам лучше? - облегченно выдохнула я. Руки дрожали. Безумно хотелось курить. - Нет, - спокойно улыбнулся мужчина, - они перестали шептать. - Больные? – Проговорила я. Черт, эта атмосфера и на пациентов действует ужасно. Как лечиться в таких условиях? - Пациенты в западном крыле, это – восточное, - вдруг совершенно спокойно проговорил Пирсон, - это солдаты. Они все время шепчут. Не перестают шептать. Одни и те же слова. Приходят сюда, становятся прямо передо мной и шепчут. Стоят прямо здесь, все двадцать девять человек. Молодой Уолш… шепчет громче всех. Мнил себя героем, бессмертным солдатом. Он шепчет так, что даже вы услышите. Ох, Уолш… бессмертных солдат не бывает. Прислушайтесь. Всего несколько слов. Сигарета выпала из моих рук. Пирсон рассмеялся, и его голос прокатился по коридорам. Пустым коридорам. Они ведь были пусты?.. *** Что произошло после приезда сотрудников в лечебницу, остается загадкой. Далее со слов Уилльяма Бэлла: «Мы приехали около полудня, но нас никто не встретил. Я ушел, чтобы найти кого-то из персонала, но долгое время никто не попадался на глаза. Оказалось, все они были в часовне – хоронили Питера Пирсона, что скончался от сердечного приступа накануне ночью. Телеграмма не успела дойти в редакцию, и из-за переполоха никто не встретил нас с Клэр. Я пошел искать ее, чтобы сказать, что мы приехали зря, но в холле ее не оказалось. Я подумал было, что она поехала в Лондон с кэбом, но потом завизжала та служанка. Она нашла ее тело». Так что же двигало молодой девушкой, которая решила покончить с собой? Тело мисс Клэр Дэвис нашли в час пополудни. Она покончила с собой в палате Питера Пирсона, повесившись. Почему она сделала это – остается загадкой. Мы выражаем свои искренние соболезнования семье погибшей и скорбим по ней вместе со всеми неравнодушными. С разрешения родственников усопшей мы решились обнародовать текст ее предсмертной записки. Он настолько непонятен, что уже завел следствие в тупик. Было ли это самоубийством или, все же, чьим-то злым умыслом? Как бы то ни было, в ее записке было написано всего несколько слов, ими же были исписаны стены палаты мистера Пирсона: «Они шепчут. Не прислушивайтесь, если услышите. Солдаты не умирают».