Нарисованный Том

От автора: Спасибо большое моей бете _Night Cat_ , что меня терпит и всегда так быстро исправляет мои ошибки!) Главой я очень недовольна, поэтому, закончив фик, буду переделывать её, но не кардинально, сюжет не трону. А еще мне кажется, что одиннадцатой части вам придется ждать долго, приходит время моей весенней паранойи и бурной подготовки к экзаменам. Но все может быть.

Воспоминания так нелепы. Одни из них довольно смутные, другие абсолютно четкие, третьи слишком тягостны, и ты стараешься не думать о них, а некоторые настолько мучительны, что их не забыть никогда.

"Кто владеет информацией, тот владеет миром", - гласила золотая истина. Если, конечно, выбирать правильные цели. - И что ты будешь делать? - обессиленным голосом спросила девушка, упорно пытаясь сосредоточить все свое оставшееся внимание на найденных страницах. - Не знаю, - приглушенно ответил Том, рассеянно и как-то отстраненно рассматривая листы бумаги, которые держал в руках. Поспешные решения никогда не были его коньком. Острота мысли была заточена на четком обдумывании плана, узнать о котором доводилось немногим. Усталая и замерзшая, девушка счастливо улыбалась, глядя снизу вверх в утягивающие, глубокие, черносливовые глаза. Казалось бы, куда уже больше тонуть? С каждым новым шагом она все больше запутывалась: в себе, в Томе, в его тайнах. Какая, черт возьми, его цель? Так хотелось хотя бы совсем на чуть-чуть проникнуть в его голову и понять все дороги, которые он выбрал, все жертвы, которые он принес. Ради чего и за что? Но у каких-то дорог обратного пути нет. Фонарь, который Адриана взяла, чтобы не держать постоянно волшебную палочку в руках, мерцал все слабее, постепенно потухая. Свет уходил, и их тени все увеличивались, постепенно сливаясь с темнотой. Горели ярко волшебные палочки и их глаза. - Пожиратели Смерти, так теперь их называют? - неуловимый вопрос, обращенный в пустоту. Девушка сосредоточенно повторяет слова у себя в голове. Такое странное название. Хотя ей пора уже привыкнуть ко всему, что связано с Томом Реддлом. Может быть, смерть - это очищение? Но разве умерев, можно отплатить за все зло, которое совершил, за все грехи, которые не искупил. И разве отбирать жизнь не самое тяжкое преступление? Зеленая вспышка за мгновение пронзает тебя насквозь, выходит наружу, и тебя больше нет. Жизнь, какой бы она не была, мятежной и бурной, безликой и ничтожной, душной и хлопотливой или опасной и греховной, всегда будет самым ценным, что есть у людей. Отобрав её у кого-то, ты забираешь что-то у себя. Или они наоборот, забирают чужие смерти? Тёмная магия слишком многогранна и непредсказуема - Ты мог бы поручить это своим друзьям, чтобы они узнали больше, - негромко произносит девушка, нарочито, выделяя последнее слово. Ей страшно называть их по-другому. И Адриана сама вдруг задается вопросом, для чего она это делает? Провоцирует? Его темную свиту нельзя называть таким смелым словом, как "друзья". Девушка сильнее напрягается и не отводит глаз от юноши, когда тот оборачивается и бросает на нее задумчивый взгляд, в котором живет что-то сильнее боли. Шрамы памяти самые долговечные. Какие слова пробуждают в нас воспоминания? За какие ниточки они вытягивают из самых глубин то, что мы так стараемся забыть, утаить от самих себя? Друзья... Раньше, он, кажется, даже использовал это слово. Был маленьким, глупым, не знал еще, что люди имеют свойство предавать, что людям на самом деле плевать на чувства других... Когда это было? Десять лет назад, а может и больше... Толпа мальчишек вокруг Тома. Такие же оборванцы, как и он: одинокие, никому не нужные, беспризорники. Самый рослый из них, тощий, но крепкий, темноволосый, с пустыми, бледными глазами. Том видит, как искажается его лицо. - Да ты никто! Он ударяет Тома ногой. В грязь. - Ты ублюдок, - рычит, брызгая слюной, упоенный своей силой мальчишка с пустыми глазами. В голове все мешается. Удар. Озлобленные крики. Чей-то раскатистый, омерзительный смех. И боль во всем теле разрывает его на куски, жжет и прожигает, загоняя разум во тьму. Том стискивает зубы. Алая струйка крови течет из носа по подбородку, капает на единственную его рубашку, впитывается грязным пятном. Всё в клочья. То, что было, не исправишь. Но за ним всегда останется последний ход. Билли Стаббс, тот омерзительный мальчишка, наслаждался своими издевками над Томом. Один день за другим врезались в память мальчика раскаленными осколками, оставляя боль и отчуждение в крохотной душе. К счастью для Билли или для Тома это продлилось не долго. Промозглым осенним днем к Реддлу заглянула маленькая девочка с прелестными белокурыми волосами, заплетенными в косички. Зашла в комнату крадучись, тихо-тихо, как будто бы хотела так и остаться незамеченной. Съёжившись от острого холода, царившего в крохотной комнате с открытым настежь окном, малышка переминалась с ноги на ногу, ей, видимо, было чего бояться. - Кролика Билли нашли задушенным в петле, - тихо и испуганно пропищала она и, закрыв лицо руками, заплакала. - Его... Его повесили. Девочка не осмелилась обвинить его, слова застыли на губах. - Уходи, - бесстрастно ответил Том, никак не отреагировав на её слова. Скорее всего он догадывался, а точнее почти знал, как это случилось. Но даже ему было не по себе от этого. Странности не выходили из его головы. И это стали замечать другие. Он преодолел первый речной порог, самый сложный, позволив остальным считать его трудным ребенком. Но разве это не было отчасти правдой? Теперь самым сильным и пока единственным желанием Тома было навсегда покинуть проклятый приют, чтобы больше не видеть ни детей, которые избивали его, ни ненавистных преподавателей-тюремщиков, ни той маленькой девочки, которая пыталась с ним подружиться. Да, им тоже приходилось несладко, он об этом позаботился, но они это заслужили. Ненависть наполняла его сердце все больше и больше, казалось, что скоро она переполнит его края. Взмахнув палочкой, Том испарил листы бумаги и, не смотря на девушку, пояснил свои действия: - Переместил их в безопасное место. Адриана изумленно подняла брови: даже сейчас ему не составляет труда поразить её. - Идем. - Да. Может, мы ещё успеем купить утренний кофе. Дорога из лабиринта подземелий обещала быть долгой. И очень тихой. Те, кого очень трудно любить, обычно нуждаются в этом больше всех. Адриана накрывается одеялом с головой. Как в детстве, ей всегда казалось, что под теплым пледом, подаренным мамой, никто ее не тронет, все чудовища останутся за пределами сознания, и все страхи уйдут. Как же хотелось, чтобы и сейчас это оказалось правдой. Совсем скоро даже Хогвартс перестанет беречь её тайны. Кто-то с разбегу плюхается на её кровать, слышно возмущенное бормотание и, наконец, одеяло резко слетает в сторону. - Извини за внезапность, - примирительно поднимает руки Джейн, садясь в позу лотоса. - Я же не думала, что ты размышляешь о высоком. - Ничего я не размышляю, - недовольно шепчет Адриана, таща на себя почти упавшее одеяло. - Просто прячусь. Джейн понимающе молчит, сцепив тонкие пальцы в замок и опустив взгляд. Она готова слушать. - Что такое ненависть? Из-за каких поступков людей она появляется? - Адриана растерянно теребит браслет из деревянных бело-синих бусин. - У меня нет ненависти к кому-то. Это слишком сильное чувство. - Девушка останавливается. Даже реальности требуется время, чтобы раскрыть все карты. - Иногда сильнее чем любовь. Адриана содрогается от того, что слова подруги настолько приближены к реальности, что заставляют её сердце, объятое бессознательным трепетом, сильнее сжиматься. И снова девушка накрывается с головой теплым белым одеялом, будто это все еще поможет прогнать страхи. Придет сон, чтобы забрать проблемы на ночь, а утром представить их в новом свете. Неуверенность и постоянные волнения сделали своё дело, забрав последние остатки сил у девушки. Каждый день - новые сложности, каждый день - новые страхи. И в этом нет прелести жизни, собирать всю силу воли и смелость, чтобы, сделав шаг вперед, отступать на десять назад. Согретые болью любви сердца не сдаются. Девушка закрывает глаза. - Беги от него, Адриана. Беги пока можешь и не оборачивайся, - неясной дымкой звучат слова Джейн в голове засыпающей Адрианы. Беги. Сон - лучшее лекарство от непонятных мыслей. - Хочешь, мы съездим туда? В последний раз? - она встает на мысочки, чтобы её взволнованные глаза были на уровне его черных бархатных глаз. Обожженная душа пряталась в их глубине. Измученный кивок головой. Его мысли абсолютно не совпадают с её. Зеленые вспышки в голове. - Первая неделя февраля. Как же выглядит место, которое он ненавидит? Испуганные, загнанные дети, среди которых раньше был и он, болотно-серое здание, краска которого местами облупилась и некрасиво облезла. Потерянность и одиночество царят в примыкающем к детдому полуживому саду. Том вспоминает магазин, в котором расцветали нежно-розовые пионы. А, его же больше нет. Февраль в Англии по своему обыкновению выдался неприятным и мерзким. Призрачная вуаль из снега почти сразу превращалась в слякоть, дождь зачастил, размазывая грязь по дорогам, природа не спешила просыпаться, дожидаясь первых и робких сигналов весны. Очень удачно уйдя рано утром в Хогсмид и трансгрессировав оттуда, двое шли по неярким улицам Лондона. «И у совершеннолетия есть свои плюсы,» - думала Адриана, еле поспевая за быстро и широко шагающим Томом. Он, казалось, хотел поскорее покончить с прошлым, стерев воспоминания из своей головы, отомстить за боль. Одноцветные люди спешили по своим делам, держа в руках бесполезные зонтики, которые ветер постоянно норовил вырвать и унести с собой. Собирался идти дождь. Последняя улица тянулась чересчур долго, а немногочисленные люди куда-то сворачивали, скрывались в зданиях, исчезали. Безликий детский дом вырос перед ними, заключенный в металлические прутья забора, в клетку. Семь человек стояли прямо перед ними. Неукротимые звери, дикие и несчастные. Они могут только расправляться и уничтожать, или расправятся и уничтожат их. Том почувствовал, как по телу начали разливаться, будоража сознание, удивительное спокойствие и упоение местью, граничащие с пьяным безумием. Искушение, которое пронизывало его насквозь, не позволяя остановиться, готовилось переступить запретную черту. И небо зажглось. Пестрели огни, вылетающие из одной палочки, тонули крики в надвигающихся сумерках. Их не видел никто. Прозрачная дымка скрывала часть улицы от всех. Она смотрела на вспышки: жёлтые, синие, оранжевые, фиолетовые, слышала вопли и представляла боль. И в душе все плотнее запутывался клубок противоречий. Закрыть. Открыть глаза. И увидеть. Ни крови, ни смертей, только осколки воспоминаний Тома врезались в души уже выросших беспризорных мальчишек, мишенью которых становился любой беззащитный человек. Слезы заполняли глаза. Глядя на их бесчувственные тела она понимала, что того, что с ними сделал Том, недостаточно, чтобы уйти в мир иной. Они оставались балансировать между двумя гранями, и кому-то теперь решать, будут ли их души поглощены безжалостной смертью или кто-то подарит им шанс на жизнь. Адриана шаг за шагом отступала назад, пока кирпичная стена не остановила её. Неограниченная жестокость или что-то другое, чего она опять никак не могла понять? Пожиратели Смерти... Страх приходил постепенно, заволакивая пустотой пути к отступлению. Что напишут в магловских газетах? Пропали без вести? Убиты? Нет, ничего. Это детдомовцы. Они не умрут, но их жизнь никогда не станет прежней. А потом все стихает. Безмятежное спокойствие просачивается сквозь непроглядную завесу. Осторожная тишина опускается на них. Чудовищная тень былой жизни канула в небытие. Адриана не шевелилась, почти не дышала, изредка жадно ловила воздух, подавляла нервные всхлипы. Холодало. - Открой глаза, я с тобой, - совсем рядом, над ухом, раздался не мягкий, не злой голос, как будто из преисподней, вкрадчивый, сильный. Его властные руки разворачивают её. Адриана бессознательно подчиняется, поднимая тяжелые, влажные от слез веки и испуганно прижимается еще сильнее к стене, настолько близко находятся от неё горящие лютым вожделением убивать полночные глаза. Том ненавидит слезы. Беги, Адриана. Беги.