Песок времени

Пройдет долгих шестнадцать лет, и Гермиона Джин Уизли, урожденная Грейнджер, стоя в безвестном тупике магической части Лондона и глядя на направленные в ее сторону палочки с готовыми сорваться заклятиями, будет вспоминать те дни, когда всё началось. Победу тогда только отпраздновали и слезы по погибшим еще не высохли; остатки волдемортова воинства постепенно ловили, разрушенные дома отстраивали, и жизнь, казалось, возвращалась в спокойную колею. Почти каждую ночь Гермиона просыпалась от кошмаров, в которых её преследовали Пожиратели — чаще всего Беллатрикс и Грейбек — и раз за разом оказывалась то в коридорах Отдела Тайн, то в парадном зале Малфой-мэнора, то в пылающем Хогвартсе. Она знала, что так же от кошмаров просыпаются и Гарри, и Рон, многие не могут уснуть ночами. Гермиона надеялась, что со временем этой пройдет. Магический мир Британии отстраивался заново. Хуже всего было вчерашним школьникам, которые не могли найти себе места в новом мире; кто-то говорил ей, что после всего пережитого детские стремления и мечты кажутся такими глупыми и несущественными. Аврорат в первые годы получил огромное пополнение взамен погибших бойцов, не меньше людей влилось и в министерство, причем с конкретными, далеко идущими планами — перекраивать мир под себя. Сделать так, чтобы никаких Темных Лордов больше не появлялось, чтобы будущие школьники могли спокойно заканчивать Хогвартс и не подвергаться таким же испытаниям. С подобными мыслями сама Гермиона поступила на работу в Отдел Тайн. Семь лет спустя в магической Британии всё будет готово для постепенной интеграции в магловский мир. Мировое волшебное сообщество долго было против, но энтузиазм сплоченных одной целью ветеранов справился с сопротивлением: Великобританию стали считать чем-то вроде территории эксперимента повышенной опасности. Мир напряженно следил за действием, разворачивавшимся на островах. Маги не учли, что современное сообщество маглов предполагает почти мгновенный обмен информацией, а главное — наличие власти в руках человека означает умение правильно этой информацией пользоваться. Рассчитывалось, что раскрытие будет проходить в течение нескольких поколений. Первоначальный план включал в себя расширение круга лиц, внесенных в список статута секретности. Кто знает, как бы всё прошло, если бы в число доверенных лиц не попал один из заместителей министра. Кто знает, как бы всё обернулось, если бы он не посчитал, что магию следует держать под строжайшим контролем и не познакомился с Кевином Каннемом, членом Визенгамота, сошедшим с ума в последние дни войны. Оба сына сэра Каннема принимали участие в войне, но были по разные стороны баррикад. Один считал, что маглы — второй сорт людей, которые должны знать свое место, другой был уверен, что объединение магического и магловского миров пойдет всем на пользу. Оба они погибли в битве при Хогвартсе второго мая. Глядя в тусклые зеленые глаза Рона, наставившего на нее волшебную палочку, Гермиона вспомнит, что всю эту информацию им приходилось добывать по кусочкам, зачастую оплачивая ее кровью. Она вспомнит, что когда картина наконец сложилась, у всех волосы встали дыбом от простоты и чудовищности ситуации. Кевин Каннем, сошедший с ума от горя, считал, что магию надо взять под жесткий контроль. К сожалению, именно он отвечал за взаимодействие с премьер-министром и его заместителями, один из которых — Джейсон Чаттенгтон — разглядел не только угрозу со стороны магического мира, но и безумие своего магического коллеги. Именно он вложил в голову сэра Каннема план. Через пять лет из секретных магловских лабораторий поступили первые образцы артефактов подчинения серийного производства. Их принцип был прост: кольца и браслеты выглядели ничем не примечательными с внешней стороны, но раз в несколько часов микроскопическая иголка, подчиняющаяся импульсу магии, пробивала кожу и впрыскивала под кожу зелье. Это мог быть прорыв в медицине, спасение для всех, кто зависел от постоянного применения лекарств — причем как маглов, так и магов. Но сэр Каннем выбрал для «начинки» артефактов зелье подчинения. Простое в приготовлении, но сложное из-за состава, оно не было проблемой для сумасшедшего мага: богатые фамильные запасы и обширные связи сделали свое дело. Эти же обширные связи помогли ему, когда артефакты понадобилось распространять. Он действовал просто: дарил богато выглядящее украшения коллегам, заявляя, что это оставшиеся от жены и сыновей драгоценности, которые он не желает больше держать при себе, а продавать рука не поднимается. Так пусть они радуют его друзей. Каждый получивший такой «подарок» — и порцию зелья в кровь бонусом — почти не менял своего поведения, всего лишь проникался невероятной лояльностью к сэру Каннему. Довеском шли украшения для всей семьи, которые домочадцы, не подозревая подвоха, принимали из рук того, кому доверяли. Через некоторое время маги начали пропадать. Сначала это было не так уж заметно — там одна семья уехала в Индию, тут другая просто перестала появляться в свете… Мало ли у людей причин сторониться общества. Через два года аккуратного, медленного распространения чудовищных украшений большая часть населения магической Британии доверяла сэру Каннему больше, чем самим себе. Они верили ему, когда он приказывал отправиться по определенному адресу в магическом Лондоне, предварительно придумав объяснение своего «отъезда» для друзей, где и попадали в лаборатории мистера Чаттенгтона. Они верили ему, когда он объяснял пропажу их друзей или родственников и затем сами, в полной уверенности, что получили сведения из первоисточника, служили прикрытием для внезапных исчезновений. *** 8 января 2012 года в Лютном переулке было совершено убийство: нападение с целью кражи переросло в потасовку, неосторожное применение поджигающего заклятия обернулось смертью для нескольких человек, в том числе случайных прохожих и посетителей ближайшего паба «Четыре сикля», который сгорел в считанные минуты. На следующее утро это событие освещалось «Ежедневным Пророком» со всеми подробностями. Сэр Каннем, допив утренний кофе и дочитав статью, аккуратно сложил газету и принял решение о форсировании событий: по его мнению, это происшествие являлось образцом безответственности волшебников и необходимости взятия магии под свой контроль. В идеальном мире сэра Каннема не будет убийств и войн. Осуществлению планов мешали только те, кто еще не успел попасть в широкую сеть престарелого мага, в основном — авроры. *** 9 января магическую Британию накрыл гигантский антиаппарационный купол, поддерживаемый силами ста двадцати четырех волшебников, лишенных собственной воли. Тем же утром секретарь министра вошел в его кабинет с обычной угодливой улыбкой, поставил на стол неизменную чашку кофе с неизменным кругляшом имбирного печенья, которое подавал каждое утро вот уже четыре года (с момента избрания нового министра), затем вытащил из набедренного крепления палочку, направил ее в голову своему начальнику и с той же улыбкой произнес: «Авада Кедавра». Таким образом было убито большинство глав отделов из тех, что еще не подверглись обработке зельями. Гарри Поттер, к счастью, избежал этой участи, но вынужден был скрываться. Сэр Каннэм, занявший пост министра и призвавший всецело доверяющее ему население Британии продолжать обыденную жизнь, стремился добраться до всех, кто еще не оказался под его контролем. Через четыре дня те, кто не носил опасных безделушек на теле, оказались в подполье. Два года Рон, Гермиона и Гарри скитались, где придется, — в лесах, катакомбах, трущобах магловских городов. Магическое сообщество, поставленное на службу министру Каннему, и вправду трудилось слаженно, как никогда: экономика росла невиданными темпами, уровень преступности снизился до минимума (в том числе за счет исчезновения «нежелательных элементов общества»), а политика министерства всенародно поддерживалась. Антиаппарационный купол не был снят, и подпольщики понятия не имели, как это было объяснено главам других магических государств, — вероятно, зараза распространялась по миру. Зато они точно знали, что даже магловскими способами покинуть страну нельзя — по всему периметру британских островов стоял сигнальный контур. Стоило его пересечь хоть кому-то, в ком тлела магическая искра, как рядом аппарировали авроры и стреляли на поражение. Гермиона не понимала, чего Каннем хотел добиться. Его бы просто не хватило на весь мир, да и контролировать одним зельем столько людей — не такая уж легкая задача. Было непонятно, какую выгоду извлекал для себя Чаттенгтон, аккуратно управлявший самим Каннемом. Ходили слухи, что маглокровок навсегда забирали из семей, а их родителям стирали память — или просто убивали их. Жизнь текла своим чередом, для обывателей почти ничего не изменилось — кроме того, что они были готовы убивать или умирать по первому слову своего обожаемого министра. Конечно, мировое сообщество в итоге подавило бы Каннема, убило бы Чаттенгтона, рано или поздно вернуло бы свободу жителям островов — и Гермиона ждала этого момента, всеми силами стараясь приблизить его изнутри. Подпольщики быстро поняли, что никакая агитация не справится с зельем подчинения, и теперь их главной задачей было избавлять людей от опасных украшений, тем самым освобождая их волю. Но и Каннем быстро реагировал — на попытку снятия подчиняющих артефактов марионетки теперь реагировали смертельными проклятиями. Совершенствовались поисковые заклинания, направленные на тех, кто был вне власти министерства. Прятаться становилось всё сложнее. Домовые эльфы, чьих владельцев нельзя было идентифицировать, уничтожались; остальные перешли в собственность министерства и уже по его приказу служили своим «бывшим» семьям — таким образом, повстанцы лишились разведки и возможности беспрепятственно доставать провиант. Волшебные существа, неподвластные жидкому Империусу, подверглись геноциду. Прятаться становилось всё сложнее. *** Последние полгода крохотная магическая община скрывалась в поместье Малфоев — Драко был не очень-то рад принимать абы кого у себя в доме, но надо быть дураком, чтобы не понимать, что выжить можно только вместе, а разбрасываться местами, защищенными Фиделиусом — непростительная, смертельная глупость. В декабре две тысячи тринадцатого года у подпольщиков начали заканчиваться продукты и медикаменты. Величина защищенного чарами поместья была не настолько велика, чтобы охотой и собирательством прокормить всех, кто оказался на его территории. Было принято решение осуществить «вылазку». Долго готовились: Рон Уизли и Лайам Ферт должны были сыграть роли людей, подчиненных Империусом — словом, ничем не отличавшихся от обывателей современной магической Великобритании. Они получили дезактивированные кольца, снятые с жертв Каннема еще в те дни, когда это было возможно сделать, не схлопотав Аваду в лоб. Они тщательно прорабатывали легенды, раз за разом отыгрывая свои реакции на различные ситуации, стараясь предусмотреть всё. Для повышения шансов они отправились в разные города. Лайам вернулся через три дня, принеся в карманах уменьшенные свертки с провизией. Рон не вернулся ни через три дня, ни через неделю, ни через месяц. *** Гермиона почти перестала вылезать из библиотеки. Она искала что-нибудь — что угодно!– способное им помочь, глотала книги одну за другой. Однажды она не выдержала и расплакалась прямо над томом «Несомненно Полезные Заклинания На Все Случаи Жизни» — «Для обрезания волос в носу, — говорилось там, — стоит воспользоваться следующим заклятием…». Истерика накрыла ее с головой. Она кричала про то, что именно этим заклинанием она убьет Каннема, именно это, несомненно, ей сейчас и нужно, и эта чертова библиотека, она уверена, специально подсовывает ей такие книги, потому что всё против нее, и лучше уже выйти и сдаться, и зажить нормальной жизнью — ну и что, что в подчинении, может, так и легче, и не будет больше этого кошмара, когда люди пропадают один за одним или умирают, когда нет никакой надежды… Она очнулась от прикосновения Драко Малфоя. Он просто крепко прижимал ее к себе одной рукой, другой же пытался напоить водой до тех пор, пока Гермиона не взяла себя в руки и не смогла держать стакан самостоятельно. Она пила мелкими глоточками и постепенно успокаивалась. — Даже не смей думать о том, чтобы сдаться, — жестко сказал Драко, когда всхлипывания почти прекратились, и Гермиона ощутила сильную усталость, вызванную истерикой. — Слышишь, Грейнджер? Это не выход. Однажды он прикажет всем магам умереть, и они сделают это, потому что не смогут сопротивляться, как сделала моя мать. Наша воля — это всё, что у нас осталось. И я буду драться за нее до самой смерти. Эти слова оказались пророческими: он действительно умер, сражаясь за свою свободу. *** Драко Малфой, несмотря на свой ужасный характер, повадки хорька и совершенно извращенные понятия о правильном мироустройстве, глупым никогда не был. Он засел в библиотеке вместе с Гермионой, и дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки — уже через месяц они напали на след ритуала, призванного изменить прошлое. Упоминания были немногочисленны и туманны, но даже по таким обрывкам им более-менее удалось восстановить и слова заклинания, и необходимые движения. Загвоздкой оказался «песок времени», который нужно было вдохнуть после произнесения заклинания. После долгих раздумий и мозгового штурма в компании всех немногочисленных обитателей поместья подпольщики пришли к выводу, что это песок, использовавшийся в хроноворотах. — Но они же все разбиты, — нахмурившись, сказал Гарри, опираясь на стол, на котором были в беспорядке раскиданы свитки и книги с деталями обсуждаемого заклинания. За последнее время он сильно отрастил волосы, и теперь был больше похож на давно погибшего Снейпа, чем на себя, особенно когда нетерпеливо дергал головой, откидывая пряди с лица. Гермиона отмахнулась от непрошенных ассоциаций и воспоминаний и покачала головой: — Нет, в Отделе Тайн было собрано несколько экспериментальных образцов за последние годы. В комнате стало шумно от голосов: люди получили надежду. Крохотный, малюсенький шанс, что всё изменится, и у них появится возможность вырваться из этого ада. И теперь все обсуждали, как можно пробраться в Отдел Тайн, чтобы достать заветный песок. — Ты сам понимаешь, что это экспериментальное заклинание, мы собрали его по крупицам, и оно вполне может не сработать, — тихо сказала Гермиона, обращаясь к Гарри и стараясь, чтобы остальные не услышали. — У нас только один шанс, чтобы это проверить, и это вполне может оказаться смертельным для нас. Но меня волнует другое: нигде в описании не сказано, как именно изменится прошлое и как это повлияет на нас. Существуют тысячи вариантов, вплоть до перемещения в некую параллельную вселенную, где всё изначально было не так… А значит, мы никого не спасем. Возможно, это просто иллюзия. — Но это, кажется, единственный шанс, Гермиона, — так же тихо ответил Гарри. — Скоро мы умрем от голода, или же нас просто переловят в вылазках за продуктами. Даже если мы не спасем никого другого… возможно, удастся спастись кому-то из нас. Краем глаза Гермиона заметила Малфоя, который внимательно прислушивался к их разговору. *** Ради исполнения плана они пошли на убийство. «Это необходимо, — уговаривала себя Гермиона. — Это жизненно важно». Но поднимать палочку на ни в чем неповинного человека оказалось всё равно очень сложно. Министерские пропуска с тщательно подделанными магическими подписями, только магловские, не засекаемые антииллюзионными чарами способы маскировки, артефакты из хранилищ Малфоя, которых хватило бы на взвод авроров, — к моменту начала операции Гермиона, Гарри и Драко были готовы настолько, насколько возможно. Они пошли втроем, оставив остальным тщательные инструкции, что нужно будет сделать, если не вернутся, как повторить ритуал. Но их всё равно поймали. Конечно, поймали. На выходе из подвалов Отдела Тайн сработала сигнализация. Возможно, она была установлена на вынос артефактов, возможно — наконец-то определила человека без зелья подчинения в крови. Это было не так важно, как все работники министерства, вставшие на пути. Гарри Поттер погиб почти у выхода — не успел увернуться от Авады, прилетевшей откуда-то сбоку. Гермиона и Драко сумели прорваться и выбраться сквозь камин в почтовом отделении Косого переулка. К счастью, в лабораториях Каннема еще не было изобретено средство мгновенного оповещения всех о тревоге, а потому новости не успели разнестись по всему Лондону — и взмыленные повстанцы смогли отвлечь работников и посетителей, а затем наложить на всех Ступефай. Малфой также успел заблокировать камин — Гермионе показалось, что она расслышала удаляющийся крик в трубе, когда Драко произносил последние звуки заклинания. Впрочем, за гвалтом сов, взволнованных необычным поведением вывалившихся из камина людей, она могла и ошибиться. Магический Лондон встретил их солнцем и умиротворением. Это никак не вязалось с тем, что Гермиона только что убила несколько человек в попытке спасти себя — как и с тем, что только что умер ее лучший друг. Она прислушалась к себе — и ничего не ощутила, но мозг, натренированный истолковывать всё и вся, тут же выдал объяснение: «Шок». Гермиона мысленно кивнула и последовала за Малфоем, стараясь незаметно привести в порядок одежду, чтобы не привлекать внимания. Ближайшая точка, одна из намеченных ими для ритуала, если что-то пойдет не так и они не успеют добраться до поместья, находилась совсем близко. Маленький тупик между домами, который плохо просматривался с улицы и куда не выходили окна окрестных домов. Не слишком чисто, но хоть от мусорных баков благодаря магии они были избавлены. Авроры пришли, когда Гермиона уже почти дорисовала гексограмму. — Не отвлекайся! — крикнул ей Малфой и выставил щиты, не давая министерским доступа к рисунку на полу. Она только кивнула, продолжая двигаться в ритме ритуала, нашептывая слова на каждое движение, зажигая свечи и расставляя их в нужном порядке. Потом встала в центре рисунка и хотела позвать Драко, но увидела, как он медленно оседает на землю, а щиты начинают мерцать и пропадать. Гермиона прижала руку ко рту, силясь не закричать, — внезапно на нее обрушилось сразу всё: убийства, смерть Гарри; перед мысленным взором промелькнула цепочка других смертей — Джинни и маленького Джеймса, Артура, подруги из Отдела Тайн Анжелики Палл и многих, многих других. И наконец, Малфой. Она обратила внимание на нападавших, которые почему-то прекратили атаку, и встретилась взглядом с тем, кого совсем не ожидала здесь увидеть. Во главе отряда преследования, глядя на нее абсолютно пустыми глазами, стоял ее муж. — Рон? — произнесла Гермиона сиплым от шока голосом. — Вас приказано доставить в министерство, — ответил он. — Пожалуйста, не сопротивляйтесь, и нам не придется применять силу. Пожалуйста, бросьте палочку на землю, и с вами всё будет в порядке. Он всё говорил и говорил, а Гермиона смотрела на его шею, где тонкой полоской плотно прилегал к коже ошейник, вокруг которого распространялась краснота. — Пожалуйста… — Рон вдруг запнулся, его глаза на миг приобрели осмысленное выражение. Из-под ошейника появилась струйка крови, капля прокатилась по коже и пропала за воротником мантии. Взгляд снова остекленел. — Не сопротивляйтесь, — продолжил он. И тогда она поняла, что ей больше некуда отступать. Гермиона прошептала сложную цепочку из слов («Давай же, — говорила она себе, — ты не можешь ошибиться. Ты всегда правильно произносила заклинания с первого раза!») и замахнулась, чтобы разбить хроноворот, зажатый в руке. Его песок был главным ингредиентом. Тем, что вполне могло заставить это безумное заклинание сработать. — Перкутиум форте! — выкрикнула она и почувствовала, как крошечные осколки и куски металла из разрушенной заклинанием оболочки хроноворота взрезали ей кожу. Гермиона разжала ладонь и золотистый песок, которого оказалось неожиданно много, начал падать вниз, рассеиваясь в воздухе… Песок, смешанный с ее кровью. Время замедлилось до предела: то ли дело было в выбросе адреналина, то ли так действовало заклинание, но Гермиона, лихорадочно думая о том, как может повлиять неучтенный ингредиент — кровь — на экспериментальное заклинание, видела, как медленно, словно в воде, двигаются марионетки Каннема. Они начинали говорить заклинания, шум от смешения стольких слов нарастал… но Рон не зря был аврором. Гермиона прочла по его губам непростительное, и ярко—зеленый луч сорвался с кончика его палочки. «Авада — не мгновенная смерть, — успела подумать Гермиона, — ведь я вижу, как она идет ко мне». Мысли двигались с бешеной скоростью, но тело за ними не поспевало. Шум от произнесения десятков заклинаний достиг апогея, и кончики палочек расцвели разноцветными вспышками. Песок из хроноворота вперемешку с каплями крови окутал Гермиону, как прозрачный кокон. Авада из палочки Рона достигла ее сердца. *** Она открыла глаза и мгновенно узнала комнату: белый потолок, неяркие полосатые обои, мебель сдержанных цветов — письменный стол с полками книг над ним, шкаф с краем платья, точащим из-за незакрытой дверцы. Солнце уже стояло высоко, и ласковый теплый ветер развевал занавески на окне. Гермионе показалось, что она сама настолько невесома, что может улететь вместе с этим ветром. Гарри рассказывал, что он в посмертии оказался на вокзале Кингс-Кросс. Гермиона тогда решила, что она, наверное, окажется дома — в месте, где ей всегда были рады. «Я умерла, — подумала Гермиона. — Не сработало. Кровь была лишней. Или всё заклинание было неправильным». Ей не хотелось вставать. Мысли, в противовес последним секундам перед смертью, текли размеренно и лениво. Гермиона размышляла, что могло ее ожидать за дверью комнаты. Родители? Она не могла с ними связаться в последние два года, но надеялась, что они всё еще живы. А может быть, здесь время течет не так?.. Звонок во входную дверь прозвучал так ясно, что мгновенно привел Гермиону в чувство. Она решила, что это знак вставать — вероятно, ей нужно выйти из этого дома и отправиться… Но куда? Она поднялась и чуть не упала от накатившего головокружения: мир как-то странно изменился, всё ощущалось необычно. Зеркало рядом с платяным шкафом отразило маленькую девочку с растрепанными волосами и донельзя удивленными глазами. — Гермиона, солнышко, вставай и спускайся вниз, к тебе пришли! — раздалось из-за двери. Она не знала, что думать. Голос был мамин. Мама тоже умерла? Гермиона быстро влезла в домашние штаны и футболку, как и в детстве аккуратно висевшие на спинке стула у стола, провела расческой по волосам (с почти нулевым эффектом) и открыла дверь. С первого этажа доносились смутно различимые голоса. Подавив внутреннюю дрожь, она всё же прошла по коридору и спустилась по лестнице. Сначала она увидела маму, которая пожелала ей доброго утра, затем отца — тот стоял к ней спиной и смотрел на диван, точнее, на гостью. Сидящая на диване пожилая женщина внимательно посмотрела на Гермиону. Одежда будто из карнавального магазина или костюмерной театра, ставящего исторические постановки, только подчеркивала её королевскую осанку. Это была Минерва Макгонагал — та, чей пронзительный взгляд Гермиона никогда бы не смогла забыть. Макгонагал улыбнулась и сказала: — Здравствуй, ты же Гермиона, правильно? Меня зовут профессор Макгонагал, и у меня для тебя письмо. В протянутой навстречу Гермионе ладони лежал конверт из плотной желтоватой бумаги, на котором зелеными чернилами был написан адрес Грейнджеров.