Его счастливая семья

      Когда герцог Бернард Найтрей занимает место во главе стола, остальные выпрямляют спины. Скатерть чистая, новая и такая белая, что даже цветы стараются не обронить на неё лишний лепесток.       Бернард щурится и двигает вазу на полдюйма ближе к левому краю; портрет деда цепко смотрит из-под кустистых бровей и, кажется, одобряет. Неторопливо разворачивая салфетку, Бернард принимается за салат в полной тишине.       Обычно ответственность за беседу берёт на себя его супруга, но сегодня она непривычно рассеяна. Бернард ждёт реплики ровно полминуты, затем откладывает вилку в сторону и аккуратно промокает губы:       — Элиот, каковы твои успехи в академии? — вежливое недоумение и взгляд адресует жене, вопрос — сыну.       — Сегодня — высшие баллы по трём предметам, — бойко рапортует Элиот и незаметно двигает к себе тарелку с пирогом: он надеется, что так его останется больше — для Лео.       Бернард — хороший отец и муж.       Он небрежно кивает, пожимает плечами и снова берётся за приборы. Вернис вздрагивает и нервно теребит обручальное кольцо:       — Замечательно, мой мальчик. Мама тобой гордится. А как твоё рукоделие, моя милая Ванесса?       Ванесса протягивает приготовленную заранее картину и думает о том, что из-за дневного приёма пропустила урок фехтования с очаровательной Кэтрин. В качестве извинения Ванесса подарит ей какие-нибудь из своих серёжек и, может быть, поцелуй.       — Твоя новая вышивка великолепна! — Вернис несколько секунд глядит сквозь шелковых птиц, едва проводит пальцами по тонким, чуть скользким нитям. — У тебя бесспорно талант, моя дорогая.       Вернис — безукоризненная жена и мать.       Она кутается в шаль. Её губы беззвучно движутся, будто она читает молитву. Если, конечно, бывают молитвы, где слова «Исла Юра» встречаются чаще, чем «Господь Бог». Ведь он — величайший из людей, почти пророк, он приведёт мир к вечному золотому свету, и тогда ей больше не будет так холодно, как за этим столом. Ей будет хорошо, будет тепло, словно в его постели.       — Благодарю вас, мама, — картина переходит в руки ближайшей служанки.       Ванесса — прилежная почтительная дочь.       Клод ловко и привычно прячет ухмылку за ломтиком фазана: он знает, что эту вышивку сестра показывает уже в четвёртый раз, к тому же это — работа её учительницы. На коленях у Клода открытая на нужной странице газета.       — Сегодня я нанёс визит Рейнсвортам, — он лениво покачивает рукой с холёными ногтями. — Должен вам сказать, они уже давно не те, что прежде. Наследница, очевидно, глуповата, а старуха скоро отойдёт от дел, так многие считают. Их не стоит опасаться.       — Да, Клод, — Винсент мечтательно улыбается и глядит на стену за спиной сводного брата. — Это весьма ценные наблюдения, твоя внимательность заслуживает уважения.       Клод — старший сын и опора семьи.       Винсенту кажется, что череп Клода прекрасно смотрелся бы на месте головы трофейного оленя, поскольку они набиты одним и тем же. Он уверен, что Бернард тоже думает об опилках.       Винсент — полезный приёмный ребёнок.       Стрелка на часах отмеряет оставшееся до окончания ужина время. Эрнест толкает под бок Клода и косится на Элиота:       — Как думаешь, когда наш малыш забудет про сказки о рыцарях? Пора бы ему повзрослеть и заняться настоящими семейными делами.       Клод хохочет, а Элиот вспыхивает до корней волос.       Эрнест — самый ответственный сын.       Под настоящими семейными делами он подразумевает трактир и бордель. Поймав понимающую улыбку Винсента, Эрнест скалится и думает, что он, по крайней мере, хочет трахаться с бабами, а не с единокровным братцем. На самом деле, Эрнест не имеет ни малейшего понятия о том, чего может желать безумный приёмыш, но сама мысль кажется ему забавной.       Винсент отчаянно жаждет видеть Гилберта, но того здесь нет — ему совсем не нужны Найтреи. Гилберт предпочитает проводить вечера в одиночестве.       — А давайте... — Элиот внезапно встаёт и поднимает бокал, — выпьем за честное и достойное будущее нашей семьи!       Элиот — младший ребёнок, ему дозволено иметь нелепые причуды. Например, любить мать, отца, сестру, всех своих братьев и даже того, сводного, что портит игрушки и репутацию Найтреев.       — И за то, чтобы жили мы до-олго и сча-астливо... — шепотом поддразнивает брата Эрнест, но Элиот принимает подсказку и совершенно серьёзно, даже серьёзнее, чем всегда, повторяет эти слова:       — Чтобы мы жили долго и счастливо!       Элиот думает то же, что говорит. Герцог молча прикидывает, какую выгоду принесёт его Дому новая Цепь. Лео стоит за дверью и обещает себе, что если сейчас хоть один Найтрей не поднимет в ответ свой бокал и не отопьёт из него должное количество вина, он войдёт и как следует пнёт эту черствую лицемерную сволочь. Но они пьют. Они всегда пьют, когда кто-нибудь говорит тост, и всегда заканчивают ужинать ровно в девять.       Так было вчера, так будет завтра, а ещё через два дня Клода и Эрнеста найдут обезглавленными.