Бесконечное одиночество

Автобус резко затормозил прямо перед моим носом и я чудом осталась стоять на ногах. Снова задумалась. Чёрт, ненавижу, когда так происходит. Водитель высунулся из окна и начал что-то кричать, но я его не слышала. Просто пошла дальше. Голова была забита мыслями о том, что мне постоянно везёт. Вот сейчас вокруг собралась толпа зевак, и из машин за тем самым автобусом образовалась пробка. Водитель продолжал орать на всю проезжую часть, но я уже сворачивала за ближайший угол. Зачем я сюда свернула? Куда я иду? Я остановилась и огляделась. Уже вечер. Я стояла посреди пустынной аллеи в парке. Это место в последнее время не пользуется популярностью, приличные люди стараются не забредать сюда из-за слуха, что группа сатанистов приносила на какой-то поляне парка жертвоприношения и вообще занималась всякой чепухой каждый вечер. Мне не страшно. Не потому, что не верю во все эти глупости, а потому, что могу постоять за себя в случае необходимости. Пять лет занятий самбо не прошли даром. Занималась бы и дальше, если бы не один неприятный случай, который заставил меня бросить этот род занятий и увлечься чем-то менее травмирующим. Я нащупала в кармане телефон и глянула на дисплей. Уже почти полночь. Нужно возвращаться домой, завтра рано вставать на работу. Я огляделась – вокруг ни души. Ну что же, опасаться точно нечего. До дома дошла без приключений, хотя, когда я покидала парк, мне послышался позади негромкий гул голосов. Проглотив таблетку снотворного, я отключилась. Проблемы со сном у меня связаны с тем периодом моей жизни, который я постаралась забыть как страшный сон. Это был крутой переворот всего, что можно было только себе представить. Когда мне было пятнадцать лет, умерла моя мама и оставила меня совсем одну. Я не могла смириться с её смертью. Перестала есть, спать, глаза были постоянно на мокром месте первые недели, а потом слёз и вовсе не осталось. Я просто сидела, устремив невидящий взгляд в стену своей небольшой комнатки, похожей на кладовку, которую мне выделили в детском доме. В конце концов, воспитателям надоело со мной возиться и меня отправили в психушку. Это трудно признавать, но я действительно заболела. Я была больна и не хотела жить. Жизнь стала для меня пустым звуком. Проще сказать, я стала самым настоящим овощем. В течение полугода я постепенно приходила в себя и училась жить дальше. Одна. Я похудела так, что кожа висела на мне словно какой-то нелепый костюм. Глаза потухли и помутнели, а движения стали рассеянными, медленными, неуверенными. Да, я была больна. Но наконец, разум ко мне начал возвращаться и я свыклась с мыслью, что мамы больше нет. Что я совсем одна. Это меня не пугало, и я смирилась. Решила, что нужно жить дальше. Вот только как? И тогда к нам в отделение привезли сумасшедшую фанатку, пытавшуюся окончить жизнь самоубийством из-за своего кумира, которого она якобы безумно любила. Эта девочка перерезала себе вены, и не поперёк, как это делают обычно суицидники, а вдоль. Несколько линий прямо по венам, чтобы уж наверняка умереть. Но судьба распорядилась так, что девочка выжила, врачи успели её спасти и после того, как угроза миновала, её поместили в больницу из-за психического расстройства. Диагноз был поставлен ещё в больнице, потому что, очнувшись в больнице после суицида, девочка впала в истерику и снова попыталась убить себя. До того, как в отделение поступила эта девочка, я была самым маленьким пациентом – куча чокнутых бабулек с Альцгеймером, такая же куча женщин, сошедших с ума по разным причинам, бесцельно бродивших по коридорам больницы. Я же никогда не выходила из палаты, ибо боялась их. Боялась, что их сумасшествие передастся мне, и я уже никогда не выйду отсюда. Боялась смотреть в их пустые, ничего не выражающие глаза, боялась наблюдать за их бессмысленными походами из одного конца коридора в другой. А вот теперь у меня появился собеседник. В первую же ночь, после поступления Сары я залезла к ней в палату и мы разговорились. Она оказалась обычной девчонкой, которая так же, как и я потеряла смысл жизни, только по другим причинам. Хотя, на мой взгляд, это были довольно глупые причины, но они не мешали нам с ней быть похожими, ведь она так же, как и я хотела умереть. Вот только у неё почти получилось, а я так и не решилась совершить хоть какую-то попытку. Она со слезами на глазах рассказывала мне про того самого кумира, которого безумно любила, про чувства, что она к нему питала, про те мечты, которые день и ночь блуждали в её голове. - Он такой… Лекси, понимаешь, таких как Маршалл больше нет на свете. Ради него даже умереть не жалко, что я и пыталась сделать. Я никогда его не увижу, понимаешь? Никогда не загляну в его живые серо-голубые глаза, никогда не почувствую его тепла, никогда не скажет он мне простого «привет», зачем мне тогда жить? Зачем просто смотреть на его плакат и плакать ночами в подушку под его голос? Я поддерживала её как могла. Не убеждала, что жизни достоин каждый и что может случиться то, чего никто никогда не ждал, нет, просто я была с ней рядом. Потому что ей нужно было чувствовать, что она не одна, чтобы не совершать больше никаких дурацких поступков. На вторую неделю её пребывания мать привезла ей МР3-плеер, этим совершив большую ошибку. Весь плеер был забит под завязку музыкой Эминема, а Сара слушала и плакала, уткнувшись мне в плечо. Я всегда была рядом. И вот пришёл момент, которого я так боялась. Сара попросила меня ей помочь. Помочь умереть. - Лекс, я обращаюсь к тебе как к самому дорогому мне человеку. Ты должна меня понять, это мой выбор, я готова это сделать, не держи меня. Если ты сейчас не поможешь мне, то я всё равно, с твоей помощью или без неё сделаю то, что нужно. Конечно, без тебя придётся помучиться, но всё же, я добьюсь того, чего хочу. Лекси, я не хочу жить без него, я не могу без него, - глотая слёзы говорила Сара, и я согласилась. Это её решение, это её жизнь, всё в её руках. И мы придумали план. Я украла у дежурной медсестры банку викодина, что был прописан одной умирающей бабульке в самом конце коридора. Сделать это было легко, поскольку медсестра была весёлой рассеянной хохотушкой. Во время утреннего обхода я её заболтала и незаметно стащила баночку с капсулами. Она оказалась совсем новой, так что смертельная доза уже была обеспечена. Всё должно было случиться глубокой ночью. Часа в два, когда дежурившая сестра в коридоре задремала, а моя палата как раз находилась неподалёку от её поста, я в последний раз прокралась по тихому коридору к Саре. - Псс, не пугайся, - прошептала я и осторожно притворила за собой дверь. - Ты принесла? – раздался свистящий шёпот Сары. - Да, - ответила я и забралась к ней в постель. – Вот, держи, - я вложила пластмассовую баночку в её руку. Она взяла у меня её одной рукой, а другой сжала мою ладонь. – Ты готова? Сара глубоко вздохнула, и я почувствовала, что она смотрит на меня в темноте. Я видела лишь контур её головы, тела, одеяла, что прикрывало наши ноги. Вдруг она зашевелилась, и её лицо озарил свет от дисплея МР3-плеера. Она собиралась умереть с его песнями. Последнее, что Сара услышит, будет голос Эминема. Последнее, что она почувствует, будут мои объятия. Девочка направила дисплей на меня, и я прищурилась от света. - Спасибо, - выдохнула Сара. – Я не знаю, как выразить всю свою благодарность тебе, ты стала для меня сестрой за этот месяц. Просто спасибо. Я рада, что ты со мной, что понимаешь меня, что не посчитала меня сумасшедшей, что приняла меня такой, какая я есть, - её глаза наполнились слезами. Да и мои тоже, было очень тяжело всё это слушать и я просто прижала её к себе. - Это твоё право, Сара. А я просто рядом. Она прижалась ко мне и глубоко выдохнула в плечо – я почувствовала тепло. Внезапно девочка отпрянула от меня, воткнула наушники в уши и, быстро открутив крышку от баночки с викодином, высыпала все таблетки в руку. - Прощай, Лекс, - прошептала она и засунула всю горсть в рот. Я слышала, как тяжело ей далось проглотить эту кучу таблеток, и снова притянула Сару к себе. Она свернулась у меня под боком в калачик и тихонько подпевала трекам Эминема, а я поглаживала её по спине. Мне были немножко слышны песни из наушников Сары и, слыша, как она подпевает Маршаллу, губы сами сложились в улыбку. Будь всё по-другому, из девочки вышла бы отличная певица. Погрузившись в свои мысли, я не заметила, как Сара замолчала. А череда песен в плейлисте всё продолжала воспроизводиться. Она умерла. Ушла из жизни так, как и хотела. А я сидела в её постели и обнимала её, всё так же поглаживая по спине в такт звукам, слышавшимся из её наушников. За окном забрезжил рассвет. Я посмотрела на Сару. Со стороны казалось, что она просто уснула у меня под боком. Я поправила прядь её светлых волос и осторожно вылезла из постели. Ледяной пол обжёг мне ступни. Я сняла с девочки наушники и сунула её МР3-плеер за пазуху, легонько взбила подушку и поправила одеяло на том месте, где лежала, чтобы никто не догадался, что здесь был кто-то ещё. Это кстати мне велела сделать Сара. Я же хотела остаться с ней до конца, до того самого момента. Я хотела, чтобы её тело обнаружили у меня на руках, но Сара была против. - Лекс, ну что за ерунду ты мелешь, - возмутилась Сара, когда я ей сообщила о своих намерениях. – Ты хочешь, чтобы тебя под суд пустили за содействие, помощь или, не дай бог, за моё убийство?! Нет, как только меня не станет, ты должна уйти к себе в палату и замести все следы своего пребывания. Я не хочу, чтобы тебя в чём-то обвиняли! – она улыбнулась мне своей светлой улыбкой и потрясла за плечо. – Обещай, что сделаешь так, как я прошу. - Да, хорошо, я уйду. Я пробуду с тобой столько, сколько смогу и потом уйду, - пообещала я ей тогда. Её обнаружила медсестра во время обхода в семь часов утра. Поднялась суматоха, никто не мог понять, как у Сары оказался викодин. Полицейские только единожды пришли в больницу и тут же пришли к выводу, что это самоубийство. Меня допросили, задали стандартные вопросы: знала ли я Сару, общалась ли я с ней, известно ли было мне о её планах. Я ответила, что она была странной девочкой и, насколько мне известно, просто хотела умереть. Полицейский сухо кивнул и вышел из моей палаты. Дело закрыли, так как нечего было расследовать. Мать Сары вскоре тоже не выдержала. Если верить слухам, то спустя неделю после смерти дочери она повесилась. Всё, что у меня осталось от Сары – её МР3-плеер с огромным плейлистом, сплошняком состоящего из песен Маршалла Мэтерса. С тех самых пор меня по ночам начали мучить кошмары. Я вскрикивала и просыпалась в холодном поту, совсем не помня того, что снилось. С тех самых пор я сижу на снотворном, благодаря которому перестала видеть сны. Я провела в психушке три года. В день моего совершеннолетия мне назначили опекуна, и я наконец покинула эти ненавистные стены. Мистер Оттом – опекун – оказался вполне милым человеком сорока четырёх лет. В первый день нашего знакомства он отвёл меня в кафе и познакомил со своими дочерьми – четырнадцатилетней Моникой и шестнадцатилетней Бэндит. Девочки оказались вполне адекватными, они ввели меня в курс всех молодёжных дел за последние три года, что я провела в больнице, сводили меня в кино и просто весело дурачились. Мистер Оттом позволил мне полностью распоряжаться своими денежными средствами, выбирать место жительства, работать, но только раз в две недели я должна появляться у него в кабинете и рассказывать о своей жизни, делиться переживаниями, сомнениями и решениями. Я согласилась, поскольку не имела ничего против. Он показался мне вполне порядочным человеком, воспитывающим двух замечательных дочерей. Так и прошло два года. Каждые две недели я встречалась с мистером Оттомом: мы беседовали, размышляли о каких-нибудь интересных вещах, обсуждали мои планы на будущее, а иногда я просто проводила день с Моникой и Бэндит. Я устроилась на работу в библиотеку, поскольку любила тишину и покой со времён моего больничного заточения. Тишина позволяет мне думать. В тишине я не чувствую себя лишней в этом мире. В тишине я слушаю МР3-плеер Сары. В каком-то смысле Эминем помог мне выбраться из депрессии после её смерти. Помог мне совладать с собой, выдержать всё в себе, эмоции, чувства. Он не дал мне сорваться и рассказать тогда полицейским всю правду о том, что произошло. Что именно я помогла Саре умереть. Эминем каждый раз напоминал мне, ради чего она умерла и не давал мне потерять себя. Нет, я не считаю себя фанаткой. Я просто ценитель прекрасного. Я не жду чего-то сверхъестественного, как ждала Сара, Маршалл просто стал моей путеводной звездой в этом мире. Утро. Я налила себе кофе и уселась перед телевизором. Настроение хорошее. Хм, впервые за последнюю пару недель. Наверное потому, что вчера вдоволь нагулялась по городу и спала как убитая. Хотя… я всегда сплю как убитая благодаря снотворному. Лучи солнца заглядывали во все окна моей маленькой квартирки, выходящие на проезжую часть. В центре Детройта уже вовсю кипела жизнь.