Who we are

Up in the morning Up in the evening Picking down talks With the birds come out to eat Ночной Капитолий сверкает под ногами, словно бриллиант в пламени свечи. Он яркий, манящий, но холодный, как драгоценный камень. В этом городе нет души. У каждого Дистрикта есть душа, даже у нашего, насквозь, навечно пропитанного угольной пылью, голодом и отчаянием. А у Капитолия – нет. Вздыхаю, прикасаясь к стеклу. В гладкой поверхности отражается моё лицо. В глазах – испуг. Я боюсь. У нас есть всего несколько дней, чтобы притвориться, что всё хорошо. Всего несколько дней, чтобы насладиться жизнью. С Арены не вернутся двадцать три трибута, теперь это уже решено: Распорядители Игр не могут допустить одну и ту же ошибку дважды. В этот раз вернётся лишь один. И это буду не я. В наших апартаментах стоит звенящая тишина, которую не нарушает даже звук телевизора – эту милость трибутам тоже подарили. Но мне не нужно смотреть обязательную вечернюю передачу, чтобы знать её содержание: там мы с Питом. Наши сплетённые пальцы, наши губы, наши счастливые взгляды. Слишком много нас. Капитолийцы уже сейчас льют слёзы над обречёнными влюблёнными, пересматривая нашу историю с самого начала, с того памятного признания Пита на первом интервью у Цезаря. Из них, наверное, вышли бы отличные спонсоры. Вот только в этот раз нас уже не спасут ни их слёзы, ни их жалость. Up on the mountain Down in the king's lear Pushing these boxes In the heat of the afternoon, afternoon. Мне никогда не избавиться от этого гнетущего чувства вины. Я виновата перед Питом – я ему лгала. Я виновата перед Гейлом – я дала ему ложную надежду. Я виновата перед мамой – я была с ней слишком резка с того момента, как погиб отец. Я виновата перед Прим – я подвергла её опасности, вытащив морник на первой Арене. Я виновата перед Хеймитчем и Эффи – я часто грубила им, не желая понимать, что они хотят мне лишь добра. Я виновата. Виновата. Виновата… - Замёрзла? Оборачиваюсь на звук голоса: в дверях стоит Пит. Его взгляд устремлён куда-то мимо меня, но я всё равно чувствую себя так, словно за мной следят. Пит всегда наблюдает за мной, даже когда я этого не вижу. Я должна злиться на это, но не могу. Не знаю, почему, но у меня просто не получается злиться на него. - Нет. С чего ты взял? - Посмотри на себя, - улыбается он, подходя ближе. Оглядывая себя, понимаю, что крепко обхватила себя руками за плечи, пытаясь закрыться от собственных мыслей. Пит подходит и разгибает мои пальцы и осторожно убирает их с моих плеч. Мои руки безвольно повисают, словно плети. Тело тут же напрягается, стоит тёплым рукам Мелларка занять место моих пальцев. We were never welcome here We were never welcome here at all No - В Играх нет победителей. Только выжившие, - на автомате повторяю слова, однажды сказанные нашим ментором. Поворачиваю голову и вижу, что Пит смотрит в куда-то вниз, на движущиеся по дороге огоньки. В ответ на мои слова он пожимает плечами. - Может, раньше так и было. Но теперь есть ты, Китнисс. Ты смогла победить. - Мы, - тихо говорю я, - мы смогли победить. Наконец, он переводит взгляд с капитолийской улицы на моё лицо. Его глаза по-прежнему смотрят мягко, он словно ласкает меня взглядом, но в глубине его глаз я замечаю что-то ещё. Что-то, что заставляет моё сердце сжаться. - Мы, - он – моё эхо. Но он не согласен, хоть и не спорит. Я сбрасываю его руки со своих плеч и сажусь на кровать. Ни один из нас не удовлетворён нашей победой на первых Играх. Мы думали, что всё закончится, едва планолёт доставит нас обратно в Капитолий, но всё только сильнее закрутилось. Стало ещё хуже, чем было до Жатвы, несмотря на богатство и известность. Мы потеряли даже ту призрачную свободу, какая была у нас до Игр. Но, глядя на Пита, я смутно понимаю, что он жалеет вовсе не об этом. Я стараюсь не смотреть на него, переводя взгляд на яркие квадраты окон в высотке напротив. Жильцы тех богатых квартир сейчас наверняка вполне счастливы, ведь им не придётся убивать или умирать. Они посмотрят на наши смерти, быть может, пустят слезу, и будут ждать нового сезона Голодных Игр. Чтобы опять смотреть на смерти детей. - Они ведь нас совсем не любят. - Кто? – Пит непонимающе смотрит на меня. Киваю на окна за его спиной и поясняю: - Капитолийцы. Им плевать на то, будем мы жить или нет. Он пожимает плечами. - Порция плакала, когда вновь увидела меня здесь. И Цезарю, кажется, тоже было не по себе. Я вспоминаю Цинну, дрожащими пальцами застёгивавшего на мне платье, и Эффи, которая вытащила моё имя со слезами на глазах. Мне становится стыдно. - Они совсем не такие плохие, Китнисс. Не все… Сноу и его приближённые – да, но все остальные… Они ведь не знают другой жизни. Нашей жизни. И в этом нет их вины. Я перевожу взгляд на своего «жениха». Пит всегда умудряется видеть что-то хорошее даже в самом худшем. Не это ли придавало мне силы всё время? На Арене он был уверен, что я выберусь, даже когда моя уверенность в этом таяла. Во время Тура он твердил мне, что скоро всё кончится, хоть я знала, что он отдал бы всё, чтобы этот Тур никогда не кончался. Всему миру наплевать на Китнисс Эвердин. Всем, кроме Пита. It's who we are Doesn't matter if we've gone too far Doesn't matter if it's all okay Doesn't matter if it's not our day - Иди сюда, - я похлопываю по покрывалу рядом с собой. Он нужен мне. Здесь и сейчас. Пит – это тепло, Пит – это свет. Он – лучшее, что случалось со мной. Он – то, чего я не заслужила. Пит присаживается на самый краешек кровати и накрывает мою руку своей. От его прикосновения по коже бегут мурашки, и я непроизвольно выдыхаю. - Всё будет хорошо, Китнисс. Ты обязательно выберешься. - Мы. Мы выберемся, - упрямо говорю я. Пит хочет возразить, но я касаюсь его губ кончиками пальцев, заставляя замолчать. Я не вынесу, если он станет спорить со мной сейчас. Он подчиняется и отводит мою ладонь от своего лица. Долго смотрит на неё, рассматривая каждый шрамик, от чего я краснею и сжимаю ладонь в кулак. - Они не дадут нам шанса ещё раз. - Тссс… - я качаю головой, прогоняя плохие мысли. Пит только что озвучил мой самый большой страх, и теперь я знаю, что за кошмар будет преследовать меня этой ночью. Не Рута, не Прим, не крики раздираемого на части Катона. Это будет Пит. Пит, которого я потеряла. Пит легонько прикасается к моей щеке, заставляя повернуть голову и посмотреть ему в глаза. - Что тебя мучает, Китнисс? – шепчет он. – Скажи мне. Ты можешь сказать мне всё. Я отрицательно качаю головой, как завороженная глядя в его небесные глаза. Он прав: я могу сказать ему всё, что угодно, не боясь, что он осудит меня или обидится. С ним я могу не скрывать своих истинных мыслей, я могу быть собой. Пит полностью в моей власти, и именно это всегда заставляет меня хорошенько подумать прежде, чем что-то сделать или сказать. Но только не сейчас. Я бы рассказала ему всё без утайки, но беда в том, что я не знаю, что говорить. И ещё меньше знаю, как. Вместо этого я лишь утыкаюсь лицом в грудь Пита, вдыхаю его запах, ставший таким родным. Запах хлеба, запах дома. Запах моего спокойствия. So won't you save us What we are Don't look clear Cause it's all up hill from here Мы лежим, обнявшись. Сон не идёт, но я и не хочу, чтобы он приходил. Завтра моя команда будет вздыхать и охать, пытаясь скрыть синяки под глазами, но мне всё равно. Я стерплю все их причитания так стойко, насколько это в моих силах. Но сегодня я не хочу упустить ни одной минуты своего своеобразного счастья. Часы на комоде мерно отсчитывают утекающие от нас минуты. Хочется остановить время на этом моменте, навсегда остаться здесь, на последнем этаже Тренировочного центра, спрятаться от всего мира в надёжных объятиях Пита. Поднимаю голову и вижу, что он тоже не спит. Его глаза неотрывно следят за малейшим моим движением. - Может, нас всё-таки спасут? – похоже, я не могу думать ни о чём, кроме этих треклятых Игр, ни о чём, кроме спонсоров или ядовитых ягод. Уже сейчас я пытаюсь найти хотя бы какую-то лазейку для нас. Для нас обоих. - Может. Как думаешь, на этой Арене будет расти морник? - Вряд ли. - А сколько ещё ты знаешь отравленных растений? – он улыбается, и мои губы тоже сами собой растягиваются в улыбке. - Но до этого нам придётся убить всех остальных. Старушку Мегз. Улыбчивого Финника. Серых и слабых морфлингистов. Странную девушку из Седьмого. Пит думает о том же, потому что его руки крепче сжимают мои плечи. Пит ненавидит убивать, поэтому эти мысли куда тягостнее для него, чем для меня. - Хеймитч что-то придумает. Должен что-то придумать, - произносит он, а я чувствую, как тяжело стучит в груди его сердце. – Ведь среди нынешних трибутов немало его друзей. - Хеймитч не сможет спасти всех. Он не сможет спасти даже нас с Питом. Только одного. Прижимаюсь к нему теснее и чувствую, как пальцы Пита зарываются в мои распущенные волосы. Он ласкает меня, успокаивает, заставляя почувствовать себя не бойцом, а хрупкой девушкой. Девушкой, которую любят. Девушкой, за которую он, не раздумывая, отдаст свою жизнь. Up in the attic Down in the cellar Lost in the static Coming back for more Oh for more Я не представляю свою жизнь без Пита. Одноклассник. Мальчик с хлебом. Когда-то я едва знала его, а сейчас сердце саднит при мысли, что он может покинуть меня. Теперь я удивляюсь сама себе, вспоминая, как мечтала о Гейле, как целовала его. Гейл тоже умер бы за меня – он сказал мне об этом однажды – но он не смог бы сделать того, что, не задумываясь, делал для меня Пит. Согреть. Успокоить. Спасти от кошмара. Просто быть рядом, не требуя ничего взамен. Его дыхание выравнивается, но я не хочу, чтобы он засыпал. Я вновь веду себя эгоистично, но мне нужно столько ему сказать, что, кажется, я не управлюсь до самой Арены. Извиниться. Открыть свою душу. Пообещать… О, я готова наобещать ему всё, что угодно, лишь бы он раздумал умирать за меня. Ведь, кажется, это именно то, что он собирается сделать. Или же мне действительно лучше навсегда остаться на Арене? Возможно, он будет горевать. Точно будет. Однако, я отпущу его, и больше никто не доставит ему неприятностей. Я избавлю его от необходимости лгать на камеру, притворяться, что счастлив, улыбаться и развлекать капитолийцев, как диковинное животное. Оставлю, чтобы он смог начать новую жизнь… Судорожно хватаю ртом воздух и понимаю, что я всё-таки задремала на несколько минут, и кошмар не заставил себя долго ждать. Сильные руки Пита нежно обнимают меня, укачивая, словно ребёнка, его тёплые губы прикасаются к моим волосам. - Всё хорошо, Китнисс. Это просто сон, - шепчет он, и я успокаиваюсь. – Я с тобой. Пит со мной. И всё действительно пока хорошо. Не глядя на него, я стискиваю Пита в объятиях с такой силой, на которую только способна. Слышу его тихий смешок. Я клянусь себе, что попытаюсь его полюбить, если останусь жива. Если мы останемся живы. Out with the reason In with the season Taking down names In my book of jealousy Jealousy Впрочем, зачем мне клясться? Ведь, похоже, я уже его люблю. Я всегда немного завидовала своим родителям: они так любили друг друга. Мать сбежала за отцом в Шлак, а он каждый вечер пел ей новые и новые песни, которым, казалось, не будет конца. Мама подарила ему меня и Прим, сделав ещё счастливее его, а, значит и себя. Раньше я тоже мечтала о похожей жизни. Иногда, словно тайком от самой себя. Я представляла Гейла своим мужем, представляла наших детей, которых никогда бы не родила, чтобы однажды не отдать их Капитолию. Все мои робкие мечты закончились в день Жатвы, когда я поставила на себе крест. Не было больше ни Гейла, ни наших призрачных детей, ни убогого дома в Шлаке. Рядом был только Пит. Пит, который стал моей сбывшейся мечтой о любви. Глаза противно щиплет, и я зажмуриваюсь, но это не помогает. Слёзы катятся из моих глаз – я плачу над своей глупостью, над своими несбывшимися надеждами. - Что такое? – в голосе Пита я слышу беспокойство, но плачу только сильнее. – Китнисс! Снова сон? Приподнимаюсь на локте и качаю головой. Пытаюсь утереть слёзы и улыбнуться. - Я такая глупая… - шепчу я. - Вовсе нет. Ведь это ты вытащила нас с Арены. - Можно подумать, это что-то изменило. Мы всё равно погибнем. - Никто не думал, что всё будет…так. На минуту между нами повисает тишина. Пальцем рисую на его груди беспорядочные узоры, пытаясь собраться с мыслями и набраться с мыслями. - Я не должна была…лгать. Лицо Пита становится печальным, но через секунду он снова улыбается самой тёплой из своих улыбок, у меня щемит сердце. Так он улыбается только мне одной. - Иногда я забывал о том, что это ложь, и становился счастливым. Тиканье часов гулко отдаётся в ушах. Это обратный отсчёт для всех трибутов. Для нас. Скоро мы оба погибнем. Лучшего времени для откровенности не сыскать. - Но…я не всегда лгала…наверное. Я краснею и опускаю глаза. Я совершенно не умею говорить, но Пит смотрит на меня с интересом. Он хочет, чтобы я продолжила. Проходит минута, другая, и я чувствую, что ещё чуть-чуть – и возможность будет навсегда упущена. Слова по-прежнему не идут, поэтому я просто наклоняюсь и целую Пита. Я тону в ощущениях, руки Пита, сжавшие мою талию, согревают меня, и моя промёрзшая насквозь душа оттаивает. - Здесь нет камер, Китнисс, - отстранившись, хрипло шепчет он. - Это не для камер, - я улыбаюсь, чувствуя себя самой счастливой девушкой на свете. Наверное, так и должно быть, когда любишь. – Это для нас. Я вновь приникаю к его губам и забываю обо всех своих страхах. Возможно, у нас осталось всего несколько дней. Возможно, мы никогда не вернёмся с Арены. Возможно, Капитолий вновь будет встречать нас как победителей. Я не знаю. Только одно теперь я знаю наверняка: я смогу пережить всё, что угодно, если Пит будет рядом. We were never welcome here We were never welcome here at all No