Его мессия

В приемной доктора Руссо Кирэну становится неловко и неуютно под взглядом Саймона. Слишком он пристальный, изучающий, и в то же время... благоговейный? Руссо принимает их, осматривает Кирэна, светит в зрачки, но, по правде говоря, не очень себе представляет, что сейчас должен диагностировать. Для своего полутрупного состояния Уокер вполне в норме. Хотя, конечно, само по себе удивительно, что он пережил приём забвения. Для порядка Руссо берёт у него на анализ черную жидкость из дыры между позвонками. Очередь доходит до Саймона. Он снимает пиджак, начинает расстегивать рубашку и замирает. Поднимает взгляд на Кирэна и неуверенно предлагает: – Ты не мог бы выйти? Кирэну становится почти смешно. Саймон что, стесняется при нём раздеваться? В конце концов, следы на руках от вмазок он уже видел. И ему совсем не хочется уходить и страшно остаться наедине с собой. Пусть док занимается раной Саймона, он просто побудет здесь. – Я останусь, но отвернусь, если хочешь. Саймон кивает, и Кирэну действительно приходится отвернуться. Впрочем, в зеркальной дверце медицинского шкафа ему прекрасно видна вся комната. Вот Саймон стягивает-таки рубашку. Его движения чуть скованны, он будто сомневается в необходимости этого. Кирэна удивляет, насколько Саймон хорошо сложен. Это было заметно даже под бесформенными свитерами и паркой, но сейчас видно тело атлета, никак не бывшего торчка. Смотреть на него приятно. Появляется неуместное желание взять карандаш и набросать пару эскизов. Ещё он замечает, что на груди нет дырки от пули, и значит, она внутри... А потом Саймон поворачивается, и у Кирэна отшибает все мысли. Он ещё секунду смотрит на отражение, не выдерживает и оглядывается. Руссо осматривает рану и заслоняет ему обзор. Ему хочется отодвинуть дока, чтобы увидеть спину Саймона целиком. Может, ему показалось? Таких повреждений на ПЖЧ он ещё не встречал, даже в Норфолке, а он порядочно навидался всякого. Руссо отходит за инструментами, готовясь извлечь пулю, и Кирэну открывается черная полоса вдоль позвоночника Саймона. Он разглядывает зияющий шрам, с болезненным любопытством отмечая детали – блеск металлических скобок, небрежно прихватывающих кожу, проглядывающую черную плоть под неплотно сведенными краями, светлеющие позвонки, – и знает, что эта картина уже не изгладится из памяти. Это что-то запредельное. Кирэн содрогается, представляя, что должен был чувствовать Саймон, если бы мог. Док усаживает Монро на кушетку, и тот наконец замечает поражённый взгляд Кирэна. Саймон спокойно смотрит в ответ, и Кирэн отводит глаза. Больше доктор ничего не успевает сделать для Саймона. В кабинет врывается окровавленный Филип Уилсон. И они теряют Эми. *** Саймон вставляет в инжектор раствор "пророческого" нейротриптилина, но дотянуться до места инъекции не получается. Простреленное плечо не болит, но налилось тяжестью, и левая рука слушается плохо. Он слишком привык, что кто-то другой помогает принять необходимую дозу; в последние месяцы это была Эми. Теперь придется вновь справляться самому. Попытка сделать укол правой почти удаётся, когда раздаётся звонок. За дверью обнаруживается Уокер. Он смотрит на Саймона так, будто сейчас упадёт в пропасть. Ему не стоило лишний раз показываться на улице сегодня, когда против ПЖЧ настроены все жители богом проклятого Роартона, но Саймон не говорит ничего и отходит в дом, пропуская Кирэна. Кирэн проходит в гостиную, так же молча садится на диван. Он шёл к Саймону, чтобы тот не был один. Один в доме Эми. Но сейчас понял, что на самом деле ему самому не хотелось оставаться одному. Одному в доме со своей семьёй. Объяснить всё это он не в состоянии, хотя Саймон ни о чём и не спрашивает, просто стоит, опершись о косяк, и разглядывает Кирэна. Его взгляд снова, как недавно в клинике, пугает и завораживает, но теперь в нём явно видна тревога. Кирэн замечает приготовленный пистолет со вставленным лекарством и хватается за возможность прервать неловкую паузу: – Давай помогу. Вообще-то Кирэн еще никому не делал инъекций, но слишком хорошо знает процедуру, чтобы сделать что-то не так. Он тянет свитер Саймона наверх, намереваясь его снять. Это вовсе необязательно, достаточно просто оттянуть ворот, но получается само собой. Саймон аккуратно отводит руку Кирэна: – Не нужно. Он садится перед Кирэном, чуть наклонив голову. Рукоятка инжектора удобно ложится в ладонь, Кирэн плавно давит на спуск, и с легким пшиком доза впрыскивается в тело Саймона. Тот откидывается назад, напрягаясь как в судороге, его лицо искажено. Кирэн может только сочувственно смотреть. Подобные ощущения испытаны им самим не далее получаса назад. Через минуту Саймон приходит в себя. – Спасибо. Самому неудобно. Я себе чуть шею не свернул, пока ты не пришёл. – Ты не боишься его принимать? Кирэн кивает на склянку с розоватой жидкостью. Он не может поверить, что где-то, кроме правительственных лабораторий, буквально на коленке могли изобрести действительно эффективное лекарство для таких как он и Саймон. Саймон пожимает плечами: – Он работает, сам видишь. Даже лучше, чем официальный. От него светлее в мозгах. В этом даже есть какая-то ирония... Раньше я не жаждал слишком ясно мыслить. Саймон криво улыбается. Раньше – это до смерти. До передозировки. Кирэн всё ещё крутит в руках инжектор. – В последнее время Эми было плохо. – Это не заменитель виноват, – Саймон качает головой. – Что-то изменилось в самой Эми. Возможно, что-то изменится и в них. – Всё было нормально, пока она колола нейрик, что давал доктор Руссо. – В любом случае, убила её не смена лекарства. Кирэн осекается. Потом всё же продолжает: – А этот состав, кто его проверял? – Среди последователей Пророка есть и учёные. – Сомневаюсь, что у них те же возможности, что и в клиниках. – Зато подопытных навалом. Сплошные добровольцы. – Как ты? Это они с тобой сделали? Кирэн чувствует, что переходит грань, не стоит слишком наседать на Саймона. Но не хочет останавливаться. Ему надо знать. Саймон медлит с ответом: – Если ты про спину, то нет. Это на память от друзей по имени Джон и Виктор. Кирэн медленно осмысливает. – ...Хэлприн и Вестон? В Норфолке?? Боже, что там с тобой делали? – Ничего, на что я сам не согласился. Если бы Кирэну сказали раньше, какова цена... – Значит, тем, что я сейчас в сознании, а не ношусь по лесу за каким-нибудь беднягой, я обязан тебе? И пыткам, которые тебе пришлось вынести? – Там были и другие. Исследования, а не пытки. Кир, мне не было больно, ты же понимаешь. Про то, как ему было страшно, Саймон не упоминает. Кирэн думает, сколько же подопытных умерло, прежде чем вывели активную формулу, и вдруг вспоминает, что так и не поблагодарил Саймона: – Кстати, спасибо, что не дал Перл вышибить мне мозги. – Это меньшее, что я мог. – Ты словил за меня пулю. Мысленно Саймон молится, чтобы Кирэн никогда не узнал про нож в его руке. – Зато с забвением ты справился сам, и это было... невероятно. Никогда не видел ничего подобного. Кирэну не хочется спрашивать, скольких ПЖЧ Саймон видел под этим голубым ужасом. Больше вообще ничего не хочется спрашивать. Пережитое, увиденное, услышанное за этот слишком долгий день давит сильнее, чем он может выдержать. Он просто боится узнать ещё какие-нибудь кошмарные подробности из прошлого Саймона. Кирэн думает, что лучше ему теперь уйти. Но Саймон притягивает его к себе, так они стоят, вжимаясь и держась друг за друга, и вопросы больше не нужны. Кирэн остается на ночь в доме Эми, устраиваясь в её комнате. Это своего рода прощание. Он смотрит на её безумные платья, украшения, безделушки, заброшенные в угол мусс и коробку с линзами, и наверное хочет заплакать, но это слишком сложное действие для оживших мертвецов. Он просто лежит без сна, когда приходит Саймон. Он садится рядом и рассказывает, как впервые услышал, а позже стал двенадцатым апостолом немёртвого Пророка. Про первых восставших, "познавших и оживших для вечности". Про жертву, которую – он верил – необходимо принести. Он говорит про Кирэна, не глядя на него. Между десятым и одиннадцатым ударом колокола Саймон сменил веру. Теперь всё, что у него есть – это Кирэн. Кирэну остаётся только верить в ответ.