Раздолбаи

Честно сказать, Сашок брата понимал далеко не всегда. И, нет, не потому что упустил какие-либо детали поведения Лешки или просто ими не интересовался. Все было банально и до ужаса просто: старший братец не ходил с мрачно-загадочным видом, будто только что вернулся с кладбища, где совершил пару-тройку «возмутительных актов вандализма», как именовали тусовки готов местные газеты, не закрывался от Сашка, был спокоен и весел — впрочем, как всегда. Сашок был уверен, что Лешка не запихивает детей вилами в грузовик под покровом ночи и не ворует деньги из банков, но все равно на душе у него было не спокойно. Он как-то пытался ляпнуть про «братское сердце», но Лешка в ответ ржал так долго и так искренне, что Пашкову-младшему стало очень неловко. Он даже и сам не понимал, почему. Правда. — Может, проблемы у тебя какие? — электронные часы на прикроватной тумбочке настойчиво оповещали, что времени сейчас — пять часов вечера. — В школе? Нет, — сам себе ответил Сашок, подтягиваясь на руках и задумчиво опускаясь на свою собственную кровать, не отрывая настороженно-любопытного взгляда от старшего брата. — Я бы знал. Лешка рассерженно вздыхает, теребя себя за отросшие волосы. По-честному, ему уже месяц как нужно было сдаваться парикмахеру, но делать это Лешка не спешил. Впрочем, его особенно и не отговаривали. Затем братец откладывает книгу (дождь на улице разогнал по домам даже неугомонных Пашковых и заставил сесть за литературу, обычно упорно игнорируемую) и садится на кровати, откидывая в сторону клетчатый плед. Сашок мельком глядит на обложку. Ну конечно. — Сань, — почти жалобно тянет Лешка, и Сашок вздрагивает — и от его тона, и от этого «Сань», которое он не позволяет никому. Лешка, конечно, в основном тоже огребал, да не так сильно и совсем не так активно. В конце концов, ему можно, все равно его не переделаешь. — Чего ты ко мне пристал? — Ты не такой, — уверенно заявляет млfдший брат. — Странный. — Нормальный, — пожимает плечами Лешка и снова хватает книжку, пытаясь хоть как-то отгородиться от мелкого. Пусть и не совсем мелкого. Кровать рядом с ним прогибается, а Лешка поднимает глаза и натыкается на точно такой же взгляд лукавых серо-голубых глаз. Ну вот, началось. Сейчас Сашок начнет свою любимую игру под названием «Выведи Лешку из себя за пять минут». Прелестно. — Ты на меня обиделся? — требовательно. Лешка тяжело вздыхает, мельком бросая взгляд за окно. Снег, дождь. Не сбежать, да и не хочется, если честно. — Так обиделся? — Отстань, — вяло отмахивается брат. — Не отстану, — не прекращает Сашок, и Лешка окончательно понимает: верно, не отстанет. Упрямый, сам воспитывал. — Эй, если ты все еще дуешься из-за приборчика этого дурацкого, то… Лешка хмурится и с преувеличеным вниманием утыкается в книгу. А Сашок понимает, что все верно, угадал, попал в яблочко, как говорит Ромка, и затихает. И сразу его в комнате как-то становится меньше. Дальше сидят в тишине. В принципе, молчащий и непривычно тихий младший брат — не так уж и плохо. Но молчащий и непонятно о чем думающий младший брат — это уже на порядок хуже. Лешка это уже знает. Сашок внезапно отбирает у него книгу: видимо, пытаться запрятаться за печатной литературой — черта наследственная, и озабоченно хмурится. Лешка наблюдает за ним столь же озабоченно — кто знает, что в голову тому в конце концов взбредет, но молчит. До поры до времени. — Ладно, — тихо соглашается он, — угомонись и верни мне книгу. — Меня же Санька попросила, — почти обиженно бурчит Сашок, — а ты мне тоже про бабку толком не рассказал. Ни один мускул на лице Лешки не дрогнул, хотя никто не знает, сколько сил ему стоило сохранить серьезное выражение лица и не заржать. Все верно. Это ведь его младший брат. На него нужны свои точки воздействия. Одну из них Лешка решает задействовать немедленно. И пусть Сашок его после такого точно убьет. Поэтому он стремительно протягивает руки и, не давая брату вставить и слова, начинает его щекотать. Младший из братьев дергается, будто его током шибануло, но уйти от ненавистной с раннего детства щекотки не может — это грязный приемчик, запрещенный, и оттого такой эффектный. Следует почти тонкий вскрик — и оба брата валятся на пол. Следует короткая, но явно шуточная борьба, а напряжение, способное довести до отчаяния кого угодно, наконец-то спадает. И это замечательно. — Придурок, — сообщает ему Сашок, не поднимаясь с пола и глядя потолок. Видимо, там был написан весь смысл жизни. — Ты просто придурок. — Сам такой, — автоматически откликается Лешка, затем фыркает. Проще заставить Женьку голодать целые сутки, чем переупрямить — Сашка. Это почти невозможно. Мало кто пытается. Наверное, все бы снова пошло по своей коллее и оба разошлись бы по разным сторонам, установив определенного качества мир, но тут в голову Лешке что-то бьет и он хватает младшего за голову, пытаясь окончательно взлохматить и без того торчащие ежиком волосы. Сашок снова вяло дергается, явно окончательно убеждается в собственном «Мой брат — чертов придурок», но не вырывается. Впрочем, старшему вскоре надоедает и он выпускает Сашка, так сказать, с миром. — Все-таки мы оба раздолбаи, — глубокомысленно сообщает он, наклоняя голову. — Точно, — спокойно соглашается Сашок, снова откидываясь на пол. А туда, где группа резерва приборчик и добыла, они еще сходят.