Паук

Город тонет в тумане. Зарождающийся день выхватывает из мрака очертания деревьев и зданий, разбавляя чернила ночной темноты бледно-сизым сиянием. Мутная дымка обволакивает подножья многоэтажек, стелется по магистралям и улицам, ютится в переулках. Расступается, открывая глазам часть дороги впереди, когда по стылой земле мягко ступают подошвы кроссовок. В окнах домов изредка светятся тусклые отблески ночников. Шаркает метлой по асфальту сонный дворник, медленно плетется за собакой столь же сонный старик. Под синими в утреннем свете кронами кленов даже не поют птицы. — И что вам, молодым, не спится?.. Человек говорит, и его чуть хриплый голос изобретательным умам может поведать о не такой уж долгой, но тяжелой и полной болезней жизни; скудным же умам он может сообщить о том, что говорящий — заядлый курильщик. — А что не спится вам? Фонари, горящие по обеим сторонам узкой аллеи, затухают. Мальчик ежится, глубже закутываясь в серое шерстяное пальто, и думает, что нормальные люди сейчас мирно сопят в подушку и отключают бренчащий под ухом будильник. Что сегодня рабочий день, что ему бы сейчас тоже следовало быть в кровати — и что не быть нормальным ему определенно нравится. — Это бессонница. В моем возрасте сон — лишь бесполезная трата и без того уходящего времени. Сегодня человек кажется непривычно мрачным, и мальчику хочется спросить, в чем дело. Творческий кризис? Порвался любимый костюм? Умерла кошка в подъезде? Заболел кто-то из близких? Понял наконец, что тем, у кого мало друзей, плохо? — У меня кончились сигареты. Те, шоколадные. Иногда Рейму кажется, что перед этим человеком его мысли словно открытая книга — бери и читай. А иногда он понимает, что так и есть. Человек открывает его своими длинными пальцами, листает страницы резко, немного небрежно, копается в его душе, как в жестянке с леденцами, выискивая самое вкусное, самое сокровенное. «А зачем ты вообще сюда приходишь?» — спросил он однажды. — «На свидания?». И мальчик тогда серьезно задумался над этим вопросом. «Это кокон», — решил под конец Рейм. Кокон, сплетенный из язвительных усмешек, непонятых намеков, клоунады и шуток. Ловушка, из которой ему не хочется освобождаться. Во взгляде человека есть что-то демоническое, особенно когда он смотрит вот так, искоса, и на его угловатой, как сломанный угольный стержень, темной фигуре глаза бледно мерцают багровым безумием. Точнее, один глаз: левого нет, и на его месте лицо забинтовано. Рейм долго пялится на бинты, раздираемый внутренним смятением, а когда открывает было рот, чтобы спросить, получает упрек — «Вас, юноша, не учили тактичности?» — и стыдливо, как провинившийся школьник, отводит взгляд. Они встречаются в этом парке почти каждый день — в разное время и в разных местах — и говорят о погоде, о книгах, истории, о других далеких странах. О привидениях в шкафу, об НЛО, об ужасающей женской натуре. А порой они идут вот так, молча, и одному этого, кажется, достаточно, а другой в мыслях прикидывает, как бы невзначай пригласить спутника к себе домой и выпить с ним по чашке чая. Соврать что ли, что у него остался со вчера шоколад? Не пойдет, догадается. Ведь Рейм — еле сводящий концы с концами сирота, и шоколада у него дома, естественно, нет, как и денег на будильник, на книги и на нормальную обувь. Туман растаял; небо с востока пронзают всполохи нежно-голубого света. С ветки сирени с шумом срывается птица. Рейм нагибается к развязавшемуся шнурку на кроссовке и думает, что все же попробует его уговорить. Ведь неизвестно, когда этому загадочному человеку вздумается исчезнуть из его жизни, будто и не было — точно пауку, неожиданно передумавшему есть свою жертву.