Часть 1
24 октября 2014 г. в 19:31
Зуммер вспыхнул в сознании с крохотной, в нанощелчок, задержкой. Корпус покачнулся, не найдя опоры, и в ровной мелодии ее шагов возникла синкопа. Разномастные служебные дроны прыснули из-под ног на соседние магнитные полосы.
Тревожный стимул — не классифицирован.
Она вернулась, всматриваясь в однообразные фейсплеты ботов, которые застыли в узких контейнерах, опустив манипуляторы и вперив потускневший взгляд в пол. Соты камер, в которых товар располагался горизонтально или вертикально в зависимости от модели, облепили серо-зеленые стены, уходящие к высоким потолкам многоярусного склада и терявшиеся в молочном тумане искусственного освещения.
Оптические сенсоры, испещрявшие ее лицевую пластину и корпус, методично сканировали каждый миллиметр. Вот источник. Она приблизилась к крышке контейнера. Этот. Он смотрел на нее через стеклопластик; он ее разглядывал. Это было ненормально. Холодный свет придавал линзам льдисто-голубоватый оттенок. Неужели поэтому его взгляд казался таким пронзительным?
Она сверилась с сопровождающей документацией: контейнер из пробной партии, от которой отказались заказчики. Рекламация содержала в себе недвусмысленные намеки на излишний индивидуализм рабочей силы. Маркировка обозначала, что свой закономерный финал часть партии встретит в лучшей из генномодифицированных ловушек — в челюстях шарктиконов. Остальные уйдут на запчасти.
Брак производства — вот и ответ. Она рассматривала бота несколько кликов: кастомная модель для стандартных бытовых операций, трехцветная покраска с золотым напылением, большая часть сенсорной системы выведена по желанию заказчика на фейсплет, форма шлема и сегментов корпуса также смоделирована по индивидуальному проекту. Боевой режим отсутствует. Крохотная пометка на его контейнере обозначала, что экземпляр — по причине стоимости модели — будет отправлен не на утилизацию, а на дополнительные тесты и «усечение» процессорных мощностей.
— Кто ты?
Аудиоконтакт заставил ее отшатнуться; крупнокалиберный ствол, заменявший ей один из многосуставных манипуляторов, качнулся и пополз вверх.
— Как тебя зовут? — кастом приблизил лицо, насколько позволяла полупрозрачная преграда.
Она лихорадочно соображала. Что это за фразы, о чем они? Она напрягала память в попытке найти подходящий алгоритм поведения. Память была пуста.
Фейсплет пленника вдруг странно изменился, горизонтальная прорезь в нижней части раздвинулась, ее уголки приподнялись, обнажая отполированную полоску металла и придавая лицу выражение, которое она не смогла классифицировать.
Она предпочла ретироваться.
Погрузившись в капсулу подзарядки, она не стала отключаться. Она была озадачена. Дополнительная информация о пленнике не прояснила картину: цифры, стандартные артикулы. Ничего больше.
Но она вспоминала о нем: вышагивая вслед за Конструктором по прохладным, темнеющим от времени спиралям ходов и уровней метрополии, увитых гудящими венами толстых кабелей; совершая обходы циклопических складских площадок, тонущих в шуме постоянно работающей машинерии; загружая образцы в тестовые боксы тератологических лабораторий. Иногда этот биоматериал страшно шумел или кричал, это не беспокоило ее раньше, а теперь тем более. В ее иллюстративном датабанке снова и снова появлялся трехцветный бот. Ей сложно было вспоминать его взгляд, потому что он рождал невозможные прежде мысли и заставлял процессор напрягать все скромные мощности в попытках решать его загадку.
Она впервые в жизни с сознательным интересом пробегала взглядом по контурам своего корпуса — чистый функционал с тусклым металлическим отблеском. Она вглядывалась в отражение фасеточных оптосенсоров на округлых стенках внутри капсулы подзарядки, так что становилась различима тончайшая сетка поверхности линз. Пыталась разобраться, что же светилось внутри этого бота так ярко. Ей хотелось забрать это и сохранить.
Она следовала за округлым шероховатым телом, устроившимся на антигравитационном модуле и кольцами уложившим длинные щупальца вокруг пластин. Пластины свинцовыми лепестками окружали нижнюю часть тела, словно драгоценный цветок. В зазорах между ними она видела морщинистые пепельные островки органической кожи, по ней иногда пробегал легкий спазм и почти невидимо вздувались синеватые прожилки — рудиментарные свидетельства таинственной органической жизни.
Конструктор Инквирата часто прибегал к ее компании, когда покидал надежно защищенные монолиты метрополии и спускался в мерцающие опухоли субгородского пространства на мероприятия вроде гладиаторских боев. В этот раз их путь пролегал по аспидно-черным коридорам с выпирающими ребрами параболических арок в шестом секторе Улья — города-завода, возведенного на основе гигантского терраформирующего комплекса. Улей покоился в облаках коричневого дыма, который постоянно отхаркивали грязные хоботы многочисленных труб. Большая часть завода скрывалась под грубой каменистой почвой. На поверхности белесые скопления этажей выделялись на фоне тусклых красок полуразрушенного горного хребта. Они были отмечены бугристыми наростами или оплетены грязным чахлым волокном умирающей органической жизни.
Сквозь стены доносились нестерпимый гул гигантских механизмов, жужжание и шипение. Через поликарбонатные пластины можно было наблюдать за монотонной работой сварочных и сборочных цехов. Конечно, ее это не интересовало, но следить и замечать было ее работой.
Промышленные манипуляторы, передвигаясь по цепочке плавными тактами, держали в зажимах над конвейерными лентами корпуса, похожие на ее собственный, только эти были выше, на гусеничном ходу, с удвоенными мощными конечностями.
Десятки одинаковых роботов, являющихся частью конвейерной линии, производили лазерную сварку, шлифовку, монтировали вооружение.
— Модель «Тета», — кинул вдруг квинтессон краткий сигнал на аудиоканал. — Мой проект.
Послышался тихий клёкот, сменившийся ритмичным пощелкиванием. Она не сразу поняла, что квинтессон таким образом выражает какие-то эмоции. Серебристые гребни на голове — символы социального статуса — приподнялись, пигментированный орнамент на них стал ярче, демонстрируя довольство Конструктора.
— Скоро заменит таких, как ты, «бет».
Ей не положено было отвечать, предполагалось, что с таким же успехом он мог обратиться с репликой в вакуум. И тем более не подразумевалось, что ей положено думать о последствиях замены ее модельного ряда.
Она вскрыла крышку контейнера.
— Я узнала.
Бот посмотрел на нее как и прежде — ясно и волнующе.
— Бета. Меня зовут Бета. А ты, как тебя зовут?
Бот осторожно вышел из своей ячейки.
— А-Три, — он стукнул пальцем по глифу на обшивке, который соответствовал штампу на крышке контейнера.
— Я подлежу утилизации в связи с заменой моей модели на новую.
— Утилизация, — бот произнес это вслух и вздрогнул.
— Это значит… меня больше не будет, — она замолкла, пытаясь осознавать сказанное. Каково это — ждать, пока над маслянистой поверхностью в эмульсионном бассейне покажутся гладкие гребни киберакул?
— Но мне кажется, что ты должен быть, и то, что ты прячешь за своими линзами, тоже. Я попробую вывести тебя отсюда. Обещай мне быть.
А-Три осмотрелся, пытаясь охватить взглядом складское пространство, где товар молча ждал своей участи — сотни пар тусклых оптосенсоров, сотни пар безвольных рук. Сотни лиц, похожих на его.
— Ты тоже будешь, — пробормотал он, обращаясь к Бете. — Мы все еще будем однажды.