Всё, как всегда

Всё, как всегда. Чуть неровная из-за принятого на душу алкоголя походка, напускная виноватая физиономия и кривоватая улыбка. Откидываю в сторону журнал, недовольно глядя на приближающегося к кровати парня. — Ты всё-таки неисправимая скотина, Чхве, — заявляю, пытаясь отстраниться от поцелуя Сынхёна, но молодой человек оказывается куда проворнее. В итоге всё же оказываюсь в его медвежьих объятиях и ощущаю лёгкий перегар на своих губах. Не сопротивляюсь, ибо бесполезно. Чхве в такие моменты ведёт себя, как ребёнок, а дети, как известно, не особо рассчитывают свою силу. — У меня завтра фотосет для Nylon, — тщетно пытаюсь воззвать к совести парня. — Не хотелось бы плюсом к бессонной ночи заполучить ещё и парочку случайных синяков. Сынхён усмехается, нагло сбегая пальцами от моего плеча к кружеву ночной рубашки. Вбираю воздух, когда молодой человек сжимает моментально затвердевший от немного грубоватой ласки сосок. Прикусывая мою обнажённую шею, молодой человек что-то пьяно напевает себе под нос, а затем вдруг замирает. — А что у нас там за фотосессия? Напомни-ка мне, — басит подозрительно мягко — почти елейно. — Не у нас, а у меня, — цежу сердито, прекрасно понимая, к чему всё идёт. — Чхве, смени заезженное амплуа. Образ Отелло тебе совершенно не идёт. — Нет уж, радость моя, ты сперва расскажи, что там у нас по плану за фотосессия, — полностью игнорируя мою поправку, настаивает парень. — Ты снова решила явить миру побольше обнажённой Ли Черин? — Господи, Чхве! — возмущаюсь, выкарабкиваясь из объятий Сынхёна и соскакивая с кровати. — Во-первых, это концепт! Концепт, понимаешь? Во-вторых, я явлю миру, как, впрочем, и всегда, не Ли Черин, а CL! Ну, а в-третьих — просто идиотизм, что ты каждый раз начинаешь свои выкрутасы из-за такой ерунды. — Это не ерунда, а твоё тело, — возражает Чхве, тоже поднимаясь на ноги и прикуривая сигарету. — Твоё тело по определению не может быть ерундой. Потому что оно не только твоё, но и моё, — с уверенностью заявляет, выдыхая дым в потолок. Аж рот приоткрываю от подобной наглости. Нет, то что Сынхён самоуверенный собственник, я знала всегда, но это уже ни в какие ворота. Я же не устраиваю ему сцен по поводу нового фильма, где у него амур-тужур сразу с двумя актрисульками? Не устраиваю, потому что я адекватный взрослый человек и понимаю — работа есть работа. К тому же, Чхве всегда уверяет меня, видимо, на всякий случай, что «там даже не за что подержаться». А тут просто фотосет! К кому ревновать? К Даре? Или к Бом и Минзи? Аж зло берёт от подобной твердолобости и зашоренности. Тут же прихожу к неутешительному выводу, что Чхве не то, чтобы ревнует, а просто в очередной раз демонстрирует свои собственнические замашки. Причём, даже не знаю, что «лучше» — когда он словесно пытается изменить моё решение или же физически. Да-да, как-то раз мой благоверный умудрился так отрегулировать за сценой длину моей концертной юбки, что она почти полностью разошлась по швам. А ведь Сынхён, по его словам, просто её немного одёрнул вниз. Благо, все считают меня фашионисткой, иначе возникло бы немало вопросов по поводу тех дыр, что зияли под ремнём. Вот так Чхве борется с аморалкой — сам создаёт ещё большую аморалку нежели была до этого. — Сынхён-а, это ведь просто купальник! Ку-паль-ник, — иду на крайние меры и начинаю сюсюкать, словно маленькая девочка, выпрашивающая у мамы ещё несколько конфет к уже имеющимся. — Даже не бикини. — Ещё бы бикини на нас одели, — фыркает Сынхён, затушив окурок и подходя ко мне. Глядя в глаза, проводит ладонями по моим бёдрам. — Ты ведь не станешь расстраивать папочку? Закрываю глаза. Ненавижу этого идиотского «папочку». Каждый раз, когда в угоду Чхве, так его называю, у меня возникают ощущения, будто кто-то скребёт ногтями по стеклу — аж мурашки по коже бегут от неприятия. Однако приходится брать себя в руки, иначе будем бодаться с Сынхёном до рассвета — аккурат до моего выезда из дома. А ведь в моих грандиозных планах ещё пара часов сна. — Папочка может не беспокоиться, — тяну елейно, приподнимаясь на цыпочки и обвивая его шею руками. — Черин-а будет хорошей девочкой и не покажет больше, чем того требует концепт, — лопочу, мысленно проклиная это грёбанное третье лицо, от которого так прётся в последнее время мой парень. Молодой человек, несмотря на заискивание, вдруг недовольно хмурится. — Но всё-таки кое-что она покажет, да? — интересуется Сынхён угрюмо. Разжимаю руки и пихаю его ладонями в грудь. — Господи, ну как можно быть таким?! — спрашиваю скорее у Всевышнего, чем у самого Чхве. — Сынхён, вот сам подумай — я, что ли, сама эти концепты малюю? Нет! Я делаю то, что мне говорят. Одеваю спонсорские наряды, принимаю позы, которые утверждают фотографы, и делаю вид, что круче шмоток у меня никогда не было! Всё как всегда! Ничего нового! У тебя же тоже так, Чхве. — Я не фоткаюсь в купальниках, — гнёт свою линию парень. — Да сотни девушек-айдолов фоткаются и в куда более откровенном виде, — срывается стон с моих уст. — Вы же наверняка с твоими собутыльниками обсуждаете такие пикантные фотки. — Вот именно — обсуждаем, — бурчит Сынхён. — И я не хочу, чтобы мои собутыльники обсуждали ещё и твои фотки. — Да какой самоубийца начнёт это делать при тебе?! — искренне недоумеваю я. Аж смешок вырывается от этого нелепого предположения. Чхве у меня очень культурный и вежливый до поры до времени. Но если уж ему вожжа под хвост попадёт — всё, кранты всем, кто вовремя не спрятался. — Сынхён-а, ну посмотри на меня — уверена, нетизены ещё и пройдутся напалмом по моему весу и внешности. Так что, ну к чему возмущаться? Кому я, к чертям собачьим, нужна-то? Парень на мгновение мрачнеет. Замечаю, как сжимаются его кулаки, а на лице ходуном ходят желваки. Видимо, пытаясь настоять на своём, я маленько переборщила. — Я бы этих нетизенов, — цедит Сынхён, глядя сквозь меня. — Что они в женской красоте вообще понимают? Если меня спросят, за что я люблю Чхве, то, пожалуй, смогу ответить на этот вопрос сразу же. Вот за такие моменты — когда он вдруг говорит, сам того не ведая, слова, от которых меня аж изнутри разрывает на части. На мгновение даже слёзы на глаза наворачиваются. Уже абсолютно не важен ни какой-то идиотский концепт, ни не менее идиотский купальник. Даже абсолютно неоправданные сексистские взгляды Сынхёна отходят на задний план. Обхватываю парня руками и зарываюсь носом в его насквозь пропахшую никотином и дорогим парфюмом рубашку. Жадно ловлю родной запах, едва сдерживаясь, чтобы тут же не капитулировать перед Сынхёном. Знаю, что стоит мне лишь произнести «малыш, ты прав», и всё — затем никак не смогу обойти эти самые слова. — Я люблю тебя, малыш, — заявляю дрожащим от чувств голосом. — Ты у меня самый что ни на есть распрекрасный, расчудесный, рас… — Так, стоп, — прыская смехом, перебивает меня Чхве. При этом молодой человек неспешно перебирает мои волосы пальцами. Прекрасно знает, негодяй, что таю от подобного. — Что-то я не понял — уж не решила ли моя Фруктина таким образом замять тему с купальником? — интересуется с напускным возмущением, однако чувствую, что Сынхёну, так же, как и мне, уже абсолютно не важен этот вопрос. — Если да, то спешу расстроить — я буду брюзжать до самого рассвета! — Но затем всё равно разрешишь? — смеюсь в ответ, поднимая на него заискивающий взгляд. Сынхён довольно усмехается — он «тайно» обожает «покорную Черин». И я, отлично зная эту его слабость, в очередной раз ловлю молодого человека на крючок. — Ну, — тянет Чхве с мнимой задумчивостью, — это зависит от того, насколько моя сладкая Фруктина будет стараться. Хмыкаю, прикладывая указательный палец к уголку губ и глядя на потолок. Изо всех сил изображаю крайнюю степень размышлений на заданную тему, однако долго создавать видимость серьёзности не выходит — Чхве нетерпеливо сгребает меня в охапку и валит на диван. Торопливо расстёгивая пуговицы на его белоснежной сорочке, искренне радуюсь тому, что молодой человек перестал надевать на себя сто сорок две сорочки — сколько курьёзов происходило именно из-за этой привычки Чхве. Мгновение, и уже впиваюсь зубами в его накачанную грудь. По правде говоря, обожаю то, что Сынхён не раздевается на сцене — можно безнаказанно его кусать и расцарапывать острыми ногтями спину. На момент съемок в «Тазза», правда, пришлось, слегка потерпеть, но зато теперь вся аппетитная тушка Чхве в моём полном распоряжении. Если, конечно… Поднимаю на Сынхёна настороженный взгляд. — Чхве, ты ведь отказался от съёмок в том сомнительном клипе? — интересуюсь вкрадчиво. Аж всё внутри сжимается от праведного гнева, когда замечаю, как брови Сынхёна взмывают вверх домиком, а в глазах появляется то самое шкодливое выражение, за которое мне порой хочется на пару недель отлучить его от тела. Именно с таким выражением мой мачо-мэн обычно сообщает о том, что «всего на часик» отъедет «по неотложным делам», а в итоге зависает до рассвета у друзей. — Какой-такой клип? — кокетливо хлопая ресницами, басит Чхве. Как всегда пытается отшутиться, но, когда убираю руки от его ширинки, тут же тяжело вздыхает и падает спиной на кровать. Устало дотрагивается пальцами до переносицы, однако не покупаюсь на ту грусть-тоску, что он изображает. — Фруктина, понимаешь, Ян Хёнсок… — Что Ян Хёнсок? — перебиваю Сынхёна язвительно. — Приказал тебе сняться у посторонней бабы без штанов? — Ну это не совсем «без штанов», — настаивает молодой человек. — Я всего лишь принимаю душ в одной из сцен. Заметь, дамы в душе со мной не будет. И вообще, Фруктина, — смеётся Сынхён, притягивая меня к себе, — если бы я снимался только с не посторонними бабами, то нас с тобой уже давным-давно поймали бы на горяченьком. А так… Все сватают тебя милашке-Ёнбэ. От определения нашего хорошего друга начинаю смеяться, как ненормальная. Чхве активно вторит — знает, из-за чего мне так смешно. Мы ведь с ним вместе застали недавно «милашку-Ёнбэ» на одной весьма колоритной татуированной цыпочке. Единственное, что было на Доне — сеточка для волос. Да и та находилась вовсе не на голове. — Знаешь, Чхве, мне даже жаль, что Кико и Джиёна наконец поймали, — давясь смехом, утыкаюсь носом в подмышку Сынхёна. — Перестаю себя чувствовать невестой хоть куда. Женишков у меня день ото дня всё меньше и меньше. Скоро останусь одна-одинёшенька. Особенно с учётом, что Ёнбэ как с цепи сорвался в последнее время. Сынхён стремительно оказывается на мне. Задрав ночнушку, накрывает губами сосок и немного сжимает грудь ладонью. — Фруктина, у тебя всё ещё есть я. Но, так уж и быть, если это принесёт тебе сатисфакцию, — сбивчиво выговаривает, то и дело отвлекаясь на ласки, — снимайся в этом чёртовом журнале хоть топлес. — Уверен в этом? — переспрашиваю, выгибаясь дугой, когда Сынхён пальцами проникает в меня и начинает свои неторопливые движения. Вопрос звучит до неприличия хрипло. Закусываю губу, чтобы громко не застонать, когда молодой человек круговыми движениями начинает чуть растягивать моё лоно. Чхве — чувственный садист. Умеет быть таким, даже не причиняя мне физической боли. Ну, почти не причиняя. Через мгновение уже забываю о причинах нашего спора. Вся горю от умелых прикосновений Сынхёна. Пальцы, губы, язык — всё идёт в ход. Всё, как обычно. Так, как я люблю. Так, как умеет только Чхве. Долбанный Чхве, который, похоже, решил сегодня быть нежным. В его понятии нежным. Для меня же всё происходящее — самая настоящая пытка. Ненавижу, когда Сынхён сперва даёт мне то, что я люблю, а затем вдруг это отнимает, становясь чуть ли ни пай-мальчиком. — Чхве, ты ведь не хочешь, чтобы я придушила тебя во сне подушкой? — оттягивая его от себя за волосы, хриплю я. — Честное слово, я уже близка к этому! Ай, Чхве! — возмущённо выдыхаю, когда молодой человек весьма ощутимо щипает меня за зад. — Твою же мать, грёбанный ты придурок, у меня теперь синяк будет. — Обожаю твою задницу любой, — посмеиваясь и устраиваясь на мне поудобнее, тянет Сынхён. — К тому же, теперь я уверен, что ты её уже никому не пока… Затыкаю ему рот поцелуем. Ну что за невозможный человек? Даже во время секса всё равно ни о чём не забывает. Быстро и слаженно. Двигаемся в одном темпе, тяжело дыша и время от времени соприкасаясь губами. Оба в капельках пота, потому что алкоголь действует на Сынхёна как-то неправильно. Под алкоголем он любит меня гораздо дольше нежели обычно. Но я совсем не против этого. Потому что каждая секунда, проведённая под/над Чхве того стоит. Никогда и ни с кем прежде у меня не было такого. Через некоторое время падаем на кровать, и я привычно сворачиваюсь калачиком. Сынхён тут же оказывается сзади и сгребает меня в охапку. Целует в плечо, а затем дует на кожу. Знаю, что надолго Чхве не хватит — меньше чем через минуту потянется за сигаретой. Вдруг чётко осознаю, что на самом деле страшно люблю поздние не санкционированные возвращения Сынхёна. Даже не могу объяснить толком почему. Может потому, что даже в сильном подпитии, даже страшно уставший он всё равно приезжает не в дом к матери или свою холостяцкую квартиру, а именно ко мне? А может потому, что именно в такие моменты довольно скупого на «сентиментальную лабуду» Чхве вдруг прорывает. — Фруктина, а ведь если бы не моё беспробудное, по твоим словам, пьянство, то мы бы и вовсе не сошлись, — деловито заявляет он, прикуривая сигарету, а затем проводя пальцами по моему виску. — Хоть ты и не веришь в это, но я действительно не имел ввиду ничего такого, когда ввалился в твой номер в трусах и с бутылкой вина в руках. Я, как и заверял тебя тогда, просто искал штопор. — Всё ты врёшь, Чхве! — с напускной обидой восклицаю я. — Наверное, именно поэтому ты затем так активно меня за этот штопор «благодарил». — Ну, я просто обрадовался, что наконец его нашёл, — басит Сынхён, откидываясь на подушки. — До этого я прошёл долгий путь через номер Дэсона, Минзи и Джиёна. Хорошо, что штопор всё же оказался у тебя, а то, боюсь, Джиён-а бы меня слегка не понял. Не выдерживаю и начинаю смеяться, закрыв рот ладонями. — Боюсь, он и так тебя слегка не понял, — заявляю откровенно, вспоминая, что после «благодарственного секса» со мной, Чхве совершил ещё один «дружественный набег» на номер лидера Big Bang и отобрал у того бутылку вина. — Впрочем, я тоже не совсем поняла, как ты от бингу-танца так быстро перешёл к действиям развратного характера. Как-то уж слишком профессионально ты на меня «упал». — Просто, Фруктина, я профессионал во всём, — с притворным пафосом восклицает Сынхён, и мы тут же начинаем хохотать. — Ну, а если честно, то я просто не заметил сумку на полу. А тут ты — вроде как, и не против. И что в такой ситуации делать такому слабому человеку, как я? Несильно кусаю его за бок. Слабый человек? Нет, это точно не про моего Сынхена. Вспоминаю всё же о фотосессии и осторожно напоминаю: — Сынхён-а, ты же не забыл, что разрешил мне сняться хоть топлесс? Но я, конечно, не буду слишком уж пользоваться твоей щедростью, потому это будет всего лишь боди. Молодой человек кивает, но при этом хватает с прикроватной тумбы свой смартфон и начинает набирать кому-то сообщение. С подозрением кошусь на него, подтягиваясь повыше. — Сынхён-а, надеюсь, мне не ждать никакой гадости? — цежу сквозь зубы, прекрасно понимая, что вопрос риторический. — Нет, что ты, — восклицает молодой человек, даже не глядя на меня. — Я просто тут подумал, что раз разрешил тебе сниматься топлес, то и в клипе должны быть сцены погорячее. Вот пишу своей… кхм… партнёрше. — У тебя и номерок её уже, значит, есть? — прихожу в негодование и вскакиваю с кровати. Понимаю, что это шутка, но всё равно злюсь. Терпеть не могу каждую из баб, с которыми Сынхёну приходится сниматься. Перед тем, как скрыться в ванной, указываю на Чхве пальцем. — Хотела по-хорошему, Чхве, но ты такой гадский гад, что, клянусь, я буду не я, если не снимусь с голыми титьками для этого самого журнала! Обычно я всегда иду на попятную во всех спорах с Сынхёном, но тут решаю проявить стойкость. Уверенно начинаю закрывать дверь, когда Чхве вдруг идёт на крайние меры. — Фруктина, я люблю тебя, — неловко бубнит молодой человек практически себе под нос. При этом плохо прячет лёгкую обиду за то, что вынужден произносить эту «сентиментальную лабуду». — Снимайся, как хочешь, но хотя бы руками прикройся. И я снова прогибаюсь под Сынхёна. Потому что и он прогибается под меня. Всё, как всегда, но я ничуть об этом не жалею.