В день, когда ты родился, шел дождь

Я сдержал свое обещание. Я пришел на ее свадьбу, на их свадьбу. Белое платье, пышная фата, блестящие от волнения глаза и трясущиеся руки. И его лицо – счастливое и красивое, как будто бы он только что сошел с обложки модного журнала. Я сижу на самом последнем ряду в церквушке, наблюдая за церемонией. Ее мама вытирает глаза платком с вышитой на нем анаграммой. Жених, Гарри, стоит у алтаря, перешептываясь со своими друзьями. Он поправляет сиреневый галстук, который итак сидит идеально. Только сейчас я замечаю, что вся обстановка выполнена в белых и сиреневых цветах. Не сомневаюсь, что это была идея Хлои. Ей так идет сиреневый цвет… В день нашего третьего знакомства она была в платье такого цвета, слишком облегающим, чтобы я мог спокойно на это смотреть. Я боюсь. Боюсь момента, когда ее белая туфелька на большом каблуке ступит на красный бархат между проходами в церкви. Боюсь, когда все лица повернуться к ней, а ее глаза будут устремлены только на него. На него. Я боюсь того мгновения, когда она скажет «Да», а я закрою от боли глаза. Это уже будет не моя Хлоя. Это будет его Хлоя. Выдержу ли я все это? Когда тебе говорят о том, что человек, которого ты любишь, жениться на другом парне, который любит ее меньше. Увы, я знаю это. Я вижу это по его глазам. Это как будто мне вырезают сердце и отдают его другому. Без анестезии. А мне еще нужно будет жить без этого сердца, пока другой человек будет наслаждать им. Моим сердцем. Моей Хлоей. Я не могу. Не могу видеть счастье на этих лицах, видеть любовь в отражении ее сердца. Поэтому я просто выхожу из церкви, кинув грустный взгляд на ангела, сгорбившегося у входа. Его мраморные, застывшие глаза точь-в-точь как мои, а сгорбившаяся от боли спина моя точная копия. Только моя спина сгорбилась и ломается от тяжести грусти, от тяжести любви. Я не могу поделиться ею с Хлоей, тогда мне было бы в два раза легче. Я игнорирую боль в ногах, игнорирую боль в груди и просто продолжаю идти. Иду мимо девушки в белом платье, в которой с трудом осознаю Хлою. Нет, нет, не она. Мне показалось. Она не может быть такой счастливой день смерти нашей любви. Мотаю головой. Какая сейчас разница? Она уже все равно не будет моей мечтой. Не будет моею жизнью. Сейчас физически ощущаю ее недостаток. Мне не хватает ее, как наркотика, мне нужна новая доза любви, именно этой любви. Именно этой любви с пухлыми губами, с покрывшейся мурашками ложбинкой на груди, с распущенными волосами. Не в силах совладать с собственными мыслями, я сажусь на скамейку и закрываю лицо трясущимися руками. Именно в этот момент она говорит «Да», именно в этот момент он целует ее, а ей кажется, что по телу бегут мурашки. Нет, Хлоя, нет. Ты не должна. Ты не можешь. Вспоминаю ее. С самого начала до самом конца. До нашего конца. Усмешка в глазах, морщинки на лбу, когда она морщиться, еле заметные ямочки на щеках от беглой улыбки. Вот она потягивается, обнажая полоску кожи над поясом джинс. Я вижу, как выгибается ее спина, как капельки пота выступили на выступающих костяшках. Ее грудь вздрагивает от прерывистого дыхания, а плечи сгорбились от постоянного сидения за письменным столом. Она переворачивает страницу моей книги, сначала прикладывая подушечку пальца на секунду к губам, а потом, подцепив край бумаги, проводит по острому сгибу. Морщиться от боли, но улыбается, когда замечает смешную фразу. Она закинула ногу на ногу и шевелит пальцами в такт какой-то звучащей только в ее голове песне. На стопе, прямо под щиколоткой, татуировка. Фраза из моей книги, уже даже не важно какой. Я помню, как провел по этим черным буквам языком, а она засмеялась от щекотки. Я хочу сделать так еще раз, Хлоя. Ты позволишь мне? *** Уже ночью, наконец-то добравшись до квартиры, я распечатываю все свои письма к ней. Компьютер починили, и сейчас у меня нет желания разрушать что-то еще вокруг. Моя жизнь уже в руинах. Без нее моя жизнь уже не существует. Скрепляю листы скрепками и подписываю в углу: «Хлое от Гарри. От настоящего Гарри. Люблю». Достаю большой конверт, аккуратно сворачиваю листы бумаги и провожу языком по липкому сгибу. Потом еще несколько ненужных движение – приклеиваю марки, пишу адрес моего издателя в углу и, накинув серую толстовку, хромая, выхожу из квартиры. По темным улицам разливается холодный свет луны, и по моей спине пробегают мурашки. Раньше они появлялись только от одного ее взгляда, а теперь от холода. Потому что мое сердце замерзло. Оно превратилось в камень, а Хлоя одним страшным словом «Да» сбросила его с обрыва. И сейчас оно летит, ударяясь о стенки бесконечных камней. Мне нужно прекратить это падение. Мне нужно прекратить эту боль. Конверт с еле слышным стуком падает в ящик. Ноги, тут же почувствовав свободу от некогда разумных мыслей, устремляются в единственное место, где можно встретить свободу. На мост, где я встретил ее. *** Не хочу больше думать о тебе. Боюсь, что мысли убьют меня. Нет, уже убили. Я уже мертв, даже сейчас, когда перекидываю так и не зажившую ногу через перила на мосту. Держусь дрожащей от холода рукой за металл, но знаю, что через мгновение придется ее разжать. Я никогда не говорил ей, что люблю. Лишь писал. Разве ей было недостаточно этих букв, говорящих за мою жизнь? Разве нет? Через секунду чувствую, как мое тело обволокла ледяная вода, как оно, отяжелевшее от тоски и безнадежности, опускается на дно. Хочу остаться там. На дне. Подальше от тебя. Как можно дальше от нашей любви.