Astia vala femundis

Ab aqua silente cave p.2

Остерегайся тихой воды ч.2

Варрик осторожно разворачивал на столе старую карту. Пока он разглаживал ее пальцами, сухая бумага местами похрустывала и грозилась развалиться на глазах. Хоук поставила по краям кружки и книги, – уголки то и дело пытались свернуться, мешая разглядеть помеченные гномом территории. — Здесь, здесь и здесь, — он указал на три точки неподалеку друг от друга. Фенрис бросил на стол заинтересованный взгляд. — Я не буду вдаваться в подробности, что вся эта информация стоит недешево, тем более для тех, кто знает, как ей воспользоваться. — Тетрас внимательно посмотрел на Мариан. Эльф заметил, что его взгляд выражал куда большую обеспокоенность, чем вчера. — Не хочу, чтобы у вас были проблемы, — гном вздохнул. — Хотя, что-то мне подсказывает, что вы сами на них рветесь… — Что это за точки, Варрик? — Хоук тронула недовольного гнома за плечо. — Я отправил своих посыльных в несколько крупных поселений на границе Тевинтера и Вольной Марки. Иногда они пользуются услугами охраны из марчан, в основном отчаянных головорезов. В приграничных территориях полно желающих разжиться незаконным лириумом… Пока гном говорил, Фенрис задумчиво вертел в руках маленький нож. Играл с ним, ловко переворачивая на ладони, и размышлял, сколько времени ушло у ребят Варрика, чтобы достичь границ Вольной Марки, миновав широкую судоходную реку Минантер. Судя по словам Тетраса, его люди работали как надо. И не вернулся только один. Фенрис полагал, что именно он нашел то, что они искали. Пришедшие обратно лишь разводили руками, и в последний раз эльф попросил расспрашивать не только об имени Фаусто: он велел, чтобы люди Варрика называли и его имя тоже. Он подумал, что Серафини охотнее раскроет карты, если услышит, что Лито разыскивает его сам. — Варрик, твои ребята могли излишне чесать языком, привлекая к себе внимание? Может они кого-нибудь спугнули? — спросил Фенрис, вонзив острие кинжала в щербатую поверхность стола. Хоук вяло поморщилась, но то был его стол. В этом поместье мебели было не жалко. — Исключено, — без тени сомнения ответил гном. — Как найти того, кто не хочет быть найденным? Такова их специальность, уж в этом они у меня мастаки! — Тетрас на мгновение замолк, и снова будто осунулся. — Тот, что не вернулся, был ушлым парнем… — пробормотал он, — подштанники Андрасте, я говорю о нем в прошедшем времени! Надеюсь с ним все в порядке. Демон дери, он ведь пошел туда же, куда и остальные? — Похоже, кое-кто действительно не хочет, чтобы его нашли? — задумчиво спросила Мариан, отвлекаясь от потрепанной тетради. С недавних пор Фенрис и Хоук пришли к выводу, что будут учить тевин вместе. Эльф помогал с произношением, а девушка показывала буквы и слоги. Вместе получалось гораздо быстрее. — Если мы вообще ищем в том направлении, — расстроено пробормотал Тетрас и уселся обратно на стул. Фенрис неотрывно смотрел на область карты, куда указывал гном. Территории были обозначены не так, как он помнил. В имении Данариуса эльф видел куда более подробные отметки, с указанием деревень и небольших хозяйств. Но по памяти такое не восстановишь, приходилось довольствоваться тем, что есть. — У тебя хорошие источники, верно? — поинтересовался он. — Я заплатил достаточно, чтобы несколько умников проболтались, — обиженно ответил Тетрас. — Удалось узнать, что они подделывают бумаги. Туда плывет уйма лириума, о котором никто и не догадывается. В этом месте, в предгорьях, о которых мы ведем речь, богатая плодородная земля, известная величественными дворцами магистров и знатных домов. Демон меня дернул лезть в эти дела. Если через две недели от моего наемника не будет известий, я официально заявляю, что умываю руки, эльф, — он повернул голову в сторону Фенриса, — дальше решай сам. Возможно, ты так и не найдешь того, кого ищешь. — О каком количестве лириума идет речь? — переспросила Хоук. — Хватит, чтобы создать армию таких, как твой эльф! — гном взял стакан и сделал несколько шумных глотков. Фенрис улыбнулся уголком губ. Он не обиделся на язвительный ответ Тетраса. Варрик и так сделал куда больше, чем требовалось. Им оставалось только ждать. Тем временем, перевод дневника пошел быстрее. Хоук схватывала на лету, впрочем, Фенрису было куда легче. Мариан даже завидовала его успеху в изучении языка: она заметила, что эльф обладает поистине поразительной памятью. За несколько недель он уже мог читать сам, хоть и довольно медленно. — Если бы я не соображал – не оставили бы в живых, — усмехался Фенрис, вспоминая обучение на Арене. Он знал, что его мозги работали иначе. Молниеносная реакция, вкупе с невероятным терпением и упрямством делали свое дело. Эльф умел добиваться своего. Между тем, дела в Киркволле шли все хуже. Спустя полтора года после восстания кунари и победы над Аришоком, повышенный интерес Мередит Станнард к Мариан не угасал. Инцидент с магией удалось замять, и рыцарь-командор даже не задавала вопросов. Зато вовсю использовала Хоук в своих целях. Пока Фенрис ждал известий от Варрика, они даже успели отыскать трех магов-отступников. Правда, Хоук не вернула в Круг ни одного из них: двоих пришлось убить, какого-то избалованного аристократа поучили уму-разуму. Кажется, он сбежал. Верховный Чародей Орсино тоже тянул одеяло на себя, – Мариан часами просиживала в его кабинете, выслушивая о проблемах Круга и влиянии Храмовников. Фенрис злился, ведь понимал, что Хоук снова против воли оказывалась замешанной в политические дрязги. Авелин все больше жаловалась на усиление стражи в виде Храмовников прямо во дворце Наместника. Хоук непривычно ежилась, если собиралась идти к капитану в гости, и всегда брала с собой Фенриса. Помимо этого, эльфа все больше заботило состояние Андерса. Одержимый как с цепи сорвался. Он приходил к Хоук, и, если не заставал дома, не стесняясь, стучался в поместье Фенриса, отвлекая ее своими манифестами. Поначалу Фенрис терпел, и то, только потому, что Мариан просила быть повежливее. Хотя он не мог взять в толк, с чего он вообще должен быть любезным с тем, кто подвергает жизнь Хоук опасности? Эльф не выдержал, когда Андерс заявил, что нашел способ избавиться от Справедливости. Для этого он звал ее на Расколотую гору, – якобы, там росли ингредиенты для зелья, которое могло помочь духу покинуть оболочку из плоти. Фенрис вызвался идти с ними. Не только потому, что не хотел отпускать Хоук с этим типом: он знал, что Андерс хорош в своем деле. Просто, в последние дни что-то изменилось в самом его взгляде. Эльф называл это чутьем или элементарной интуицией, и, даже пытался разувериться в излишних подозрениях, но, не смотря ни на что, он все равно видел, что Целитель стал другим. Плечи поникли, глаза странно забегали. Ввалившиеся щеки и бледный цвет лица и раньше указывали на излишнее трудолюбие этого психа. Теперь же ко всему прочему прибавилась подозрительная неуверенность в себе. Отступник даже пахнуть стал иначе. Фенрис не мог утверждать наверняка, тем более, для Хоук. Он знал, что Мариан поднимет его на смех. Однако страх и сомнения людей он чуял за версту. Со сбором ингредиентов было покончено. В тот же день вернулся посыльный Варрика. Все еще под впечатлением от схватки с гигантским драконом, компания в лице гнома, Мариан и Себастьяна, проводила время за ужином в Висельнике. Бывший принц свыкся со своим положением в качестве брата Церкви. Хоук не собиралась убеждать его вернуть себе трон, и, тот, кажется, бросил попытки вернуться в Старкхэвен. Они как раз обсуждали какой доспех лучше всего изготовить из драконей чешуи, в тот момент, когда в дверном проеме показалась фигура посыльного. За ним в помещение ворвалась Нора. Она вся дрожала, по ее испуганным глазам было ясно, что с парнем что-то не так. Эльфийка подбежала к Варрику, даже не пытаясь остановить вошедшего, скорее сторонясь его. — Эй, милая, что стряслось? — изрядно захмелевший гном не сразу сообразил, что к чему. В этот самый момент ноги у посыльного подкосились, и он с шумом рухнул на пол, забившись в судорогах. Себастьян подскочил со стула одновременно с Хоук. Они бросились к парню, хватая того за руки и за ноги. Фенрис стащил со стола салфетку и просунул ее между зубов, пока те не сомкнулись. Не хватало им еще, чтобы посыльный откусил себе язык. Выпитое вино мешало сосредоточиться. Эльф устал, схватка с драконом не была в числе его планов на день, впрочем, как и у остальных. Хоук держала парня за руки крепко, но эльф заметил, как она побледнела. — Что с ним? — пискнула Нора, прячась за большое каменное кресло Варрика. Гном привстал с места, ошарашено наблюдая за происходящим. Судороги прекратились, сквозь салфетку по щеке потекла пена. Глаза парня закатились, он выгнулся в неестественной позе и тут же затих. Фенрис прислонился ухом к груди. Убедившись, что он дышит, эльф облегченно вздохнул. Себастьян помог перенести посыльного на кровать. — Ну дела! Нора, почему ты так испугалась? Он что-то сказал? — гном обернулся к эльфийке. — Он был не он… проклятье. Мне надо выпить, — с этими словами она схватила со стола бутыль вина и отпила прямо из горлышка. Зажмурившись и выдохнув через нос, Нора продолжила. — Он вошел тихо, я даже не сразу сообразила, что у нас посетитель. К-колокольчик не звякнул. У нас над дверью, знаете? Стало так холодно! — она покосилась в сторону посыльного, возле которого сидела Хоук. — Он подошел к барной стойке и наклонился вперед. Я была внизу, расставляла посуду на полках. Когда приподнялась, чуть нос к носу с ним не столкнулась! Он сказал что-то на непонятном мне языке. Ну я с испугу переспросила. А он засмеялся, так хрипло, странно, — молодой парень, а смех, будто у старика! Спустя секунду откашлялся и спросил: «Мадам, не встречался ли вам Лито?» Я замотала головой, а его лицо вдруг исказилось! Это была такая неестественная и страшная маска! С кожей что-то произошло! Я отступила назад, и, кажется, замотала головой, когда он невозмутимо опрокинул стакан с водой и двинулся наверх! Демоны Тени, что с ним? — она снова покосилась в сторону кровати гнома. — У него был припадок, и, похоже, кто-то воспользовался магией, — подала голос Хоук. Она погладила парня по плечу и осторожно убрала со лба волосы. Под челкой показался синеватый кровоподтек. — Фенрис, подай мне салфетку! — тут же воскликнула она. Когда Мариан промокнула кровь, на лбу проявился странный символ. Его словно выжгли прямо на коже. Парень дышал ровно, но при касании, едва заметно поморщился. — Кто мог сотворить такое? — ошарашено пробормотал Себастьян. — Привет от Фаусто, — сказал Фенрис, едва подошел к кровати. — Что, прости? — брат Церкви и Мариан непонимающе уставились на эльфа. — Этот символ. Хоук, ты забыла алфавит? «Аванна», значит: «здравствуй!» Воцарилось недолгое молчание. В это время глаза посыльного забегали под закрытыми веками. Он заметался по кровати, вдруг начав беспорядочно шарить по телу руками. Сквозь крепко стиснутые зубы до их ушей доносилось только сиплое шипение. Парень словно пытался что-то сказать, но не мог. — Может, ему что-то мешает? — предположил Себастьян и протянул руку. Посыльный не открывая глаз упрямо оттолкнул ее, продолжая чесаться. От тела вдруг начал подниматься дым. — Быстро! Срывайте одежду! — закричала Хоук, но было поздно. Ткань начала тлеть, парень выгнулся вперед, перевалился на бок и упал с кровати на пол. Его снова затрясло. Едкий запах тлеющей плоти заполнил комнату. Нора испуганно закричала. — Воды! Нужна вода! — Варрик побежал в коридор, Фенрис попытался сбить поднимающееся пламя. Хоук стащила с кровати покрывало, втроем, им удалось набросить ткань на парня, но огонь проигнорировал препятствие. Подначиваемое неведомой силой, пламя распространялось с невероятной скоростью. — Себастьян, помоги Варрику! — скомандовал Фенрис, убирая вещи, чтобы огонь не перебросился дальше. Когда гном и брат Церкви вылили на посыльного ведро с водой, было уже поздно. Перед ними лежал обуглившийся труп. Его рот, наконец, раскрылся, впрочем, как и глаза. Он смотрел в потолок в немом ужасе. Хоук нервно всхлипнула и осела на пол. — Твою мать, — выругался, Варрик, — дерьмо. Никто больше не говорил. В ту ночь они с Мариан дошли до дома, не проронив ни слова. Казалось, оба понимали, что рассуждать не о чем. Происходящее напоминало какую-то страшную байку, которые, порой, травили посетители Висельника дождливыми холодными вечерами. Вот только парень умер на самом деле. А человек по имени Фаусто действительно подтвердил свое существование. Фенрис задумался, – нашли бы они мага, не проси он сообщать посыльному о своем имени? Ведь только это и заставило Серафини вернуть парня назад с таким… ответом. — Я отправлюсь туда сам, — эльф встал со стула, чтобы подбросить дров в затухающий камин. Сквозняк заставил пламя свечей на столе испуганно задрожать. — С ума сошел?! — пронзительный вопрос Мариан эхом отозвался в его голове. Фенрис нахмурился. О том, чтобы Хоук принимала в этом участие, даже речи быть не может. Эльф решил это еще по дороге домой. — Ты не пойдешь один, — она упрямо сложила руки на груди. — Конечно пойду, Мариан. А ты остаешься, — сухо отрезал эльф, внутренне готовясь к ее сопротивлению. Он знал, что последует за этой репликой. Хоук медленно поднялась из-за стола. Пронзительно скрипнул старый стул с высокой спинкой. — Ты в своем уме? Я не отпущу тебя. Этот Серафини – безумец. — Именно поэтому тебе нечего там делать! — Мы сегодня убили дракона! Я не маленькая, чтобы принимать такие решения! Спроси у Себастьяна! Это ему пришлось сжигать труп! Теперь у него тоже возникла заинтересованность во встрече с этим уродом! — НИКТО туда не пойдет! — Прекрати быть таким упрямым! — закричала Хоук, и Фенрис треснул кулаком прямо в каменную стену. Боль, в мгновение пронзившая кисть, вдруг прояснила в голове. Он вздрогнул, вдохнул полной грудью. Хоук попятилась назад, испуганно озираясь по сторонам. — Т-ты тоже это почувствовал? — пробормотала она. — Как будто здесь есть кто-то третий, — эльф потер ушибленную ладонь. Никогда еще ярость не брала над ним верха так скоро. Хоук тоже была на взводе, случившееся в Висельнике, само собой, до сих пор не отпускало обоих. Но было что-то еще. Мабари поскреб в закрытую дверь и настороженно заворчал. Спина Фенриса успела покрыться липким потом, прежде чем он дернул за ручку и увидел на пороге Тетраса. Гном выглядел потерянным. Он шагнул в комнату, не проронив ни слова. Усевшись в кресло напротив камина, Тетрас извлек из кармана флягу и сделал несколько неуверенных глотков. — Себастьян разобрался с телом. Они сожгли его в присутствии церковных сестер. Парень ушел к Создателю как полагается. — И никто не спросил, что произошло? — Хоук присела на корточки рядом с креслом Варрика. — Сказали, что упал в Литейной мастерской… Труп все равно бы не опознали… — гном тяжело вздохнул. — Но мне придется сообщить родственникам. Вы уже решили, что будете делать дальше? — он поднял взгляд на Фенриса. — Как раз говорили об этом, — уклончиво ответил эльф. — Мы отправимся тем же путем! — прервала его Мариан. — Я отправлюсь! — резко осадил ее Фенрис. Хоук пнула сапогом медвежью шкуру на полу и, свистнув мабари, быстрым шагом покинула спальню. С грохотом хлопнула входная дверь. — Вот это да, эльф, чем ты ее кормишь? — усмехнулся было гном, но тут же посерьезнел. — Что с ней? — шепотом переспросил он, и Фенрис пожал плечами. — Слишком много спорили. — Ты не можешь решать за нее. — Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось. — Ты мог бы предложить пойти кому-нибудь из нас? — спросил Тетрас, — это же большое дело! Теперь, когда мы абсолютно точно уверены, что нашли этого психа… — Я не хочу чтобы хоть кто-нибудь из вас впутывался в эту историю… — пробормотал Фенрис, сложив руки на груди, и уставившись на огонь. Он знал, что Хоук имела скверный характер. Упрямый и очень вредный, временами. Но эльф надеялся, что она поймет, и ему было тяжело от мысли, что они ссорились, едва речь заходила о Серафини. Как будто этот маг умел сталкивать лбами на расстоянии… За окнами громко прокаркал ворон. Свет луны, выглянувшей из-за хмурых облаков, осветил комнату эльфа сквозь прорехи в крыше. — Ты снова решаешь, что никого не должно касаться что-либо связанное с тобой? — Варрик недовольно покачал головой. — Сколько мне нужно говорить, что я просто не хочу причинять вред другим людям? — огрызнулся Фенрис. — Покрываешься иглами, как дикобраз. Твое беспокойство выглядит для нее, как насмешка. Оскорбление чувств, если хочешь, — он покачал головой, — Хоук никогда, ни при каких обстоятельствах не отпустит тебя одного. — Знаю, — сквозь зубы процедил эльф, — но в этом споре ей не взять верх. — Привяжешь к кровати? — усмехнулся гном, — попросишь Авелин посадить ее в темницу в подвале дворца Наместника? — Попрошу твоей помощи, — эльф поймал удивленный взгляд Варрика. — Моей помощи? — опешил Тетрас. — Серафини опасен, особенно для нее. Ты прекрасно знаешь, как Мариан умеет нарываться. Если с ней что-нибудь случится… — А про себя ты не думал? — вмиг парировал гном, — откуда такая уверенность, что ничего не случится с тобой? Хочешь уйти не попрощавшись? Рассчитываешь вернуться? А что если нет? Ты думал об этом? Нажье дерьмо, не превращайся в угрюмого идиота, каким ты был раньше! Фенрис снова стиснул зубы. Конечно, он думал об этом. Хоук ведь пыталась заразить оптимизмом, и эльф повторял про себя это волшебное «все будет хорошо» сотни раз. С каждым последующим верилось все меньше. — Даже я не смогу удерживать ее в Киркволле вечно. Она вырвется и еще здесь оставит проблем. А ты знаешь, что эта блондинистая стерва в Казематах только и ждет повода, чтобы достать Хоук? — Варрик! — эльф разжал затекшие ладони, повышая голос. Клейма сегодня ныли особенно паршиво. — Я прошу тебя об одном лишь одолжении. О последствиях думать мне! Сделай это. Оставь ее в Киркволле, чего бы тебе ни стоило… Варрик покинул поместье Фенриса спустя некоторое время. Он показал путь на карте, объяснив, услугами каких постоялых дворов эльф мог бы воспользоваться по дороге. Дал наводку на несколько груженых купеческих караванов, которым требовалась вооруженная охрана по пути. Напоследок он еще раз поинтересовался в уверенности эльфа оставить Мариан. Тот был непреклонен. Фенрис лег в кровать поздней ночью. Мариан оставила дневник на столе, он успел прочесть несколько страниц, прежде чем веки отяжелели окончательно. Сквозь сон услышал, как открылась входная дверь, а затем тихое клацанье когтей по разбитой мозаике. Эльф улыбнулся, а на сердце стало чуть легче. Хоук все же пришла. Он не рассчитывал на это. Возможно, есть шанс, что Мариан поймет его? Скрипнула дверь в спальню, комната наполнилась запахом мокрой псины. На улице, судя по всему, прошел небольшой дождь. Шумно вздохнув, Дэни, наконец, улегся возле камина и успокоился. Эльф услышал, как Хоук сняла куртку, затем разделась. Поднялось одеяло, и она устроилась на краешке и без того узкой кровати. Фенрис хмыкнул. — Я думал ты не придешь, — честно признался он, перевернувшись на спину и уставившись в потолок. — Просто заткнись, ладно? — Мариан лежала к нему спиной. Эльф знал, что мог дотронуться до нее, стоило только протянуть руку. — Ну, если ты просишь, — усмехнулся он. Кровать жалобно скрипнула, и лицо Хоук нависло над ним каменной маской. — Я привяжусь к тебе цепью, — сквозь зубы процедила она. — Чтобы уйти, придется отрезать мне руку! — Мариан… А тебе ничего не показалось странным сегодня? — вдруг спросил эльф. Хоук замерла на мгновение, но мышцы лица расслабились, и ее взгляд потеплел. — Словно мы вот-вот друг другу в глотки вцепимся? — неуверенно спросила она, и Фенрис кивнул. — Это послание, от Серафини, оно не закончилось. Мы все вдохнули дым от тела, и что с нами стало? — Ты думаешь дело в дыме? — Иначе я не могу объяснить. Во мне вдруг проснулось какое-то животное желание… Делать боль. Разрушить… что-нибудь. За неимением подходящих предметов, я саданул по стене. — Болит? — Хоук взяла его за руку. Костяшки оказались сбиты, но ранки уже зарубцевались. Фенрис помотал головой. Мелких порезов он почти никогда не замечал. — Я хочу сказать, дальше будет только хуже, понимаешь? Ты не до конца осознаешь, кто такие эти люди и какими коварными они могут быть. — Я видела Данариуса. Мы же убили его! — Даже он в своем дневнике писал о том, что боится Серафини. Я не думаю, чтобы он делал это из-за сына или каких-то других причин. Дело в магии. Этот человек по-настоящему одержим тем, чем занимается. — Я почерпнула столько уроков из его записей! — Хоук сказала это едва ли не с гордостью. — Я вижу, что их магия отличается от той, что известна мне. Но, послушай… Я из тех, кого в Круге назвали бы подзаборными. Знаешь, они дали такой смешной термин для тех, кто осознавал свои возможности вне того, что они звали «нормальным». Я легко обучаюсь. Для меня не сложно приспособиться к чужеродной магии, какая бы она не была. Возможно, здесь как раз и заключается одна из проблем, с которой столкнулись нынешние Круги! Я уже говорила тебе, что их система не совершенна? Из года в год они долбят детям, что их сила исходит от зла. Даже Истязания созданы для не для того чтобы маг поборол искушение! Они для того, чтобы такие, как мы боялись! — А как было у тебя? — вдруг спросил Фенрис. От ее слов веяло речами отступника из Клоаки, но эльф вдруг задумался о том, что Хоук действительно росла вне. С одним лишь примером перед глазами. Но Малькольм Хоук был не глуп, – он воспитал в своей дочери ответственность и болезненное желание быть справедливой ко всему, что ее окружало. Фенрис неоднократно убеждался в данных качествах. — Папа сказал, что я сама пойму, когда буду готова. Он не скрывал, что, засыпая, я попадаю в Тень. Я бродила по тропинкам, видела размытые очертания большого Черного Замка на горизонте. Представляешь? Я видела его! Проклятый город и души, что кружили рядом. Мне было шестнадцать, когда я встретила первого демона, — эльф погладил ее по волосам, выражая готовность слушать дальше. Мариан расслабилась и опустила голову ему на плечо. — Он говорил со мной о многом. Мы так долго общались, что я даже потеряла счет времени, Фенрис. Я узнала столько всего, — мне открылись тайны, о которых я и не подозревала! Но когда что-то выдернуло меня из сна, я поняла, что не помню ни слова из нашего диалога. — Почему ты проснулась? Он предлагал тебе что-нибудь? — Нет, Фенрис… Он говорил, что ему очень одиноко. Моя душа разрывалась на части от желания помочь, и от осознания того, что так делать нельзя. А потом я вдруг вспомнила жуткую сцену из детства. И слова мамы... Я видела птенцов, которые выпали из гнезда. Они умирали на траве прямо под деревом. Я хотела помочь, но жирный деревенский кот успел туда раньше! Мама не могла успокоить меня так долго! Она все повторяла: «Будь милосердна. Ты не сможешь спасти всех». Я вспомнила это. И проснулась. — Ты не сможешь спасти всех, хоть ты и пытаешься, — Фенрис крепче прижал Хоук к себе, — всегда пытаешься переступить через саму себя. — Наверное, ты прав, — грустно и тихо произнесла она, — пытаюсь… — Какие они? — Демоны? — переспросила Мариан, и эльф кивнул. — Они похожи на нас, Фенрис. Во всем. Я знаю, что об этом говорит Церковь. Первые дети Создателя смотрели через Завесу и проникались завистью к жизни, кою не могли ни осязать, ни чуять, — процитировала она, — я помню эти строки. Мама всегда бережно хранила молитвенники. — Получается, ты видишь их во сне, даже разговариваешь с ними? — Бывает я просто брожу по тропинкам, без особой цели. Даже не могу вспомнить наутро — а где я была? — Хоук вздохнула, — но иногда они встречаются. Знаешь, это словно увидеть старого доброго знакомого в торговом переулке! Ничего особенного, никакого страха или опасений – перед тобой пожилая женщина из скобяной лавки. Ты покупал у нее пару отрезов ткани позавчера. И вот она стоит перед тобой, улыбается. Иногда хватает за руку, в точности, как и при твоем посещении. Они копируют наши мысли, Фенрис. До одури хотят быть нами. Это… страшно. И мне их жаль. Искренне жаль, ведь они действительно дети. Песнь Света не врет, по крайней мере, на этот счет. Все демоны – дети. Кто-то из них умнее, кто-то, быть может, хитрее и изворотливее. Но каждый отчаянно хочет быть там, где живем мы. Они говорили еще какое-то время, в конечном счете, Хоук уснула, а Фенрис еще долго лежал, бездумно уставившись в потолок, и размышляя над словами Мариан о демонах… Эльфу было не по себе каждый раз, когда он вспоминал о том, что она видит во сне. После ее рассказа мысли становились одна красочнее другой: представлялись искаженные лица, тени странных фигур и замысловатые жесты. Старые знакомые тянули к нему свои руки, чтобы поздороваться… Закручивались в пыльные вихри, рассыпаясь на тысячи осколков и напоминая о своем существовании в какой-то искаженной и непонятной эльфу манере… Фенрис проснулся от резкого хлопка. Что-то случилось на улице: судя по возгласам – отскочило колесо телеги с товаром. Какие-то прохожие бросились помогать, все происходящее сопровождалось шумными ругательствами на гномьем диалекте. Послышался собачий лай и чей-то заливистый хохот. К великому удивлению эльфа, несмотря на столь поздний час, Хоук еще спала. Фенрис умел определять время, ориентируясь по солнечному свету, попадающему в спальню сквозь дырявую крышу. Сейчас было около полудня, и он решил, что раз уж даже шум на улице не потревожил сна Мариан, – пусть отдыхает и дальше, ведь редко, в последнее время удавалось заставить ее как следует выспаться. После случая в поместье Амеллов кошмары не беспокоили, эльф спал, как убитый – ему ничего особенного не снилось. Он даже счел это хорошим знаком. В конце концов, страх отступил, ощущения после того сумбурного сна забылись и будто бы стерлись из памяти. Он поднялся с кровати, наспех накинув одежду, и спустился вниз. Сквозь щель под входной дверью призывно выглядывало письмо. Он подхватил его, и отправился в кухню. Конверт был скреплен красной сургучовой печатью с неизвестной Фенрису символикой и казался увесистым. Он бережно развернул его и принялся читать. «Лито. Прежде всего, я должна сказать тебе спасибо. Несмотря на случившееся, ты показал себя с лучшей стороны, и я благодарна за это. В конце концов, это меньшее, что я могу сделать. Попасть к людям, о которых ты говорил, оказалось неожиданно и весьма приятно. Я не знала, что буду делать с тех самых пор, как оказалась в Киркволле – теперь же, не вижу и тени сомнения. Аарон хороший человек, несмотря на то, что он наш соотечественник. Не может же все в мире быть плохим, правда, Лито? Его жена, Вайлет, красивая девушка, и она на сносях! Оба с нетерпением ожидают первенца, а я помогаю, им как смогу! Готовлю, убираю, упражняюсь в магии. Вайлет научила меня грамоте! Прямо сейчас я пишу это не без ее подсказок, но собственной рукой! Знаешь, мне нравятся их идеалы. Мне нравится помогать, просто потому что я этого хочу! Мы все похожи на большую дружную семью. Стоим лагерем в разных местах, люди Аарона выполняют различные задания по контрактам, а иногда даже бесплатно, просто ради справедливости! Хорошие люди, которые делают благое дело: я счастлива быть среди них и защищать тех, кто не может сделать этого сам. Такой ведь была и я, когда-то. Мы бывали даже на границе с Неваррой! Наверное, я все же попутешествую, когда-нибудь. Так странно писать тебе об этом. И так сложно выразить на бумаге все то, что мне не удалось на словах… Прости меня. Я надеюсь, ты не держишь зла? Мысли путаются, столько всего хочу рассказать, и так боюсь, что ты сожжешь это письмо, едва получишь… А помнишь тот клубок ниток, и как мама учила плести из него паутинку? Надеваешь нить на пальцы, двигаешь ими синхронно и вот – самый настоящий узор волшебным образом возникает прямо перед глазами! А ты так злился, если делал что-то неправильно. Называл это девичьими штучками, фыркал на нас с матерью. Я так по ней скучаю, Лито. Я скучаю по дням, когда мы были вместе, и ничего этого не случилось! Столько боли в моем сердце, так страшно вспоминать те дни, когда мы остались одни, без тебя… Но ты ведь просил, а я обещала, что расскажу тебе о том, что произошло. С тех пор, как ты оказался на Арене, мы только и слышали что о твоих свершениях. Убил того-то, покалечил таких-то… Мама каждый раз плакала. А я, дура глупая, все не понимала, почему. Сначала она не могла найти работу. Мы наскребли все сбережения, которые у нас имелись – этого едва хватило, чтобы снять жилье на окраинах. Там было хуже, чем в бараках. Намного хуже. Одна комнатка на чердаке с крохотным круглым окошком под потолком, в квартале торговцев, где каждый день царила жуткая суета. Мама ходила по дворам, в надежде, что ее хоть где-то возьмут, а я сидела дома. Она запретила мне выходить, беспокоилась, как бы меня не подобрали на улице, как потерявшуюся рабыню и не забрали к себе. По вечерам мы ели странный суп, из каких то ростков… Тогда я не знала, что мама собирает травы за городскими стенами. У нас просто не было еды. Вообще никакой еды, ты можешь себе представить? Когда мне исполнилось четырнадцать, ты стал знаменитостью. Что-то произошло, мы не знали, что именно, но твое имя появлялось на афишах все чаще. У мамы не было денег, чтобы купить билет на Арену. А я пыталась проникнуть туда много раз, но ни один стражник не согласился пустить. Кое-кто даже предлагал билет в обмен на увеселительное времяпрепровождение. Мы не могли увидеть тебя, как бы ни старались. В конце концов, мама устроилась посудомойкой в таверне. Мы снова переехали, на этот раз, в домик к другим, таким же, как мы, работникам. Там было чуть лучше, и хозяин таверны первое время даже относился по-доброму. Подкидывал кое-какие продукты, всегда улыбался мне. Мама работала не покладая рук. Я помогала, но денег за это не доплачивали. Мне было больно видеть, куда катится наша свобода. Мама твердила, что ты старался не напрасно. Так убивалась, что не может вырваться… И я верила, что рано или поздно наступит день – и мы расправим плечи! Но день отчего-то так и не наступал. Однажды хозяин таверны застал меня дома одну. Я сразу почуяла неладное в его взгляде. Он всегда был добр ко мне, даже слишком. Поздно поняла, что к чему… Он сказал, что я не посмею сообщить матери о том, чем мы занимались, иначе он выставит ее за дверь. Оказаться на улице без средств страшило меня куда больше, чем перспектива быть с этим человеком. Я боялась за мать. Она сильно кашляла в те дни. Так начались жуткие времена. Лито, возможно, я была глупа, опрометчива, наивна. Прости меня за это. Что я могла знать? Ни я, ни мама понятия не имели о том, как жить на воле. Деньги, которые давались ей с таким трудом, и то, как она радовалась каждой монетке, обещая купить мне новое платье, взамен протертому до дыр – все это заставляло меня держать язык за зубами. Хозяин таверны возвращался, едва видел, что мама уходит. Я скрывала происходящее, терпела жуткие боли, научилась беззвучно плакать ночами, лишь бы не тревожить ее. Но однажды, она вернулась домой с рынка чуть раньше. И увидела нас… Не помня себя от ярости, она схватила со стола большие железные ножницы. Там лежали отрезы ткани, мне на платье… Мама кричала, чтобы я отошла к ней, чтобы не стояла рядом с этой мразью… Я послушалась, что еще оставалось? Он тоже вмиг разошелся, начал угрожать нам обеим, размахивать руками. Успел схватить меня за волосы и выдрать клок. Я никогда не смогу забыть маминого голоса. Я не смогу забыть ни мгновения из того, что произошло в тот день. Он бросился на нее, надеясь вырвать оружие из рук. Мама завела меня за спину, нацелившись, словно собиралась убить… Завязалась борьба, тихая, почти беззвучная. Оба пыхтели, упираясь ногами в пол, отчаянно и упрямо. Мама давила, но он отводил удар за ударом. Она казалась такой хрупкой, но сколько силы в то мгновение было в ней? В конце концов, хозяин таверны поскользнулся, и ножницы задели его грудь от ключицы к плечу. Он взревел, хватаясь за кровоточащий порез. Мама в ужасе уронила оружие на пол, сгребла меня в охапку, накинув какой-то кусок ткани сверху, и бросилась наутёк. Мне было так жутко, казалось, что кровь в жилах застыла, и я слышу только звук ее шагов. Она бежала. Куда – я не помню. Последнее, что я успела увидеть – яркий свет факелов, после которого меня будто огрели чем-то тяжелым, и я потеряла сознание. Маму забрала стража. Меня поместили в какой-то временный лазарет. Я почти не помню тех дней, все как в тумане. Кто-то осматривал меня, какие-то женщины качали головами, говорили, что мне нужно больше кушать и спать. Помню их сочувственные взгляды, и что я все время звала маму. Я узнала, что она умерла спустя неделю. Какой-то стражник пришел в лазарет и бросил на мою кровать свиток с оповещением о ее гибели. Добрые женщины помогли мне разобрать, что к чему. Смерть в результате хронической болезни – вот что там было написано. Моя мать умерла в тюрьме. Быть может, там было слишком сыро, и её кашель обострился? А может хозяин таверны пришел и убил ее? Я не знаю, Лито. Я чувствовала себя убийцей, виновной во всем. Я была сама не своя. И вся моя жизнь после… Хочется забыть о ней, как о страшном сне, да вот только не могу! Лито, ведь я даже не думала, что оно так выйдет! Прости меня… Прости меня и больше никогда не вспоминай, если пожелаешь! Я пойму, ведь виновата в столь многом… Я была в отчаянии. Явившийся ко мне Данариус показался призраком из далекого прошлого! То, как он говорил, что хочет найти тебя, и его странные обещания, что он раскроет мой потенциал в магии, все это запутало окончательно… Ведь когда я поняла, что несколько человек умерло от прикосновения ко мне, я хотела покончить с собой! Я просто не хотела больше жить. Я чувствовала себя грязной изнутри и снаружи! Но магистр обещал, что все будет хорошо! Он долго говорил со мной, держал за руку, и взгляд был таким… потерянным. Он сказал, что кроме тебя у него никого не осталось, Лито. Он так жаждал найти тебя, твердил, что вместе мы сможем жить дальше, как раньше, и что все станет как раньше, и у нас даже будет собственный дом… Я пожалела его. Поверила, потому что желание отыскать тебя вдруг сделалось смыслом моего существования! Я не знала, есть ли какое-нибудь «дальше», о котором без конца твердил Данариус. Прости, Лито, я снова сглупила? Я знала, что ты жив, ведь как раз получила известие об этом от твоего друга! Не мешкая, мы с Данариусом отправились в Киркволл с первым же кораблем! Магистр был совсем один, без слуг, и выглядел так, словно с ним сталось нечто ужасное. Он рассказывал мне о том, что с тобой… сделали. Говорил, что какой-то его коллега погиб в процессе этого ритуала! Я плохо помню, как его фамилия. Магистр без конца повторял имя Фаусто, его руки дрожали, он уходил от меня с палубы, наверное, не хотел, чтобы я видела, как он плакал. Но я видела… И мне все казалось, что ему хочется выговориться, но он не может… Словно случилось что-то от чего кровь в жилах застыла. Знаешь, у него было не лицо, а маска. Он весь был, как не живой. Это все что я помню, а остальное… тебе известно. Ни к чему писать еще раз. Я сделала, как ты просил, Лито. На сердце стало легче, но в душе не будет легче уже никогда. Я смирилась и вовсе не жду от тебя снисхождения. Надеюсь, что находясь здесь, и принося любую посильную помощь окружающим, я смогу хоть как-то подтверждать собственное право на жизнь. Спасибо, что ты сохранил мне ее. Теперь это все, что у меня есть. Варанья». Фенрис отложил аккуратно исписанные листы в сторону, затем посмотрел на них издалека, словно, не веря в то, что только что прочли глаза. Ему стало плохо. Заболело в груди, перехватило в горле и все внутренности словно стянуло железным прутом. Он заставил себя собраться с мыслями и последняя тут же обожгла разум. Фаусто Серафини умер во время ритуала?! Быть того не может. Кто прислал им ответ? Кто тогда искал Лито? В дверях возникла заспанная фигура Хоук. Девушка почесала в затылке, прошла к буфету и выпила молока прямо из кувшина. Покосилась на листы письма на столе, но спрашивать ни о чем не стала. Фенрис был рад, что Мариан всегда понимала, когда этого делать не следовало. Он глубоко вдохнул, и также размеренно выдохнул. Странная дрожь отступила. — Доброе утро, — спокойным голосом произнес он. — И тебе, — Мариан потрепала его по волосам, а затем легонько чмокнула прямо в макушку. В щель дверного проема просунулась голова мабари. – Идём, идём! – радостно оповестила Хоук, и Дэни скрылся. Послышалось радостное взвизгивание: пёс наконец-то дождался времени прогулки. – Ты с нами? – поинтересовалась Мариан, на ходу застегивая куртку. Фенрис мотнул головой, и она пожала плечами. – Тогда приготовь что-нибудь поесть, мы скоро придем. Если не приготовишь, Дэни отгрызет тебе ногу, а я, пожалуй, к нему присоединюсь! Звонко хохоча, Хоук покинула кухню. Эльф дождался хлопка входной двери, затем собрал листы письма обратно в конверт, аккуратно поднялся со стула и вернулся наверх, в спальню. Там он извлек из шкафа заранее заготовленный с вечера рюкзак, вложил туда письмо Вараньи вместе с дневником Данариуса и картой Варрика. Закончив со сборами, он быстро оделся и закрепил за спиной меч. Эльф действовал без лишней суеты, спокойно и уверенно, выполняя каждое действие, как запланировал ранее. Фенрис решил, что если все пойдет так, как он рассчитывал – Хоук пройдется с собакой прямо до Висельника, где обязательно заглянет на чашку-другую чая, чтобы поболтать с Варриком и Изабеллой. Он знал, что если не было других дел – она начинала утро именно так. Затем Мариан должна была появиться дома, – проверить, как там Орана и гномы. Если Хоук будет придерживаться привычного распорядка, у эльфа в распоряжении окажется несколько часов. Без карты она не будет знать, куда он поехал. Варрик обещал молчать, значит, даже если Мариан бросится в погоню – вряд ли сможет так быстро его отыскать. Фенрису было паршиво от того, как он собирался поступить… Но от мысли, что с ней может что-нибудь случится по его вине – становилось еще хуже. Он знал, что она о нем подумает. Каффар, да эльф даже мог предположить в каких витиеватых ругательствах она выразит свое отношение к случившемуся! Он довольно быстро достиг конюшен у городских ворот Киркволла. Заплатив за самую быструю лошадь и добавив сверх за молчание конюха, он выехал за пределы города. Требовалось двигаться на север, вдоль наезженного торгового пути. Фенрис сразу же отклонился от курса, стараясь ехать там, где попадалось меньше людских глаз. Если впереди на горизонте маячила ферма, он объезжал ее. Если видел пастухов или охотников, старался держаться тени густых крон деревьев. Лошадь была молодой и быстрой. К закату эльф одолел приличное расстояние и решил дать животному время, чтобы передохнуть. Он развел небольшой костерок и устроился спать возле старого дуба. Есть не хотелось вовсе. Пламя костра мерно потрескивало, на лес опустились сумерки. Вдоволь напившись из ручья, лошадь щипала траву неподалеку. Фенрис разглядывал первые звезды, появляющиеся на темнеющем небосклоне. Вспомнил письмо сестры, нахмурился и извлек его из тетради. Перечитал еще раз, заметил, что сжимает левую руку в кулак, так сильно, что на ладони остаются следы от ногтей. Он понимал, почему Варанья сказала, что эльф больше всего выиграл от полученной свободы. Теперь было ясно, что она имела в виду, говоря, что Фенрис понятия не имеет, через что ей пришлось пройти. И ведь если подумать – не проси он для них свободы, мать осталась бы жива, и они жили бы все там же… И может быть, Фенрису удалось бы забрать их и сбежать… Эльф уронил письмо на колени. Злость на самого себя и на целый мир перехватила горло на мгновение. Затем он осекся, возвращая мысли в направлении того, что он собирался сделать. Фаусто Серафини. Умер во время ритуала, если верить тому, что сказал Данариус. Фенрис открыл тетрадь с записями магистра. Они с Хоук остановились на том моменте, где маг писал об исследованиях. В этих способах проведения заклинаний не было ничего ясного. По крайней мере, для эльфа. Мариан говорила, что все это весьма интересно, и стоит того, чтобы попробовать. Она хотела даже потренироваться с этой магией за пределами города. Фенрис пролистал несколько страниц, надеясь, что взгляд зацепится хоть за одну строчку о том, где Данариус рассказал бы о произошедшем. Эльф искал упоминания о ритуале, хотя бы слово о Серафини – но в дневнике ничего такого не было! Замысловатые чертежи рун, списки с ингредиентами, какие-то странные иероглифы, не то арканум, не то гномий язык… — Фаста васс! – раздраженно сорвалось с его губ. Лошадь подняла голову и недоуменно шевельнула ушами. Эльф спрятал записи в рюкзак, подложил его под голову и попытался уснуть. Мысли роились в голове, словно надсмехаясь над ним в этих тщетных попытках. Фенрис все думал о Мариан. Он видел девушку всего-то полдня назад, а уже жутко скучал. Не хватало ее звонкого голоса, этих ясных глаз с непременными искорками озорства и какой-то непоправимой детскости. Хоук всегда казалась ему ребенком. И хотя он знал, что это не так, множество раз видел, как храбро ведет себя эта хрупкая, на первый взгляд, девушка – Фенрис все равно думал, что она рядом с ним, как дитя, которое хотелось защищать. И любить. И быть рядом во что бы то ни стало. Гладить по волосам, дышать ее телом, обнимать, бережно прижимая к себе, словно она не человек, а какое-то сокровище! А теперь ее нет, эльф сам решил, что не станет подвергать ее опасности. Хватит с нее неприятностей! Дома с ней ничего не случится – он поступил правильно, что не взял ее с собой! Но отчего-то ему все равно было жутко тоскливо и… одиноко. Надо же, как быстро можно привязаться к человеку! Он так привык спать с ней в одной постели, чувствовать тепло под боком, отплевываться от ее волос по утрам, смеяться, когда она злится, что он мешает ей удобно лежать… Фенрис перевернулся на спину и снова принялся изучать звезды. Негромко проухала сова, в предвкушении ночной охоты. Кажется, он даже услышал топот копыт, но тот затих в отдалении, и эльф решил, что это какой-то путник едет по накатанному торговому пути. А вместо звезд он уже видел лицо Мариан. С мыслями о ней, Фенрис наконец-то уснул. Он открыл глаза на рассвете, почувствовав, что весь промок от росы, но разбудил его не холод. Голоса. Негромкие, но нарастающие – несколько человек находились поблизости и, судя по всему, приближались. Проснулись старые инстинкты, эльф мгновенно собрал вещи, тихонько поцокал языком, подзывая к себе кобылу, закрепил рюкзак и вскочил в седло, ловко закинув ножны за спину. Голосов было всего два. Один женский, другой ниже и грубее, возможно, принадлежал крупному мужчине средних лет. Эльф определил, с какой стороны доносится разговор, и стал двигаться параллельно тропе, не выдавая своего присутствия. Это были наемники. А может, грабители, поджидающие очередной торговый караван, в надежде чем-нибудь поживиться. Фенрис знал, что на него вряд ли решатся напасть, но, тем не менее, обошел людей, и, оказавшись впереди, припустил лошадь быстрее. Первого крупного поселения он достиг уже к обеду. Кобыла устала, эльф планировал оставить ее здесь и купить новую, чтобы продолжить путь без остановок. Конюшня в поселке была одна, и в той не оказалось сносной замены. Работник подсказал, к кому лучше обратиться. Фенрис не пожалел денег и приобрел крупного и выносливого жеребца у местного торговца. Люди не сторонились его, как это было раньше, к тому же, при звуке монет их настроение сразу же располагало к беседе. Эльф не стал брать с собой много денег, – он рассчитывал наняться в охрану к каким-нибудь купцам, следуя совету Варрика. Тем же вечером, он дождался гномьего каравана, проходящего в этих краях и следующего в Тантерваль. Договорившись о небольшом вознаграждении, он отправился с ними дальше в качестве сопровождающей охраны. Хоук по-прежнему не выходила у него из головы. Эльфу чудилось, что за возгласами торговцев, слышится ее заливистый смех, а по вечерам, он ловил себя на мысли, что ему не с кем поделиться впечатлениями о людях и о пройденном пути. Хмурые гномы не удостаивали его разговорами, – Фенрис тоже не рвался вступать в беседу. Они делились едой, теплом от костра, и этого было вполне достаточно, но… Привычка видеть болтливую Мариан рядом постоянно напоминала о себе. Во время ночных привалов, Фенрис всё думал, – как же она повела себя, узнав, что он ушёл? Эльф напряжённо вглядывался в горизонт в надежде увидеть хоть слабый отблеск знакомого силуэта, следующего за ним по пятам. Но там никого не было… Фенрис храбрился, как и всегда. Убеждал себя в правильности принятого решения, но, вместе с тем, злился, что от всех этих мыслей ему становилось только тоскливее.