Раунд второй. Цена моей жизни.

Снова идёт снег. Порывы ветра стали уже привычными. Даже снег колит не так сильно, как прежде. Мои движения уже не скованны, они просто замедленны. Но и чувство ускользающего чего-то усилилось. Я уже не иду, бегу через порывы ветра, сугробы, не жалея себя. Но я уверенна, что опоздаю. Руки судорожно растирают плечи, но от этого становится только холоднее. Одежда промокла, и толку от неё нет, лишь замедляем. Метель стихает, и я падаю на колени. Боль пронзает всё тело. Багряные капли падают на девственно чистый снег. В ужасе я смотрю на свои руки. Вся кожа покрыта мелкими царапинами, но крови много. Меня даже посетила мысль, что снежинки действительно стали маленькими лезвиями. Но разум взял своё. — Ты такая упрямая... такая жалкая... мне жаль тебя... — голос уже не бесцветный, как прежде. Нет, он насмехается. Я ненавижу жалость, и говорившему это известно, потому что он даёт жалостливый оттенок своему голосу. Злость поднимается во мне. Хоть я понимаю, что не смогу ничего сделать тому, кто говорит, но желание, которое со временем просыпается во мне, так легко не утихомирить. Я уже теряю всякую надежду на то, что смогу разглядеть говорившего, когда впереди замечаю размытый силуэт. На всю комнату раздалась трель будильника. Мозг только этого, наверное, и ждал, поскольку глаза мгновенно раскрылись. Двигаясь, словно робот, я встала и обвела взглядом комнату. Не знаю, что я искала, но убедилась лишь в том, что со вчерашнего вечера ничего не изменилось. Потянувшись, взяла телефон с тумбочки. Ни одного сообщения, ни пропущенного звонка. Тяжело вздохнув, я положила его обратно и пошла в ванную. Холодная вода быстро привела меня в более нормальное состояние. С момента пробуждения меня гложет предчувствие чего-то плохого. Из-за этого, тело испытывает нереальное напряжение. За несколько минут бодрствования я уже устала. Выходя из ванной, я на ходу застегивала рубашку. Как хорошо, что сегодня в школу надо лишь через несколько часов. Там идёт подготовка к какому-то мероприятию. К ярмарке, что ли. И из-за этого отменили уроки. Бледно-голубая рубашка хорошо смотрелась с бежевыми брюками. Мама говорила, что раньше я всегда носила одежду, которая выгодно подчёркивала фигуру. Сейчас же я отдавала предпочтение удобной одежде, а подчёркивала она мою фигуру или нет, было делом десятым. Положив телефон в карман брюк, я вышла из комнаты и спустилась на первый этаж. В доме стояла гробовая тишина. Казалось, что слышно даже движение воздуха. От такой атмосферы сердце защемило. Тихо крадясь в кухню через гостиную, я услышала голоса. — И что ты предлагаешь? — тихий, размеренный голос моей матери выдавал раздражённые нотки. Я впервые слышала, чтобы она так говорила. — Нужно рассказать ей! — не узнать вспыльчивость брата было просто невозможно. Одновременно с его голосом раздался звук отодвигаемого стула. Но в тот момент, когда раздалось несколько шагов в сторону гостиной, по столу что-то ударило. — Сядь! — повелительный звук голоса мамы перепугал меня не на шутку. Знаю, подслушивать очень не хорошо, но я просто не могу, не узнать, о чем идёт речь. Тэцуя послушно прошёл обратно, и снова раздался звук пододвигаемого стула. — Ты хочешь просто вывалить всё на нее? — Нет, — послышался тяжёлый вздох. — Но она должна хотя бы знать, чего ей опасаться. Оставлять её в неведении тоже не правильно. — Думаешь, не знаю? И так всё вышло из-под контроля ещё до аварии. А теперь она просто ничегошеньки не знает. И значит, не может защитить себя. — Замерев, я ловила каждое слово, сказанное мамой. Я не понимала, о чем идёт речь, но то, что говорят обо мне, я уже поняла. Нужно самой будет во всём разобраться. Тихо вернувшись обратно, я специально пошла как обычно, не крадучись. Не хочу, чтобы они что-то заподозрили. — Привет, мам, — на кухне была только мама, наверное, брат уже куда-то ушёл. Фальшивая улыбка далась мне слишком легко, не думала, что делать вид, что всё в порядке, окажется мне по силам. Пусть внешне я и была спокойна, но внутри я замерла от напряжения. Казалось, что мама легко раскусит меня. Но она либо не заметила, либо я играла настолько хорошо. Оторвавшись от плиты, она улыбнулась мне в ответ. Но улыбка её мне показалась ненастоящей. Наигранной. На лице промелькнула тень, но она этого не заметила, потому что уже вернулась к готовке. Сколько раз она делала вид, что всё нормально? Сколько лгала, просто улыбаясь или глядя в глаза? Ведь, порой молчание гораздо красноречивее всех слов на свете. И сейчас я увидела то, что видеть упорно не хотела на протяжении двух месяцев. Настороженность во взгляде, колкость, недоверие. Но... за что?! — Я пойду, прогуляюсь, — проглотив подступающие слёзы, я радостно оповестила мать. Хоть в этот момент я готова была разрыдаться, но даже мне, сказанные мной слова, показались игрой. Неправдой. — Ладно, но ты не могла бы принести мне коробки с бабушкиными вещами с чердака? А потом будешь свободна до вечера, — не оборачиваясь, протороторила женщина. После всего у меня не поворачивался язык назвать её мамой. Слишком рано. — Хорошо. — Поднявшись по лестнице, я пошла на чердак. Голые стены, грязный пол, покрытый пылью. Причём слой был настолько плотным, что заглушал шаги, но следы от обуви, что оставались на полу, заставляли идти осторожнее, если потом не хочу хорошенько помыть кеды. У самой дальней стены были сложены коробки. После того, как бабушка умерла, её дом перешёл дальним родственникам, нам же достались некоторые её вещи. Столь мало от любимого нам человека. Я совсем не помню её, даже чувство чего-то близкого не испытываю от упоминания о бабушке. От этого становится совестно. Ведь я даже не знаю, каким она была человеком. И как относилась ко мне, а я к ней. Пройдя через всю комнату, я оказалась у нужной мне стены. Теперь всё, что осталось от бабушки, так это коробка с вещами. Полупустая, потрёпанная и пыльная коробка. Я никогда не задавала вопросов о бабушке, не хотела расстраивать маму. Да и брат бесился от этого сильно. Мама... Нет, сейчас не время, потом разберусь. Решительно тряхнув головой, я опустилась на корточки, и раскрыла коробку. Открытки, шкатулка, несколько книг и старый фотоальбом. Эта вся история. Пускай мало, но тело охватил трепет. Эти предметы пропитаны воспоминаниями, историей. Осторожно отодвинув шкатулку, я взяла фотоальбом. Хоть узнаю, как она выглядела. Раскрыв альбом, я чихнула. Пыль пробралась и сюда. Почти все фотокарточки были потёрты, да и выцвели они. Лиц уже было не разобрать. Но одна фотография уцелела, нет, она единственная, что сохранила свой, наверное, первоначальный вид. Это был семейный портрет. Мама, пожилая женщина, мальчик, девочка, совсем кроха. Года два-три, не больше. И мужчина. Как я понимаю, этими детьми были мы с братом. Пожилая женщина — это бабушка. А мужчина... Альбом выпал из ослабевших рук. Это был мой отец. И да, я была его полной копией. Широкие плечи, мягкие и в тоже время хищные черты лица. Бесцветные волосы, светлые глаза и бледная кожа. Он был красив. Но глаза на фотографии были даже не злыми, напряженными. А на лице застыла улыбка. Взяв фотокарточку, я свернула её и положила в карман. Закрыв альбом, я положила его на место, в коробку, и, взяв последнюю, пошла в низ. Ноги передвигаться совершенно не хотели. Мне казалось, что, если сделаю хоть один неосторожный шаг, всё, упаду. И разревусь как ребёнок. Сконцентрировавшись на преставлении ног, я спустилась на первый этаж. Поставила коробки у дверей в кухню и, развернувшись, вышла из дома. Хватит с меня сегодня. Надоело! Парк встретил меня шелестом листьев на деревьях, спокойствием и такой нужной мне сейчас тишиной. Идя куда-то, я всё силилась успокоится. Но это был выше моих сил. Мать врёт, брат что-то скрывает, так ещё и нашла фотографию отца. Но это как-то сильно задело меня. Он тоже что-то скрывал. По нему видно даже не вооруженным глазом. Что, чёрт побери, происходит в моей семье!? Сев под деревом, я прислонилась спиной к тёплой коре. Солнце было в самом зените. Я понимала, что больше не сделаю и шага в ближайшие несколько часов. У меня совсем не остаётся вариантов, но без него я уже не справлюсь. Достав телефон, я спешно набираю единственный номер, который знаю наизусть. Поднося его к уху, я отчаянно борюсь с желанием выбросить телефон. Мне отчего-то не хотелось вмешивать его в это. Такое чувство возникало редко, но тогда я была обратиться хоть к кому, но только не к нему. Объяснить это я не могу. Но именно сейчас был такой момент. Раздалось несколько гудков и послышался взволнованный голос: — Привет, всё в порядке? — Я редко звонила ему, чаще писала. И подобная реакция была чем-то вполне нормальным, особенно сейчас. — Я в парке около дома. — Не дав ему ответить, я сразу отключилась. Наверное, выдернула его с работы. Долго потом будет злиться. Представив его злым, я рассмеялась. Он никогда не повышал голос, даже когда был зол. Это ужасно смешило. А он потом обижался. Наверное, за подобное поведение я и полюбила его. Ну, полюбила, это громко сказано. Он мне нравится, очень. Да и уютно мне с ним быть рядом. Через какое-то время послышались быстрые напряженные шаги. Уткнувшись в колени головой, я вслушивалась в шаги приближающегося человека. Спустя несколько минут человек замер, и опустился на корточки передо мной. — И что случилось? — добрый, обеспокоенный голос раздался совсем близко. Ещё раз вздохнув, я подняла голову. Он как всегда прекрасен. Чёрная футболка, волосы в хаотичном порядке, прищур серых глаз. И волосы, цвет которых мне всегда нравился. Улыбка появилась на лице сама собой. Он же моментально ответил на неё. — Привет, Никко...