Житейское море или сказ о буднях городской Тульской больницы

      Утро. Телевизор. Реклама. В рекламе не по-утреннему бодрая ведущая сообщает, что в Тульской области функционирует «Центр лечебного землеедения». Не менее бодрый представитель данного центра просвещает не спящих по утрам старушек и дедулек как правильно, быстро и дешево лечиться от всех болезней. Ну, понятное же дело как! Землеедением! Вместе с мочепитием! Эффект потрясающий! Восхитительный!       А главное быстро и дешево можно дать дуба излечиться от всех заболеваний. Вон — товарищ — руководитель этого центра от рака вылечился. А также от грыжи, диареи и аппендицита. И понес свой удачный медицинский опыт в народные массы. Это ничего, что он по образованию — слесарь-сантехник. Массы и не такое видали. — Фу, какую ты ерунду смотришь! — кривится Илья Анатольевич, пробегая мимо тебя за дочерью. Евгения определенно побеждает в забеге по квартире. За Евгенией живописно волочится ненадетая на одну ногу колготина. Дочь вопит на весь дом и настоятельно просит требует соблюдать права ребенка не сдавать ее в детский сад. Хотя бы неделю. Ладно, хотя бы сегодня. — Вот, черствые вы люди, все-таки, — гласит многозначительный взгляд дочери, упакованной по всем правилам — в тридцать три слоя одежды и топчущейся у калитки детского сада. — А что поделаешь?! — пожимают плечами черствые люди, по странному стечению обстоятельств доставшиеся вашей дочери в качестве родителей. И едут дальше. То есть на работу.       В приемном вас уже ждет пациент. Вася привез. Мальчик 10 лет, перитонит. — Родители где? — интересуется Илья. Без родителей оперировать нельзя — нужно разрешение. — А родителей нет, — мнется Василий, мучительно соображая рассказывать ли все, или часть можно оставить за скобками. — Как нет? — удивляется Илья, — Где сопровождающий тогда? — Тоже нет, — Вася не знает, куда уткнуться взглядом. Утыкается в Галину. — Он его сам привез, — выручает старшая медсестра беззалаберного Васю. — Родители против были. Скорую соседка вызывала. — Да! — облегченно подхватывает Василий (самое сложное за него уже сообщили. О том, что Василий в душе — киднеппер). — Они — эти, как их… Землеведы. Нет! Землемерки. Или землеройки. Как-то так. В общем, только землей питаются. Сказали, что она от всего помогает. А тем, кому не помогает жить не обязательно — их, значит, земля носить не хочет. Потому что они плохо ей молятся. — Ерунда какая-то, — делаешь вывод ты, осматривая мальчика. — Геофагия у них что ли? — Ерунда, не ерунда, а надо в полицию сообщать о том, что ребенка выкрали и без родителей привезли, — задумчиво чешет затылок Илья Анатольевич, — Мы его и оперировать-то права не имеем, по-хорошему. — Да они ненормальные, неадекватные — с жаром убеждает вас Вася, — Обещали, кстати, приехать и все здесь разнести. К чертовой бабушке. — Ну, и чего делать-то будем? — вопросительно смотришь ты на Илью. Решать ему. И отвечать, если что — тоже ему. Случай сложный. В социальном смысле, не в медицинском. Такого у вас еще ни разу не было. — Надо оперировать. Чем быстрее, тем лучше, — добавляешь ты в надежде, что Илья Анатольевич примет правильное решение. Хотя есть ли оно в такой ситуации? Правильное? Мальчик без сознания. В машине орал от боли. — Оперируй по жизненным показаниям, — решается зав. отделением. Я подойду попозже, — зря, значит, ты в нем сомневалась и боялась, что он откажется оперировать.       Народ у стойки регистрации оживляется. Белка убегает готовить операционную. Санитары везут пациента на УЗИ. Галина несет анализы в лабораторию. — Это подсудное дело, вообще-то, Илья Анатольевич, — информирует подоспевший Мамин, — в тюрьму захотели? Вы вообще не много на себя берете, нет? — Не больше вашего! — резко отбривает Вячеслава Илья Анатольевич. — Придется вам, Евгения Павловна за мной в Сибирь ехать! — шутит Илья Анатольевич, — Поедете? — приглашает он тебя. Как на прогулку. По Елисейским полям. — А куда я денусь! — в том же тоне отвечаешь ты ему, — Поеду, конечно! — Галина, звоните в полицию! — истерично требует Мамин, — Мне здесь самодеятельность не нужна! — Можно Степану позвонить, — предлагает Галина. — Он же тоже полиция. Подъедут эти горе-родители и разберемся по-хорошему. — Я к Шульману. О вашем коллективном самоуправстве докладывать! — на бегу роняет Мамин. — То есть стучать, — переводит на русский язык для особо недогадливых Ольга. Вслед стремительно удаляющемуся начальству.       Идете в оперблок. Удаляете прорвавшийся аппендикс. Собираете гной. Мальчишка совсем слабенький — два раза останавливается сердце. Весит намного меньше нормы для своего возраста. Дистрофия. Шутка ли одну землю есть. И запивать не пойми чем.

***

      В коридоре — громкий шум. Прибыли родители. Землеройки. Тьфу ты, — землееды. Весьма своеобразные товарищи. Вместе с ними прибыло огнестрельное оружие. Ружье охотничье. Одна штука. — Точно все разнесут! — недовольно бубнит Марья Васильевна. У нее в отделении намечается большая стирка генеральная уборка. Радоваться тут нечему. — Где наш ребенок?! Что вы с ним сделали?! — хрипло интересуется мужчина — землеед. — Сволочи! — вторит ему женщина — землеедка, — Верните ребенка! Немедленно! — Дело в том, что… — заводишь привычную песню ты, пытаясь донести до родственников особенности состояния пациента. — У нас не может быть с вами общих дел! — возмущается отец семейства, — Вы землепредатели! Тащите сюда ребенка! Живо! -А-а-а-а… — только и успеваешь сказать ты. — Мы его прооперировали — вырезали аппендикс, — сообщает разгневанному, чадолюбивому папаше Илья Анатольевич, — он в очень тяжелом состоянии, к нему пока нельзя. -Что-о-о-о-о? — хором кричат возмущенные землееды, — Какое вы право имели потрошить нашего мальчика? У него просто живот болел! А вы его выкрали! На органы раскромсали! Вшейте все обратно! — Кто оперировал? Кто?! — мужчина-землеед, поудобнее перехватив ружье, поочередно переводит дуло с тебя на Олю, с Оли на Галю, с Гали на Илью Анатольевича и обратно в том же порядке. — Ну и денек! — констатирует Галя. В дверях стоит Степан. Оценивает оперативную обстановку. В рамках конкретного приемного отделения. В другом конце коридора из-за стенки выглядывает Мамин. Физиономия Мамина бледна и напугана. — Я оперировал, — сообщает Илья Анатольевич землееду и выдвигается вперед, чтобы хоть как-нибудь прикрыть ваш женский коллектив от ружья. Вы же не куропатки какие-нибудь, чтобы вас из ружья отстреливать. А ценные сотрудники, между прочим! — Встань на место! — орет окончательно вышедший из себя землеед, — Сейчас пойдем в операционную и пришьешь все обратно! — Как было! — вклинивается в беседу жена землееда. -Это не геофагия! Это шизофрения! — ставит шепотом диагноз Илья Анатольевич. Ольга с Галей хихикают. Странно, но почему-то не страшно. Хотя Илья Анатольевич вовсе не Бэтмэн, и, если землеед окончательно слетит с катушек и начнет стрелять, ваш морг пополнится свежими экспонатами. — Видите ли, — продолжает ровным голосом Илья Анатольевич, — пришить аппендикс обратно совершенно невозможно… — Гады! Убийцы! Я на вас в суд подам, — брызгая слюной, орет землеед и стреляет в потолок. С потолка кусками валится серая штукатурка. Прямо вам на головы. — А вечер перестает быть томным, — шепчет Оля Гале. Галя согласно кивает. Степан по-прежнему стоит истуканом в дверях. Видимо, вспоминает по какой конкретно инструкции нужно действовать в такой ситуации.       В это время на прогулку из палаты в коридор выходит пациентка Нефедова. Пациентка Нефедова — 82 года. Сухонькая старушка — кажется дунешь — и она исчезнет. В анамнезе гастрит и язва желудка. А также частичная амнезия. Амнезия — по мнению самой пациентки. Амнезия наступает в моменты, когда у пациентки Нефедовой нет настроения общаться. Такие моменты крайне редки, поэтому и амнезия — частичная.       Нефедова — большая поклонница альтернативной медицины. Альтернативная медицина представляется телевизионной передачей, где доктор N, который вовсе даже и не доктор, выдает в эфир разного рода рецепты. На все случаи жизни.       Вы с Ильей иногда смотрите его передачи. Чтобы посмеяться и при случае процитировать где-нибудь «мудрые» высказывания чудо-доктора. Из серии: «Держите корень женьшеня в ботинке под пяткой, он помогает от облысения — волосы на голове растут» или «Подмор — это мёртвые пчёлы, но желательно, чтобы трупики были свежие» и нежно любимая Ильей Анатольевичем — «Когда я вижу человека без ноги — я радуюсь! Ведь у меня есть ноги!».       В одной из таких «научно-познавательных» передач Нефедова услышала, что для лечения геморроя необходимо спать на гречишной подушке. Старушка немедленно изготовила себе подушку, вбухав туда килограммов пять гречневой крупы. И поскольку эффект от лечения был незаметен, Нефедова не только спала на этой подушке, но и таскала ее повсюду с собой. Ну, чтобы не пропустить живительный миг исцеления. Подушкой. От геморроидальных узлов.       В этот раз Нефедова тоже вышла с подушкой. И, окинув взглядом больничный коридор, двинулась прямо на мужичка — землееда, стоявшего к ней спиной. -Куда? — ахнул проснувшийся в дверном проеме Степан. Старушка не услышала, потому что была глуховата. Возраст, знаете ли! Подойдя поближе и поняв, что к чему, Нефедова с молодецким гиком закинула подушку сначала себе за спину, а потом и на голову доблестного землеройца. То есть землееда, конечно же. Землеед, не ожидавший коварного нападения с тыла, всхрюкнул побледнел и сполз по стене на пол. — Убили! Убили среди бела дня! — заголосила жена землееда, приседая над мужем. -А нечего было ружжо на докторов наставлять! — доброжелательно посоветовала Нефедова, — Они мне еще язву до конца не пролечили!       Степан, наконец, пришел в себя и забрал у лежащего без чувств мужчины ружье. -У-у-х, — облегченно выдохнули вы хором. И, вдоволь наобнимавшись с Нефедовой и друг с другом, вызвали для землеедов психиатра.       А к мальчику приехала бабушка. Нормальная. Плакала. Рассказывала, что сын с невесткой окончательно погрузились в землеедение. И внука заставляли, хотя он не хотел и все время к ней просился. Поесть борща и котлет с макаронами. Теперь с бабушкой будет жить, когда вылечится. Решено.

***

      Ночь. Три часа. В лунном свете обнаруживаешь, что одна в постели. Идешь искать Илью Анатольевича. Илья Анатольевич расплющив нос об оконное стекло меланхолично смотрит на пустую улицу. — Ты чего? О чем грустишь? — осторожно спрашиваешь ты Илью. — Думаю. Вот вырастет Женька. Выйдет замуж за какого-нибудь землееда. А мы с тобой ничего сделать не сможем, потому что будем старыми и беспомощными. — Мы же с тобой договорились, что живем двести лет! Значит, когда Женька выйдет замуж, мы будем еще молодыми и здоровыми! И так этому землееду накостыляем, что ого-го! Пойдем спать, а? Завтра вставать рано. И дежурство. И объяснительную писать, — тянешь ты за руку Илью Анатольевича в сторону кровати. Успокоенный Илья Анатольевич послушно бредет следом. Спать.