Предохранитель снят

«Исполнитель отдела уголовных расследований. Принятие мер к исполнителям разрешено. Предохранитель снят», — бесстрастно произносит металлический голос Доминатора. Две пары внимательных глаз смотрят друг на друга: одни — выжидающе, другие — спокойно и несколько обречённо. — Почему ты сбежал? — гулко произносит Аоянаги, наводя Доминатор на бывшего товарища. Губы Инспектора плотно сомкнуты, брови сведены к переносице, рука с намертво зажатым в ней оружием Правосудия — каменно-неподвижна. — Хороший вопрос… — отвечает Козуки и ненадолго задумывается. — Когда началась всеобщая паника, я подумал, что это мой шанс, вот и всё, — на его губах играет беззаботная улыбка, однако Аоянаги замечает выступившие на его лице маленькие бисеринки пота, а то, как дрожат его губы, выдаёт Рёго с головой. Внезапно Риса признаёт: своего напарника она как облупленного знает… — Ты должен понимать, что у тебя нет шансов. — Это точно, — вздыхает Козуки, не переставая улыбаться, — ведь ты… не станешь предавать «Сивиллу» ради меня, — к голосу Исполнителя внезапно примешивается искреннее сожаление. Аоянаги молчит, собираясь с мыслями. Неправильно это… Сколько лет они проработали вместе, сколько времени потратили на шуточки и увлекательные словесные перепалки между друг другом, а после — предательство? На то Рёго и потенциальный преступник, — понимает Риса, словно всё больше убеждаясь в том, насколько глуха стена между Инспекторами и Исполнителями. Только вот почему она ощущает, будто сама его предаёт?.. Единственное, что Аоянаги может выдавить — это «прости». «Прости, Козуки, что убью тебя именно я. Пожалуйста, прости меня за то, что я тебя переоценивала». — Не стоит извиняться… в подобной ситуации, — с жаром просит Рёго, а в его глазах ясно плещется: «Я сам виноват». Каменная маска Аоянаги трескается, и выражение лица девушки на секунду оживляет тень горечи. Дрогнув, палец ложится на холодный курок. Вот и всё…

***

Аоянаги медленно подходит к окровавленным останкам Козуки. Рука с доминатором висит плетью, на лице — странное, несвойственное отчаяние. Что-то одиноко поблёскивает серебром в алой луже. Риса переводит взгляд — пантера. Любимый брелок Козуки. Девушка наклоняется, подбирает побрякушку, бережно протерев её от крови, кладёт в карман и поворачивается к выходу из переулка… В её глазах — прежнее бесстрастие.