Ночные сантименты

Сон упорно забирал с собой остатки разума, ненавязчиво, но всё же уверенно и убедительно нашептывал и звал к себе, приглашая вступить в царство Морфея, витал где-то совсем уже близко, легко и воздушно касаясь своей рукой воспалённого от долгой работы мозга ассасина… На мгновения забирал к себе, заставляя мысли достигать такой глубины, когда сознание уже четко рисует их в картинах, и то русло, в которое были направлены эти самые мысли, могло стать самим смыслом и идеей сна. Но тот упорно мотал головой и отгонял так настойчиво одолевавший его раз за разом сон. Склонив голову и подперёв лоб ладонью, Альтаир сверлил взглядом Яблоко Эдема, что как-то своеобразно вольготно покоилось на столе и словно так же с неким вызовом «смотрело» на него в ответ, издавая специфическое оранжевое излучение, шипело и тихо потрескивало на столе. Веки ассасина тяжелым грузом то поднимались, то опускались вновь, взгляд становился всё более томным и, если можно так сказать про Повелителя и мастера ассасинов, тупым. Он понимал, что в таком состоянии ничего путного сделать не получится: никаких исследований, никакого продуктивного познания и уж тем более запоминания информации; мысли упорно не хотят сосредотачиваться, всё разбегаются маленькими таракашками куда-то в уголки сознания и не хотят оттуда вылезать. Но он сидел, какое-то своеобразное чувство долга за Братство заставляло его торчать здесь и бессмысленно проводить время. Коснувшись пальцами переносицы и прикрыв ненадолго глаза, ассасин глубоко, тяжело и несколько обреченно вздохнул, в этом вздохе опустились его плечи, с них словно упал некий груз. Довольно мозгового штурма. Перестав, наконец, цепляться за туманные остатки трезвого разума, Альтаир опустил ладони на стол, слегка разгрёб лежавшие на нём пергаменты, всевозможные записки в стороны и положил на ладони свою голову. Он всё не хотел покидать своего рабочего кабинета и выползать из-за стола уже по причине того, что не оставалось сил даже на это. Да, иногда Повелитель всея ассасинов был жутко ленив до того, чтобы банально поднять свой зад и отнести его в кровать, ибо его вполне устраивала перспектива спать прям здесь, за деревянным столом, и чтобы подушкой ему служили сложенные на нём ладони, даже плевать на то, что с утра из-за такого положения будет болеть спина, возможно, затекут ноги, не говоря уже о кистях рук, которые, возможно, даже онемеют. На всё сейчас было плевать. Поёрзав в кресле, Ла-Ахад спокойно в очередной раз выдохнул воздух из легких, после его дыхание стало размеренным и спокойным, как у тех, кто уже отдался сну, но нет, он всё ещё дремал; сознание всё ещё металось где-то между полной забывчивостью и между реальной бодростью, но так как последней осталось лишь маленькие проблески, вскоре ассасин мирно засопел, и, казалось, ничто не могло и не должно было потревожить его сон, который так упорно одолевал его последние часы и, наконец, взял своё. Никто. Кроме возлюбленной и заботливой жены. Пребывая слегка в нервном состоянии Мария уже неизвестно, сколько времени не могла уснуть, всё поворачивалась с боку на бок, пытаясь найти самое удобное для себя положение, мяла и избивала подушки, под разными углами разворачивала плед, нахмуренно изучала стену перед собой. Где-то на краю сознания проклиная мужа, который снова засиделся за работой и эгоистично забыл о ней, не удосужился согреть её своим теплом в эту ночь, которая сегодня была прохладной, женщина нетерпеливо вздохнула и размеренно, но всё же достаточно быстро, поднялась со своего одинокого ложа и коснулась босой ножкой прохладного пола комнаты. Непередаваемое чувство некой эйфории легкими зарядами электрического тока пробежалось по её телу. Она всегда любила холод, и в этот раз он взбодрил её, придал чуть больше уверенности и решительности её действиям. Интересен всё же был тот факт, как эта женщина согласилась на то, что бы сменить привычный ей прохладный климат своей родной Англии на опалённые жарким арабским солнцем пустоши восточной Сирии… Но об этом мы рассудим потом, а пока последуем вслед за этой маленькой, но статной фигурой бывшей тамплиерки. Мария поднялась полностью, выпрямила спину и с мгновение простояла просто так, ощущая на своих нежных стопах прохладу каменного пола. В блаженстве на то же короткое мгновение она прикрыла глаза и, казалось, даже легкая улыбка коснулась её губ, нельзя было сказать точно, улыбалась ли она, наслаждаясь тем, как бодрящая прохлада понемногу пробиралась в её тело, или всё же нет. Возможно, это была иллюзия эмоции, когда то, что ты ощущаешь на душе, отражается на твоём лице вне твоей воли… Но тем не менее даже эта непонятная нам улыбка вскоре слетела с её лица, на него снова вернулось то суровое и недовольное выражение, с каким мы и застали жену Повелителя в своём одиночестве. С тайной ухмылкой взглянув на свои босые ножки, Мария бегло нарисовала в своём сознании возможный диалог с мужем, которого она обязательно навестит тотчас же, немедленно, укажет на его бессовестность, на то, как так он посмел забыть о собственной жене и оставить её одну на брачном ложе?! Дело, собственно, в том, что Альтаиру никогда особо не нравилось её это пристрастие «ощутить всё и вся», «мир познается через прикосновения», он упорно, но всё же ненавязчиво твердил ей, что не стоит в таком виде ходить по замку, босиком. Мало того, что можно попросту простудиться, так её могут неправильно понять, да и в конце концов не пристало жене Повелителя ходить босоногой по замку! А Мария лишь мило улыбалась на его выпады и стояла на своём, а тот покорно замолкал, очарованный столь родной и возлюбленной улыбкой, вот чертовка, знает же, как действовать, знает… Ассасин лишь обреченно вздыхал и тут же улыбался в ответ. Пусть делает, что хочет, казалось, она единственная, кому он мог позволить так управлять собой, так влиять на себя… Неудивительно, собственно, иначе почему она является его Женой? Усмехнувшись вновь самой себе и своему внутреннему диалогу, в котором тамплиерка несомненно одержит верх и вновь уложит этого наглого ассасина «на лопатки», Мария кинула взгляд на просвет в двери и, убедившись в том, что дополнительного средства освещения ей не понадобится, так как коридоры замка достаточно хорошо освещены, она, наконец, направилась к выходу, расправив полы своей ночной туники и шлёпая ножками по полу, уверенно, с некоторой угрозой вымеряя каждый шаг. Пройдя охрану, которая проводила её несколько растерянным взглядом и мигом выпрямилась по стойке смирно при виде Повелительницы, Мария в ответ кинула на них снисходительный взгляд своих тёмных глаз и продолжила привычными движениями скользить по коридорам, проходить знакомые комнаты и подниматься к кабинету. Достигнув обозначенной цели, тамплиерка шагнула к двери и уверенно толкнула её рукой, на что та отозвалась протяжным скрипом и нарушила священную ночную тишину, заглушив собой, казалось, все окружающие звуки, в вакууме ночной тиши именно так это и могло показаться. Переступив порог и, пока ещё не убирая со своего лица недовольства, Мария лицезрела картину, что всё же невольно несколько смягчила её взгляд. Из строгого он стал мягким и снисходительным, и теперь им можно было не резать, а мягко поглаживать и даже мурлыкать под его влиянием… Держась и опираясь о ручку двери и оставаясь в таком положении ещё некоторое время, она осмотрела комнату: ночник на столе уже еле-еле из последних сил освещал комнату, но всё же её можно было различить привычным к тьме взглядом, Яблоко было потухшим, что говорило о том, что его достаточно давно не касались и оно находится в некоем состоянии анабиоза, пергаменты, лежащие на столе и, скорее всего, являющиеся очень (ну или все же не очень) важными, были неаккуратно смяты под мускулистым локтем Альтаира, один лист даже сверзился на пол, видимо случайно, ведь ещё никогда ответственный просто до умопомрачения ассасин не позволял себе таких оплошностей и старался везде хранить рациональный порядок; спина Альтаира медленно то вздымалась, то вновь опускалась в такт его сонному сопению. Грустно улыбнувшись и слегка покачав головой Мария ступила вперёд, теперь уже медленно настигая в своих движениях мужа, стараясь сильно его не потревожить; подойдя ближе, она положила ладони на его предплечья и слегка сжала их, этим непринуждённым жестом заставляя прийти в себя и вернуться в сознание. Тот слегка вздрогнул от неожиданности в её руках, мигом напрягся, приподнял от стола голову и резко вдохнул носом воздух, но после так же быстро снова расслабился, видимо осознав, что никакой угрозы не существует, и смог каким то внутренним чутьем распознать даже в этом неприметном жесте признаки своей возлюбленной и, промычав что-то нечленораздельное, вновь уронил голову на стол, теперь уже опустив руки вдоль своего туловища. - Эй! – недовольным шепотом возмутилась Мария и слегка потрепала мужа по плечу, на что снова услышала лишь мычание и что её только развеселило. – Вставай давай, я заждалась уже тебя, а ты всё не идёшь и не идешь… - с этими шепотом произносимыми словами Мария продолжала попытки как-то вытащить ассасина из-за стола, а тот в свою очередь уже отозвался на них и сам ровно сел в своём кресле, с некоторым сонным непониманием осматривая окружающее и блуждая бессмысленным взглядом по комнате. Выжидая, пока тот придёт в себя, Мария терпеливо продолжала держать мужа за предплечья. Альтаир обернулся и, наконец, узрев знакомое лицо и фигуру, его сонный взгляд прояснился и озарился пониманием. - Ну слава богу, пришёл в себя! - язвила тамплиерка. – Идти хоть можешь? Альтаир хмыкнул и слегка улыбнулся, уставившись куда-то в дальний угол комнаты и протирая ладонью глаза, за чем снова терпеливо следила Мария. Взгляд ассасина упал под ноги, и последний, не теряя времени, совершенно неожиданно для женщины, поднялся и подхватил её на руки, проговорив при этом с лёгким укором, вперемешку уже словно с какой-то устоявшейся шуткой, понятной только им двоим, сарказм которой заключался в её регулярном повторении одним и также регулярном отторжении другим: - Опять босиком… - Да, - с некоторым игривым вызовом и скрестив руки на груди, проговорила Мария, - ОПЯТЬ будешь читать нотации о простуде и что ты там ещё за аргументы приводишь? - Но ведь ОПЯТЬ будешь стоять на своём… - протянул ассасин и закатил глаза, успев во время этой маленькой словесной перепалки размять затекшие, расслабленные мышцы и более уверенно начать держать жену в своих руках, мерно вышагивая по направлению к их комнате. - Да, я ОПЯТЬ буду стоять на своём, ибо я свободная личность, я буду делать, что захочу, и я не твоя собственность… - почувствовав, что разговор грозит пойти в не очень приятное русло, ассасин мигом заткнул свою жену особенным способом: накрыл её губы своими и тем самым заставил замолчать, у последней был порыв побороть эту его наглость, но, всё же, почувствовав тепло поцелуя, она вмиг успокоилась и, обвив руками шею Альтаира, ответила на этот примирительный поцелуй, после, отстранившись, просто положила головку на его грудь и позволила донести себя до их спальни. Оказавшись вновь в тёплой постели, Мария, милостиво погружённая туда уверенной рукой Альтаира, следила из неё за тем, как скидывает свои одеяния ассасин. Во взгляде её темно-карих, почти чёрных глаз, читалась трепетная забота, трепетная любовь и обожание к этому человеку. В то время как последний был упорно сосредоточен на развешивании вещей на штуке подобия манекена, тамплиерка, уже полноценно развалившись на постели, спокойная и сонная перевела взгляд в полураспахнутое окно и взглянула сквозь него на звёзды. Лунный свет проникал в комнату и был чуть ли не основным источником света в ней, нет, даже не «чуть ли», а именно был им. Романтика ночи жила в каждом движении этих людей, в каждом их вдохе, взгляде. С одной стороны может показаться, что это весьма обыденная и неприметная картина: двое людей, супружеская пара, готовятся отойти ко сну, несколько поздно, ведь рассвет уже не за горами, на сон остаётся, по меньшей мере, всего лишь несколько часов. Но всё же в атмосфере так и витали подобные трепетные настроения, определённая аура, отличительная своей лёгкостью и непринуждённостью этих отношений. Казалось, ничто не может нарушить этой идиллии. Так и было. Избавившись от половины своих одеяний, ассасин развернулся и с полузакрытыми сонными глазами, зевая по пути, направился к Марии и почти буквально рухнул рядом с ней, лицом уткнувшись в подушки. Тихо хихикнув и умилившись такому поведению, женщина слегка придвинулась ближе к своему мужу, на что тот буквально сгрёб её в охапку своих объятий. Задохнувшись в его сильных руках, Мария снова несколько нервно хихикнула и попыталась освободиться из такой сильной хватки, упершись ладонями в плечо ассасина и слегка толкнув от себя. - Пусти, задохнусь же… - тихо прошептала она, не прекращая свои весёлые смешки, которые в свою очередь так умиляли Альтаира. Взглянув на жену и мило улыбнувшись ей в ответ, мужчина ослабил руки, но не опустил полностью и лишь позволил ей свободно дышать и находиться рядом с собой. Вздохнув, Мария по-новому устроилась рядом с возлюбленным мужем… Эта пара своеобразно общалась через прикосновения, выражала через них свои чувства, свою любовь, казалось, нет ничего убедительнее этих самых прикосновений, когда трепетно, порой и интимно определённым способом касаешься кожи, что вызывает толпы бегающих по телу мурашек, эта реакция никогда не обманет, её невозможно подделать, симулировать, да и им это было ни к чему. Искренность, искренность во всем: словах, поступках было тем, что они так своеобразно педантично берегли в своих отношениях. Лучезарно вновь улыбнувшись Повелителю, Мария прикрыла глаза, но тут же почувствовала, как мягкие губы Альтаира соприкоснулись с её, его твердая рука несколько требовательно вновь притянула её к себе, уловив настроение мужа, тамплиерка лишь ехидно ухмыльнулась в поцелуе и не преминула на него ответить своей порцией инициативы. Она поняла, что сегодня они вновь не уснут, днём будут не выспавшиеся, измотанные ночными приключениями, сонные, но это не останавливало никого из них, ничто не могло помешать им насладиться друг другом в эти моменты, подарить и посвятить друг другу свою любовь, да и к чему отказываться от такого, когда даже при всех своих минусах, выражавшихся в банальном недосыпе, эта ситуация сделает их пусть и менее бодрыми, но в то же время не менее счастливыми. *** Но оставим их наедине всё же, и позволим насладиться вдоволь этими сумасводящими ощущениями единения, утонуть друг в друге, утонуть в этой любви друг к другу, любви нежной, пусть порой безумной, безумной своей страстью, своей похотью. Но она была такой порой и лишь отчасти, одно без другого не может существовать, да и кто отменял в нас это животное начало? Что естественно, то не безобразно, как повествует нам одно крылатое выражение. Но и оно, это животное начало, в свою очередь не отменяло любви платонической, той эмоциональной части человека, благодаря которой он, пожалуй, и может называться таковым образом – человеком. Ничто не сломит этой так удачно сформировавшийся тандем. Так и есть, так и будет, это истина, устоявшийся и нерушимый факт. Эта трепетная, но не лишенной своей силы любовь, согревает их своих теплом в периоды грусти, когда вспоминают и думают друг о друге, приходит осознание того, что не всё так безнадёжно, что можно жить, хотя бы ради своего любимого человека, идти вперёд под знаменем с его именем, идти на горы, которые нужно свернуть ради него, идти даже против всего мира, наплевать на всё, не думать ни о чем… Сумасшествие любви. Благо ли оно? Зло ли? Вряд ли. Но да я не думаю об этом, не думаю, хотя бы потому, что не особо люблю этого делать и просто чувствую и ощущаю душой… сейчас я ощущаю, как сладкими нотами в душе отзывается это словосочетание, и оно не отталкивает, а даже словно какой-то наркотик манит, зовет, предлагает вкусить себя, почувствовать на себе всё его упоительное влияние... И я вкушаю. Как могу, как пока умею это делать, может не рассчитывая верно дозы, не знаю… и хочу, чтобы я не одна ощущала это, это всепоглощающее безумие любви… Любовь безумна и прекрасна. Я могу на самом деле подобрать много слов в описание любви, привести примеры антонимов, синонимов уже сказанных чуть ранее слов, но как бы мне не хотелось на эпичной ноте и мудрой фразой окончить сей ночной бред, я, пожалуй, не смогу это сделать должным образом. Любовь не описать словами, её воистину предназначено лишь чувствовать и все слова здесь будут глупыми, любое определение априори неполным и вряд ли полностью верным, посему не буду даже более пытаться. Лишь только… «Преврати любовь в вечность. Будь в её распоряжении» (с)