Счастливый конец

Я не верю в сказки со счастливым концом. Я в сказки вообще не верю. И я боюсь боли, равно как и смерти. Поэтому каждое сражение для меня, как нырок под воду с незадержанным дыханием на неопределенное время. Я паникую. Стараюсь закончить побыстрее и сделать живительный вдох. И молюсь не остаться на глубине навсегда. Когда твой противник – сильнейший хранитель Десятого Вонголы, мысли о смерти как никогда своевременны. Я не спокойное Небо, не бушующий Ураган, не умиротворяющий Дождь, не дурманящий Туман, не стойкая Гроза, не сияющее Солнце. Я – одинокое облако, гордо плывущее.. в одиночестве. Меня отдали в семью раньше, чем я обрела достаточно силы, чтобы сказать «нет». Связали клятвой верности и приковали цепями долга. Мне плевать на мое Небо, оно было навязано мне родителями. Беда лишь в том, что, хочу я или нет, приказы должны исполняться. Я спрыгиваю со второго этажа вниз, в месиво крови и тел. Горят фиолетовым пламенем браслет и тонфа, изгибаются в полуулыбке тонкие губы. Отряд наемников не сумел его остановить. В моих руках посох. Я ведь трусиха, какие еще оружие, кроме удерживающего на расстоянии, может мне подойти? Хибари смотрит, и отсюда кажется, будто его глаза полностью непроницаемы: матовые, как дорогие экраны современной техники, без малейшего отблеска. Он нападает быстро и безжалостно. Руки крутят посох, блокируя удары, и мне даже кажется, что какое-то время я смогу держать оборону, но, судя по спокойствию хранителя, он готов ждать. Свет из окна на мгновение закрывает поднявшийся с крыши вертолет, и мы оба замираем: это босс, мое Небо, спешит покинуть особняк. Боец Вонголы атакует серией мощных толчков, от которых никак не получается защититься, и я отступаю, спотыкаюсь, падаю, роняя оружие.лихорадочно поднимаю голову, чтобы взглянуть в лицо своему убийце... Его нет. Только солнце струится в открытую дверь, а где-то неподалеку после едва уловимого свиста слышится взрыв и появляются клубы черного дыма. Встаю. Моя коробочка сломана, так что беру ближайшую, активирую пламенем кольца. Вместо привычного шеста в руках оказывается кастет, и я смеюсь, потому что совсем не умею им пользоваться, и в ближнем бою слабее кутенка, и если Хибари решит вернуться, то вот она, идеальная жертва, последняя живая среди поломанных тел. Падает тень. Я смотрю на застывшее в дверях Облако, и на лице нет ни единой эмоции, прямо как у него, и какую-то долю минуты я горжусь своей выдержкой. Правый кулак сжат, кастет покрыт фиолетовым пламенем, и черта с два я не буду сопротивляться. Шаг, второй. Нарочито медленные. Давящие. Желание испытать удачу - попробовать сбежать - держит мышцы в тонусе. Он приближается. Не доходя пару метров достает коробочку, и я понимаю, что вот сейчас оттуда появится какой-нибудь зверь, потому что Хранитель не хочет марать руки о такую слабую цель, и напрягаюсь, хотя казалось, сильнее уже некуда. Когда же вместо этого исчезают тонфа, разум охватывает растерянность. Он как будто разоружился. Зачем? Благородство? Видит, насколько чуждо мне это приспособление ближнего боя? Вряд ли. Я бы не дала противнику и шанса. - Как зовут? - Оливия Голконе. - Давно работаешь на семью? - Восемнадцать лет. Недоволен: вижу по поджатым губам и сведенным бровям . - Будешь мстить? По тону понятно, вопрос задан для проформы: он всё решил. Слишком долгий срок, да еще в роли хранителя, я бы тоже сделала соответствующий вывод. - Не за кого, - говорю. - Меня привезли Скарпоне в пятилетнем возрасте по договору между семьями, с тех пор я здесь. Десять лет назад хранителя Облака убили, и на его место поставили меня. Через два года мой договор должен был закончится, и я бы обрела свободу. Ты приблизил этот срок. Мне также не за что мстить. Хмыкнул. Направился к роялю в дальнем углу, подставляя спину. Волевым усилием заставляю пальцы разжаться. Они не слушаются, возвращаются в прежнее положение, но я упорствую. Это знак снисходительного доверия, и я должна сделать шаг навстречу. Кастет исчезает, коробочку ставлю на пол. Кёя поднимает крышку инструмента, но я вижу, как он, чуть наклонив голову, следит за мной. Иду к нему, чувствуя себя безропотной жертвой. - Умеешь играть? - Да, - подтверждаю. - Не очень хорошо. - Сыграй, - приказывает он, и я едва удерживаюсь от порыва наброситься на него или, наоборот, испуганно закричать. Встаю рядом, дотрагиваюсь до клавиш. До-ре-ми-фа-соль, какой-то простенький мотив, вроде "Собачьего вальса", движения на уровне инстинктов. Он слушает. Наблюдает. Молчит. - Моему отряду не хватает бойцов, - произносит он. - Присоединишься? Пронзительный взгляд выдержать сложно, но трудно отвести глаза, видя маленькое отражение себя в черном зрачке напротив. Не сразу осознаю, что киваю. - Да.