***
Петра начала тренироваться, наворачивая круг за кругом вокруг поля, не далеко от стадиона. Хэнк бегал вместе с ней. И пусть его синее обличье было быстрым, до сверхзвуковой скорости ему было далеко. Хэнк был классным парнем, которого Максимофф иногда называла "Умник". Умник много читал, даже за завтраком, от чего Петра приходила в недоумение. Как можно читать везде? В свои шестнадцать ей это было сложно понять. Да, книги интересные, сама она тоже любит читать и, наверное, даже читала бы интересную книжку за завтраком, "Хоббита" например. Но ни как не энциклопедию по ядерной физике. В учебниках и энциклопедиях всегда было все нудно и скучно, будто кто-то тараторил неинтересный рассказ, все время запинаясь и повторяя одни и те же слова так, что все это выглядело как вязкая каша, которую готовил Алекс. Алекс оказался неплохим парнем с военной выдержкой. Хэнк как-то оговорился о том, что раньше Хавок был главным задирой. И почти не изменился, только улыбка превратилась в немного кривоватую усмешку. Но и веселый смех Саммерса над какой-нибудь телепередачей можно было услышать.***
- Что ты ощущаешь, когда управляешь металлом? - спрашивает Петра, сидя под боком у Эрика. Магнито перебирает тонкими пальцами страницы книги, пытаясь найти место, на котором остановился. Эрик молчит. Он чувствует слишком много. - Умиротворение, - после недолгого молчания сказал Леншерр. - Любая сила находится в точке между ярость и умиротворением. Петра улыбается, тыкая пальцем в строку. Эрик чуть дергает губой. Именно здесь он и остановился. - Это тебе дядя Чарли сказал? - Контролировать силы меня научил он, - размеренно кивает Леншерр. Он не спрашивает, что чувствует его дочь, ведь она просто бегает, она просто очень быстрая. Петра ерзает на месте, поудобней облокачиваясь о плечо отца и заглядывая в книгу. Эрик любит стихи и что-то мелодичное. - А как у тебя открылись твои способности? - приподнимает брови Максимофф. - Мне было семь и за мной гналась собака. Эрик опять молчит слишком долго. Он не читает, его взгляд остановился на строке. Он вспоминает, как Чарльз рассказывал ему про генную мутацию и при каких условиях она проявляется. Эрик вспоминает, как повернул тарелку. - Мою маму убили, - говорит Леншерр. Он утыкается книгу, пытаясь найти успокоение там. Но тепло под боком все равно успокаивает сильнее. Петра кладет узкую ладонь на его руку, там где под тканью рядком несется порядковый номер, и тянет на себя, задергивая рукав черной водолазки. Петра не говорит "мне жаль", она проводит ноготком по чуть померкшим со временем черным цифрам, чуть хмуря брови. - Мне дядя Чарли рассказывал только про лагерь, - она аккуратно опускает рукав, натягивая его почти на отцовскую ладонь, и кладет его руку обратно, поверх страницы книги. - Я не знала. Эрик внимательно смотрит в глаза дочери, в такие серо-зеленные глаза, как и у него самого. Петра съехала чуть вниз, почти ложась на его колени. Она смотрела внимательно, распахивая большие глаза. Так смотрела на него Магда, когда просила сказать что-нибудь хорошее. - Это уже в прошлом, - мяче говорит Эрик, переворачивая страницу и тут же добавляет. - Ты проводишь с Чарльзом слишком много времени. Но это не правда. С Чарльзом Петра проводит времени не слишком много. - Я больше общаюсь со Скоттом, - тянет Петра. - Я недавно катала его на мотоцикле. Ему понравилось. Эрик улыбается. Не то от наивности дочери, не то от написанного в книге. Петра полностью ложится на его колени, всматриваясь в лицо, где только что мелькнула улыбка. Ртуть касается подушечками пальцев щеки отца, совсем рядом с губами и надувая губки, хмурится. - Как у тебя получается оскалить почти все зубы в улыбке? Я пробовала, у меня не получается. Ты прямо как акула. Петра вдруг улыбается. - Металлическая такая акула, знаешь. Или тигр. Маленький металлический тигренок, - широко улыбается она. У Петры губы почти закрывают зубы, она совсем не умеет скалиться. Эрик поворачивает голову от книги на дочь. - Как ты меня назвала? Петра ерзает и тихо трагически вздыхает. - Маленький металлический тигренок, - а потом доверительным шепотом добавляет. - Или акула тебе нравилась больше? В голове Эрика раздается тихий чарльзовый смешок. А потом они с Петрой разговаривают. Разговаривают долго, не замечая времени. Петра хочет узнать об отце все, начиная от любимой музыки и любимого цвета, до места, где бы он захотел побывать. Магнито управляет металлом, а Петра просто очень быстрая. Вот только разница в том, что детства у Эрика не было, а у его дочери оно ещё продолжается. И Леншерр думает, что тому, кто сотрет счастливую улыбку с лица Петры не поздоровится.***
Тот день был тихим и не предвещал ничего плохого. Алекс умер. Это было странно. Утром он выехал с Хэнком по делам, а ближе к вечеру МакКой рассказывал о погибшем друге и военных, ищущих Саммерса. В груди поселилась обида. Петра никогда не была близка с Алексом, но без его присутствия тишина особняка давила на плечи. Проходя мимо комнаты дяди Чарльза, Максимофф застыла. Она не хотела ввязываться в это. Не хотела лезть в дела Ксавьера и отца. Даже Хэнк был с ними. У них у всех было общее прошлое, о котором Максимофф решительно ничего не знала. Лишь пару раз слышала, как Чарльз винил Эрика в своей инвалидности, но его тон был похож на шутку, что понять, почему же Ксавьер прикован к коляске, до конца не получалось. Так же и то, почему Чарльз принимает сыворотку. Петра так же мельком слышала о голосах в голове профессора. Костяшки пальцев несколько раз коснулись деревянной двери. Петра знала, что дядя Чарльз внутри, но не открывает дверь. Может быть, он лежит и ему лень вставать, Петра его бы прекрасно поняла. - Кому от меня что-то нужно? - голос дяди был непривычно грубым и хрипловатым, от чего Максимофф тихо вздрогнула. - Это Петра, - тихо сказала Ртуть и услышала тихий шелест, звук хлопнувшего окна и дребезжание стекол. - Я войду? Петра приоткрыла дверь, заглядывая через щелочку. Чарльз стоял в потрепанном халате, явно видавшем лучшие времена, около открытого окна. - Ну входи, - ответил Ксавьер и голос его смягчился на тон. Он, стоял все ещё спиной, провел рукой по подстриженным волосам. На полу стояла бутылка не то коньяка, не то ещё кого-то спиртного, Петра была в этом плоха. - Ты чего-то хотела? Чарльз прошел к кровати, запахнув одной рукой халат. Петра разглядела у него в другой руке полупустой бокал с содержимым бутылки. Ксавьер улегся поверх красного одеяла и поставил граненный стакан на прикроватную тумбочку с тихим звоном. Петра неловко передернула плечами. Глаза у дяди были такими голубыми и яркими, что смотреть в них становилось все больней. - Я... я всего лишь хотела спросить в порядке ли ты? - Петра уселась на кровать рядом с Ксавьером, на свободную половину. Голова Чарльза оказалась чуть ниже. Чарльз отвел взгляд и вновь посмотрел на дочь друга. Петра вздохнула и встала, подойдя к двери. - Я... - голос Чарльза настиг её, стоило открыть дверь. - Останься. Петра повернулась. Чарльз смотрел на неё, как смотрят утопающие, прося помощи. - Хорошо, - кивнула Максимофф, возвращаясь обратно в кровать. Чарльз сдвинулся, освобождая больше места и похлопал по покрывалу рядом с ним. Петра легла рядом и Чарльз прижал её к себе, обнимая за одно плечо. От него едва уловимо пахло алкоголем и дымом. Петра взглянула в лицо Ксавьера, заметив задумчивую морщинку. Его лицо вдруг разгладилось и он заглянул в серо-зеленные глаза девчонки. - Я жалко выгляжу, да? - спросил он. Петра покачала головой, слушая ровные удары сердца. - Нет. Нет, Чарльз выглядел потерянно. Смерть друга ударила сильно, но возможно, не глубоко. - Вы с Алексом были давно знакомы? - Он один из моих первых учеников. Петра приподняла брови. Чарльз смотрел прямо в глаза. Это было странно, но приятно. Его веки были покрасневшими, но глаза ярко голубыми. Ксавьер глубоко вздохнул. - Когда я только познакомился с твоим отцом мы собирали команду. Хэнк тогда работал в ЦРУ и собрал первое Церебро. Благодаря ему я и нашел ребят. Потом мы неприятно расстались с твоим отцом, я оказался в инвалидном кресле и открыл школу. Потом началась война во Вьетнаме. Петра кивнула, хоть и была недовольна. Чарльз рассказал все только в общих чертах. Что за неприятное расставание. И почему Чарльз оказался в инвалидном кресле. - Кто такая Мистик? - Моя сестра. Понятно, хотя не совсем. Петра потерлась щекой о цветастый халат, прикрыв глаза. - Ты такой странный. - Правда? - тихо спросил Чарльз. Он слишком любил смотреть в глаза и Петра чувствовала сквозь прикрытые веки на себе профессорский взгляд. - Ага. Все мутанты странные. - Хорошо, - Чарльз вдруг приподнялся на локте, заставив Петру открыть глаза. Ксавьер откинулся на спинку кровати, глядя на девушку сверху вниз. - Скажи, ты бы пошла с Эриком, если бы он тебя позвал? - Что ты имеешь в виду? - Эрик рано или поздно уйдет отсюда. Его ищут, его винят в смерти президента, он хочет управлять мутантами и идти против людей. Ты пойдешь с ним? - в глазах Ксавьера горел совершенно незнакомый огонек. Петра никогда не видела его раньше. Возможно, это было от выпитого алкоголя или Чарльз был безумцем. Но выглядел он так, что перехватывало дыхание. Петра приоткрыла рот, совсем не зная, что ответить. В голову как на зло не шло не одной мысли. Она совершенно не знала пойдет ли она с отцом, или останется в школе. Максимофф приподнялась на локте, став ближе к Чарльзу на несколько сантиметров. Чарльз тоже приблизился, чуть сузив глаза-огоньки. В них горел интерес и что-то ещё, едва уловимое, постоянно ускользающее и невесомое. - Не знаю, - едва шевеля губами ответила Петра. Она, наверное, выглядела странно: растрепанная серебристая коса, чуть влажные глаза, приоткрытые покусанные от привычки губы, съехавшая кофта. Чарльз приблизился ещё ближе, его дыхание можно было почувствовать на нижней губе. Его нос был жутко длинным, от чего его глаза казались чуть дальше. Сердце Петры забилось чуть чаще, до неё медленно доходило происходящие. В комнате, да и кажется, во всем особняке стояла пугающая гробовая тишина, лишь этажом ниже можно было услышать тихое сопение, иногда прерывающееся всхлипами, Скотта. Чарльз коснулся губами чуть приоткрытых губ Петры. Его губы оказались горячими и влажными, с привкусом виски. Он чуть отстранился, вглядываясь в серо-зеленные глаза. Петра тяжело дышала, смотря в голубые омуты. - Сделай так ещё раз, - тихо попросила она. И Чарльз сделал. Опять коснулся петриных губ, теперь уже проникая языком в рот. Петра медленно отвечала на поцелуй. Она целовалась с лучшим другом своего отца в его кровати, с человеком, которого она называет дядей, который её в два раза старше. И это было потрясающе. И совсем не странно, что утром она проснулась с Ксавьером. Без одежды. Как и он.