***
Меня будит противный пикающий звук, исходящий из единой точки справа от меня. Все еще пытаюсь отличить сон от реальности. Собираюсь вздохнуть, но что-то мешает. Тогда я открываю глаза. Меня тут же ослепляет яркий свет, невыносимая боль, словно я натерла глаза мылом и не потрудилась смыть. Чувствую движение поблизости, затем, дышать становится тяжелее. От моего рта и носа убрали что-то, что давало мне кислород. Пытаюсь дышать самостоятельно, но каждый вздох обжигает горло с новой силой. Глаза ужасно слезятся и мне безумно жалко себя. Я вспоминаю последние события и до меня доходит, что открыв только что глаза, я видела дневной свет. Уже не ночь. Эта мысль ободряет меня, как ничто другое. - Сообщите родным, что она очнулась, пусть приедут, - слышу не слишком молодой женский голос, совсем близко. - Ты должна открыть глаза, - я понимаю, что обращаются ко мне, но я не могу их открыть, потому что мне больно. - Поверните жалюзи. Здесь слишком много света, - требовательно говорит та же женщина кому-то и я чувствую, что в "комнате" становится немного лучше. - Кажется, у нас возникнут проблемы со зрением, - уверенно говорит женщина, подразумевая под "у нас" конкретно меня. Прилагаю большие усилия, чтобы хоть немного приоткрыть глаза. Свет уже не так сильно мешает видеть. Глаза слезятся, из-за чего все окружающее я вижу сквозь плотную "пленку", но вижу. Врач, как я понимаю, придерживает мой подбородок одной рукой, а другой приподнимает правое веко. - Сосуды восстановятся, - снова говорит она кому-то, затем жестом просит меня открыть рот: она слегка нажимает на челюсть. - Слизистая обожжена, но это быстро заживет. Состояние удовлетворительное. Запишите это, Тереза, и отнесите историю болезни к Картеру на флюорографию, - теперь мне известно имя второго человека, находящегося в этом помещении. Недолгий стук каблуков по кафельной плитке и тишина. - Ты быстро поправишься, Кассандра. Твоей жизни уже ничто не угрожает, - ободряюще произносит женщина и, кажется, гладит меня по голове. Мне странно слышать это от нее ведь... Начинаю вспоминать все, что произошло той ночью. Интересно, сколько времени я провела в больнице? Это ведь больница? В памяти всплывает то самое, яркое пламя, что было вызвано чем-то необъяснимым. Я уверена. - Мне нужно идти. Я обязательно зайду еще. Начни привыкать к свету и запомни, что в ближайшее время ты не пьешь ничего горячего и даже слишком теплого, - строго говорит врач и я слышу удаляющиеся шаги.***
Мама уже в сотый раз переспрашивает, как я себя чувствую и на каждый этот вопрос я отвечаю поднятым вверх большим пальцем на правой руке. - Пообещай мне, что больше никогда не станешь участвовать в подобном идиотизме, Сандра! Кстати, насчет этих приезжих организаторов и факиров не беспокойся: они уже расстались со своей карьерой, - мама слишком рассержена и напугана. Слушаю ее вполуха, потому что семьдесят процентов моих мыслей заняты чем-то другим. При этом, я стараюсь не вспоминать о страшных событиях. Кажется, я в жизни столько не плакала, сколько умудрилась за этот промежуток времени. Сколько прошло? Полдня? - Который час, мам? - Начало шестого. Ты слишком долго была без сознания, а потом спала. Боже мой, тебя чуть ли заживо не сожгли на костре! - мама снова бросается в слезы, но я не стану ее успокаивать. Мне бы себя успокоить. Внутри все болит и дышать по прежнему больно, но это не та боль, которая возникает при более серьезных травмах. Я даже не обгорела, за исключением некоторых участков на ногах. Практически не чувствую острой боли в глазах, но периодически приходится закрывать их, потому что быстро устаю и снова появляется резь. Также, я боюсь дышать слишком глубоко, потому что начинаю задыхаться от кашля. Во рту все еще присутствует привкус гари. Мама так убивается из-за произошедшего, но она не понимает, какого мне. Ребекка то и дело напоминает мне о том, что я чуть ли не стала жертвой инквизиции двадцать первого века. Господи, какой зачастую бред происходит в жизни людей. Если я кому-то в будущем решусь поведать эту историю, меня посчитают чокнутой. - Майкл сейчас должен зайти к тебе, сразу как я уйду, - сообщает мама, немного успокоившись. - Ладно, - шепчу я. - Он сказал, что выгнал отсюда какого-то нагловатого паренька... - Люка?! - я тут же делаю слишком резкое движение, в попытке перейти из лежачего положения в положение сидя, но решаю не рисковать и опускаюсь обратно на подушку. - Хемм, - отвечает мама. Все ясно. Майкл помнит, как Люк записан у меня в записной телефонной книге. - Он ушел? - спрашиваю я и вот-вот готова заплакать неясно отчего. Я зла на него. Он бросил в меня этот чертов венок. Готова поспорить, что он начнет отмахиваться, что сделал это шутки ради, но, черт возьми, почему же мне так несмешно?! - Кажется, нет, - неуверенно говорит мама и я киваю. - Майкл подождет еще немного. Позови сюда Люка... пожалуйста, - хрипя, прошу я и мама выходит за дверь. Сейчас не тот случай, когда со мной можно спорить. Ровно через минуту, я следила за секундной стрелкой на настенных часах, в палату заходит Хеммингс. Он выглядит хреново. Растрепанные волосы, растерянный вид и виноватый взгляд. - Кэсс, ты... - Молчи и послушай, - вступаю я, - слишком много совпадений, Люк. - Уильямс, ты же не думаешь... - Просто держись от меня на расстоянии, как это было раньше, хорошо? - стараюсь говорить это, как можно четче. Мой разум всегда стоял выше чувств, но в последнее время, я сдала позиции, что повело за собой череду всей этой чертовщины. Парень опешил. Он явно не ожидал подобного. Но, хотелось бы знать, чего он ожидал после того, как... в общем, все итак ясно.