Проект: Полиморф. Созданный монстр

      — Ты уверен, что это хорошая идея? — с опаской спросил Эйнаор, в летном комбинезоне, со шлемом и будучи пристегнутым, недоверчиво глядя в лобовое окно шаттла.       — Да, — уверенно по внутренней связи отозвался Лаккомо, привычно, почти не глядя, активируя приборную панель корабля. Сам он так же был одет в рядовой комбинезон и типичный герметичный шлем.       — Почему? — сглотнув в заранее пересохшем горле, уточнил Лоатт-Лэ. На его глазах королевский кортеж с охраняемым бортом уже пять минут назад как вылетел из ангаров Дворца. Но сами братья теснились в шаттле.       Лаккомо щелкнул последним рычагом стопора, оторвал шаттл от причальной площадки, мягко подвесив его на подушке антигравитации и, потянув на себя чуткий штурвал, иронично улыбнулся.       — Потому что все мои идеи — хорошие, — ответил старший и тут же дал тягу на двигатель, заставив шаттл скоростным болидом вырваться из ангара в небесные просторы.       Эйнаора непривычно вжало в боковое сидение, и он, побелев, вцепился в подлокотники. Лаккомо же разгонялся с эйфорией, закладывая крутой вираж и выходя на нужное направление.       — Кажется, я вспомнил, почему перестал с тобой летать, — сдавленно признался Эйнаор, щурясь и борясь с перегрузками.       — Кажется, ты забыл, что я хороший пилот, — въедливо напомнил Лаккомо и повернулся через плечо, чтобы посмотреть, как поживает их Учитель, единственный, кого они взяли с собой на борт.       Эантар, по воле необходимости лишенный своей мантии и вдетый в лётный костюм, был едва ли узнаваем. Лаккомо невольно смутился, что встреть он учителя раньше в таком виде, то не признал бы его. Настолько взгляд привык к его мантии за годы. Неловкость ситуации с наставником настала и тогда, когда братья поняли, что он не знает, как правильно застегивается комбинезон, и им пришлось подсказывать. Повезло еще, что длинная коса влезла под шлем.       Сейчас же Даэррек только молча кивнул Аллиет-Лэ в знак того, что он в порядке и не имеет претензий. А Эйнаор сопроводил его взгляд брата немым негодованием. По его мнению, на такой скорости не то что отворачиваться от лобового окна было чревато, но и вообще всячески шевелиться. Лаккомо же это никак не прокомментировал, но ерзать и вертеться все-таки перестал.       Солнечный Берег стремительно отдалялся, а сверху на шаттл неумолимо приближались пушистые облака. Эйнаор поймал себя на желании задержать дыхание, как перед прыжком в воду. Но белые объятия кустистых облаков мягко приняли маленький шаттл в свои недра, почти незаметно погрузив в белёсый туман.       Лаккомо направлял шаттл привычной дорогой в стратосферу. Уже бесхитростно и без особых виражей. Это младший не привык к таким полетам, всегда сидя на планете и пользуясь только скоростным самолетом. А Аллиет-Лэ совершал этот маршрут каждый раз при подъеме на корабль. Только сегодня, в отличие от обычного маршрута, им вскоре предстоит посадка на планету.       — Напомни, Лаки, почему я на это согласился? — позволив себе отпустить подлокотники, спросил Эйнаор. От судорожного сцепления с креслом запястья и кисти начали болеть и близнец их с неловкостью разминал.       — Потому что больше половины всех «несчастных» случаев, с членами нашей династии произошло в небе, — менторским тоном ответил Лаккомо. — А я не захотел, чтобы полет к Морскому Колоколу был прерван очередным таким досадным недоразумением. Поэтому мы летим тайно, а ты привыкаешь к такому режиму повышенной безопасности впредь.       — Я не могу назвать твой стиль полёта повышено-безопасным, — не удержал язвительности Эйнаор и проворчал, — в то время как покушение на королевском самолете выглядит как невыполнимая фантастика.       — Все когда то случается впервые, — философски отметил Лаккомо. — и все самолеты имеют свойство ломаться.       — Так же как и этот, — кольнул Эйнаор.       — Однако о нашем местонахождении знают единицы, и шаттл полноценно снабжен тремя способами аварийной посадки, — оторвав ладонь одну от штурвала, показал число на пальцах Лаккомо. — Не считая личного катапультирования каждого.       Эйнаор на руку брата только покосился, но смиренно на сей счет промолчал.       — Я не доверяю свою жизнь тряпкам, которые тоньше моей одежды, — ворчнул младший, имея в виду парашют при катапультировании.       — Я тоже, — неожиданно участливо отозвался старший. — Однако, там где пасует тонкая электроника, всегда работает примитивная физика. И если, оказавшись в небе, у меня есть шанс подстраховаться шлемом и тряпкой, я им пользуюсь.       — Параноик, — выдал Эйнаор, хотя эта грань братского отношения к жизни ему начинала даже нравиться. С такими объяснениями Лаккомо уже не выглядел для короля легкомысленным гонщиком, который ищет любой повод подержаться за штурвал.       Шаттл тем временем карабкался все выше в темнеющее небо. Эйнаор перестал задавать вопросы и начал просто глазеть по сторонам. Он не стал признаваться брату, как давно он не видел планету с такой высоты. Знал, что тот и так слышит по связке его немой восторг. И Лаккомо слышал. Отчетливо, словно этот восторг был его собственным. На какую то долю мгновения старшему захотелось сменить курс и направить шаттл стрелой выше к докам Стремительного, но… он все же сдержался. И сделал себе пометку обязательно скатать брата в космос на корабль следующий раз. Просто так. Из мелочной сентиментальности. Ведь Король Тории ни разу не поднимался на борт белоснежного флагмана.       А Эйнаор вскоре ощутил легкость, подкатившую к желудку, и понял, почему брат настаивал отправляться без крепкого завтрака. Ни с чем несравнимая космическая невесомость приняла шаттл в ласковую перину и подхватила, погрузив в тишину. Нежно лазурный изогнутый край планеты сиял под светом солнца, пестрея белыми облаками на фоне огромных океанов.       Родная Тория свысока казалась особо волшебной, и Эйнаор горько пожалел, что столица осталась у них за спиной.       — Он, правда, светится, — прерывая тишину, ответил Лаккомо на невысказанный вопрос. — Как мощный прожектор. Только мало кто его видит. И это к лучшему.       Лоатт-Лэ понял, что брат говорит об Истоке. Единственном и последнем чуде на их планете, сохранившемся с древних времен.       — А мы можем как-нибудь его скрыть? — спросил вдруг Эйнаор, не оборачиваясь, но адресуя вопрос Эантару.       — Я не могу дать ответ, — отозвался сам хранитель Истока. — Но я постараюсь его найти.       — Считаешь, это снимет с нас часть проблем? — спросил Лаккомо, подруливая по одному ему понятному вектору и сверяясь с координатами.       — Я считаю, что если у нас есть шанс подстраховаться…       — Я понял, — уловил нотку подражательства Аллиет-Лэ и после нескольких раздумий в зависшей тишине добавил, — одобряю.       Последующая часть стратосферного полёта проходила в тишине, и каждый в шаттле думал о своём. Эйнаор продолжал любоваться планетой, окутанной голубой дымкой атмосферы. Только после обсуждения Истока в его настроение закралась частица меланхолии. А так же чего-то иного. Тянущего за душу, очень грустного и печального. Как будто сказка, которую он всегда хотел видеть и ощутить, всегда была рядом, но… лишь по глупости он не решался в нее окунуться. Лишь по глупости отворачивался от богатого мира, сияющего бриллиантами нежных красок под ними. И только гордыня и ненужные принципы мешали ему посмотреть на реальность иначе.       Лаккомо же зафиксировал штурвал, какое-то время направляясь бесхитростно строго по одному вектору. Предкосмическая тишина высокого полёта на него тоже нагоняла спокойствие и чувство затишья. В какой-то мере Аллиет-Лэ даже отдыхал во время таких полетов. Во время них он по-настоящему чувствовал себя освобожденным от всех забот и дел. Когда кругом только небо и единственной задачей остаётся просто лететь.       Учитель Эантар тоже безмолвно смотрел на бескрайние просторы океана, но о чем он думал, не знали даже его чуткие ученики.       А потом Лаккомо чуть вздрогнул, когда его ладони через перчатки коснулась чужая рука. Эйнаор сжал пальцы брата на подлокотнике и расслабленно замер, словно мог насытиться впрок тишиной и покоем в их маленьком локусе далеко от забот. Старший задумчиво глянул на руку, скользнул вопросом по эмоциональной связке и словно умылся чистой и кристальной водой. От брата веяло детским восторгом и свободой, а так же спокойствием, когда вдруг неожиданно исполняется некая старая и заветная мечта. Лаккомо мягко сжал ладонь и увидел под шлемом брата улыбку. В ней было много оттенков эмоций, и каждый на время вспыхивал ярче. Младший не мог, да и не хотел признаваться себе в том, что именно так глубоко тронуло его в этом полете. Чужая среда, красоты планеты или новизна впечатлений. Все это было неважно и меркло по сравнению с тем душевным единением, которое вновь скрепило их души, и дало почувствовать Эйнаору каково это «здесь». Вдали от мира, от Дворца и кланов, на пороге неба и за его чертой. В месте, которое так обожал старший, и которое так охотно принимало тех, кто готов был его познать.       Наверное, Эйнаор мог бы сказать, что влюбился в этот полет. А давно забытое чувство ностальгии вновь пощекотало его едва не зачерствевшую душу. Он наслаждался каждой минутой тишины. И если бы не важное дело, которое их ждало, готов был попроситься еще на виток вокруг океана. А может даже на подъем выше, к кораблю, который он сам для себя объявил запретным из-за бестолковой и абсолютно глупой ревности.       Пожалуй, сейчас Эйнаор был как никогда близок к тому, чтобы нарушить все свои старые запреты и просто поддаться на всё. На любую авантюру, на подвиг, на спонтанные идеи. Он бы согласился даже улететь ненадолго с планеты или даже на круиз вокруг звезд. На что угодно, если бы брат предложил отправиться вместе. Даже на дно океана.       Потому что только сейчас Эйнаор ощутил себя по-настоящему живым.       Тянулись минуты, но в сравнении с королевским кортежем, который рассчитал свой скоростной полёт почти на пять часов в один конец, стратосферный шаттл через полчаса уже смотрел носом на маркер островов.       — Приготовиться к снижению, — предупредил тихо Лаккомо своих пассажиров и удобнее перехватил штурвал.       Эйнаор вновь положил ладони на подлокотники и упёр голову в шлеме в спинку сидения.       — Надеюсь, посадка не будет напоминать мне спуск с водопада, — со смирением прокомментировал Лоатт-Лэ.       Лаккомо неопределенно качнул головой, после чего мягко накренил штурвал и направил шаттл по длинной глиссаде. Вопреки мнению брата спуск в шаттле поначалу никак не ощущался. Внутренняя система кабины компенсировала часть перегрузок. Но чем ближе становилась земля, тем больше давления сковывало голову, и тем сильнее морщился Лоатт-Лэ от дискомфорта.       — А может как-то… — начал Эйнаор, морщась.       — Потерпи, это ненадолго, — предупредил Лаккомо, со знанием дела аккуратно подруливая элеронами и не обращая внимания на такие мелочи, как нарастающий гул в кабине.       Эйнаор послушно замолчал и даже прикрыл свой разум, стараясь не вмешиваться. Легкий стратосферный шаттл казался ему игрушечным и хрупким, способным треснуть от слишком сильной перегрузки или перегрева. Однако, в лице старшего близнеца невозможно было разглядеть ни тревоги, ни напряженности. Лоатт-Лэ даже мелочно порадовался его каменной роже в подходящий момент.       Теперь облака наползали снизу, поднимаясь, словно пена на бурлящем котле. Эйнаор боролся с желанием зажмуриться и глазеть одновременно. Но любопытство и жадность до красоты победили страх, и король Тории попросту выхватывал взглядом все подряд, запоминая, словно в последний раз. То фигурные рисунки облаков, то яркие золотые лучи на восходе солнца. Он запоминал даже как мерцают остаточным блеском звезды еще не засвеченные вспышкой рассвета. А когда нос шаттла все-таки клюнул в пену высотных облаков, Эйнаор даже с особым восторгом запомнил, как он снова невольно задержал дыхание, и как эта невесомая крыша из белых клубов стала подниматься, отделяя их от золотой звезды.       Гряда островов тем временем неспешно приближалась по направлению. Лоатт-Лэ с сомнением вглядывался в кусочки земли с возвышенностями. По его мнению, там не то что отсутствовали причальные площадки для шаттлов и самолетов, но даже блага цивилизации были весьма условны.       Правда Лаккомо это не остановило, и как ответственный пилот он включил на приборной панели запрос-сигнал на посадку. Какое-то время консоль отзывалась тишиной, и огонек безответного пинга задумчиво и монотонно мигал на экране. Эйнаор, скептично вскинул бровь, но по-прежнему ничего не комментировал. В кабине шаттла ненадолго затянулось неловкое молчание.       Но вдруг огонек ответного сигнала сменил оттенок, и в наушниках раздался ответный голос диспетчера, разрешающий посадку. При том живой голос, а не модуляция искина.       — Признайся, ты переживал, что там никого не окажется, — с легкой иронией сказал Лаккомо брату, становясь на вектор приземления.       — Я боялся, что там все вымерли за давностью лет, — проворчал Эйнаор. — А ты нет?       — Перед полетом я запросил со «Стремительного» фотографии из космоса, — признался старший. — И мог пересчитать там каждый корабль.       — И это особо охраняемое место на планете? — с сомнением спросил близнец, вздернув брови.       — Я бы назвал иначе… — скривился Лаккомо. — Это дыра, которая не нужна никому, кроме нас, — и увидев скепсис в глазах брата, пояснил. — Увидишь…       Эйнаор недоверчиво поерзал в сидении и приготовился ждать. Шаттл уже достиг привычной ему высоты и заходил на посадку в предгорье. И если издалека острова казались сплошь дикими зелеными участками земли, то при приближении Лоатт-Лэ начал различать у берегов мелкие причалы и рыболовные корабли. В то время как здания и крыши по-прежнему терялись в буйных зарослях. Но что Эйнаора смущало больше всего, так этого полное непонимание, куда в этих кустах можно причалить. Однако, Лаккомо вел шаттл по направлению очень уверенно и вскоре начал ощутимо сбавлять скорость, закладывая небольшой вираж и огибая береговую линию.       Причальная площадка нашлась за склоном, по цвету сливающаяся с серым камнем окрестных гор. Лаккомо мягко развернул шаттл почти в обратном направлении и начал плавно опускаться на гладкую поверхность, напоминающую скорее широкий карниз на скале, чем причал. Эйнаор, по-прежнему продолжал наливаться скепсисом.       — Интересно, как они намерены посадить сюда королевский кортеж, — едко заметил он.       — Никак, — ответил Лаккомо, и тут же пояснил. — У них есть второй крупный причал на земле. Я видел его по дроге. Но я специально запросил площадку под крышей.       Эйнаор остро кольнул брата взглядом и демонстративно склонился к окну, оценив высоту до уровня моря.       — Да, придется пройтись, — пожимая плечами, сознался старший. — Но сюда идет грозовой фронт, а шаттл…       — Я понял, — перебил его брат, после чего вдруг просиял. — А вот и наши встречающие!       Лаккомо невесомо и плавно опустил легкий шаттл почти к уровню земли и на медленной скорости, легонько покачиваясь на антиграве, вплыл под каменную крышу. Площадку с натяжкой можно было назвать ангаром. Но общая чистота и опрятность гладко сточенных каменных стен все-таки свидетельствовала о том, что площадкой регулярной пользовались.       Встречающая делегация из трех мужчин застыла неподалеку от каменного проема, который уходил куда-то вглубь скалы. Троица в серо-стальных мантиях терпеливо дожидалась, пока шаттл закончит маневрировать и встанет на опоры. И пока Лаккомо разворачивал их транспорт на месте, по привычке останавливаясь носом к выходу, Эйнаор подозрительно изучал хмурые рожи своих будущих сопровождающих.       — Если они хотя бы вдвое старше нас, то можно считать, что я проникся их значимостью, — буркнул Эйнаор.       Лаккомо мимолетно скользнул взглядом по сумрачным лицам и погасил двигатель мягко гудящего шаттла. Еще несколько щелчков по приборной панели потушили огни, оставив систему в режиме ожидания.       — Меня больше интересует, как на такой высоте им не сдувает все мантии, — ответил Лаккомо, отщелкивая герметику шлема и снимая уже бесполезный атрибут.       — Спросишь при встрече, — отозвался брат, повторяя за ним.       Отстегнув ремни и оставив шлемы на своих сидениях, братья и Эантар вскоре вышли из шаттла, по очереди спустившись с узкого пандуса. Делегация пока непонятных местных потекла к ним только после того как все покинули корабль, и переборка за их спинами закрылась.       Эйнаор, уже успевший в кабине причесать себя после шлема, важно выправился, готовый к диалогу.       — Приветствуем вас, молодые люди, на островах Морской Песни, — с формальным кивком заговорил центральный, облаченный в холодно-синюю мантию. — Чем обязаны вашему визиту?       Эйнаор набрал воздух в легкие, но вдруг с растерянностью отметил равнодушие стариков. Недружелюбные, без тени почтения и похоже даже без намека на узнавание.       Проглотив заготовленную фразу, младший покосился на Лаккомо, словно тот мог по щелчку пальцев выручить их из нелепой ситуации.       — Как главы королевской династии мы прибыли для того, чтобы увидеть Морской Колокол и его хранителей, что должны верно нести службу по сей день, — нашелся Аллиет-Лэ, не дрогнув перед холодным пренебрежением.       — Аметист в глазах еще не ставит человека на вершину мира, — певуче и в то же время равнодушно отозвался центральный встречающий.       Эйнаору переставало нравиться происходящее, и в душе невольно начало закипать негодование. Королевская гордость внезапно пасовала перед такими незаинтересованными лицами, и Лоатт-Лэ отчетливо понимал, что худшее, что он может начать делать — это суетиться и всячески доказывать этим древним старикам, что он король. Вся ситуация начинала играть против них с братом. Начиная от того, что они прибыли сюда спонтанно и тайно, и заканчивая их внешним видом и отсутствием пафосного кортежа с гвардейцами. Эйнаор, конечно, догадывался, что Тория — планета контрастов. Но ощутить воочию на себе проблему классового и профессионального расслоения вовсе не рассчитывал.       И если сейчас Лоатт-Лэ хотел мысленно вылить все свое негодование на брата за его дурную идею, поставившую их в такое неловкое положение, то Лаккомо готов был направить свое возмущение на встречающих.       Однако, спасение ситуации пришло с неожиданной стороны.       «Да хранит вас Вода и Ветер», — мелодично, как водный каскад, на древнем наречии прозвучали слова, сохранившиеся лишь в народных песнопениях.       А затем Эантар выступил вперед перед братьями и продолжил говорить дальше на старом языке, который близнецы едва ли понимали по учительской связке.       «Мои ученики потревожили ваш покой не по прихоти, — сказал Даэррек, — но по острой нужде, не терпящей открытого вида. Сопроводите нас к старшему Хранителю, и я поговорю с ним о воле династии».       Эйнаор слушал певучую речь, как журчание, которая из уст Эантара текла как-то по-особому красиво и складно. Раньше ему доводилось лишь читать старые записи на почти умершем языке их родины. И изредка слышать что-то от брата, когда того сносило за грань предвидения.       Сейчас же старый язык, воскрешенный Учителем, растекся по площадке и, к удивлению Лоатт-Лэ, повлиял на настроение стариков прямо-таки чудесным образом. Словно услышав слова предков, те хоть как-то окрасились эмоциями и вежливо склонились перед просьбой Эантара.       — Проследуйте за нами, — теплее попросили они уже на общем языке, и приглашающе повели рукой в направлении каменного туннеля в скалу.       Близнецы неуверенно переглянулись, но шагнули следом за Эантаром. На их памяти Учитель впервые не стал подбирать свою длинную косу в пучок, и сейчас после шлема, она свободно лежала по спине, самым кончиком доставая до колен. Что в комплекте с летным комбинезоном выглядело еще более диковато, но в то же время роскошно.       В дороге они не говорили. Эантар, как само воплощение церемониала и значимости, шел рядом со старшим встречающим. Остальные двое текли в своих воздушных мантиях позади близнецов. Часть пути по коридору процессия и правда преодолела в туннеле, слабо освещенном золотистыми кристаллами. А потом они вышли на каменную лестницу, вытесанную прямо в скале. Однако, ни порывистый ветер, который завывал здесь высоко над морем, ни влажный туман, не доставали до людей, идущих под прикрытием цельного защитного полотна, растянутого вдоль всего пути и слабо мерцающего преломления света и блеска далеких волн.       И если Эйнаор, бледнея, косился на обрыв, который простирался буквально в метре от него, и ненавязчиво прижимался к каменной стене, то Лаккомо с недоумением пялился на это силовое поле. Такую сверхсложную по форме и в то же время технологичную защиту он точно не ожидал встретить здесь, в торийской «дыре» на почти забытых всеми островах, живущих на полугодичных продуктовых поставках с континента. В отличие от младшего Аллиет-Лэ скрупулезно потратил несколько часов на изучение информации о том месте, куда они собрались.       Жизнь на островах поддерживалась за счет небольшой группы населения, которая поколениями могла не выбираться отсюда на континент. Тут процветало натуральное хозяйство и рыбная ловля. Отсутствовали города и торговые точки. Острова словно заснули в прошлых тысячелетиях, где все жители знали только деревенский быт, а их информированность относительно внешнего развития Тории лишь весьма условна.       И вот среди такой глуши, где не знали всех последних новинок техники, Лаккомо вдруг обнаружил силовое поле, с которым могла бы конкурировать разве что защитная система Золотого Дворца. Но одно дело Дворец, который сохранил в себе наследие старых времен, непостижимое нынешним инженерам. Другое дело дремучие едва обитаемые острова.       Встречающие тем временем продолжали молча вести гостей вниз по лестнице. Спустя каких-то двадцать минут Эйнаор уже начал уставать шагать, но, по его мнению, они лишь едва приблизились к океану. Лаккомо держался чуть лучше. А Учитель и вовсе не подавал признаков усталости. Впрочем, как и старики, что порядком короля бесило. Правда, когда Лоатт-Лэ уже вот-вот готов был пожертвовать гордостью и спросить, как долго им еще спускаться, сопровождающие указали на боковое ответвление в лестнице и свернули вглубь скалы.       Но вместо узких туннелей, братьев окружили стены качественно вырезанной в камнях крепости. С широкими и короткими проходами, светлыми участками, куда проникали лучи солнца через арочные окна и просторными залами, откуда доносились юные голоса.       — Хранитель примет вас, — вежливо сказал старший встречающий, остановившись рядом с тяжелой деревянной дверью, после чего открыл ее и приглашающе повел рукой.       Вся троица в мантиях выстроилась у стены, явно не намереваясь идти следом, и Эантар, не дрогнув, шагнул вперед. И хотя близнецы, как и прочие, видели в осанке Учителя уверенное и хозяйское отношение к происходящему, умом они понимали, как тот напряжен и готов ко всему. Эантару не нужно было держаться за оружие, чтобы чувствовать уверенность. Он сам был оружием.       Далекий морской прибой тихо шумел за рукотворным прорезанным в скале окном. Свет играл на искристых авантюриновых гранях камней в стенах. В помещении все казалось массивным и добротным, будто высеченным из цельных пород. Будь то монументальные кресла из дерева или неподъемный стол, покрытый пластиной черного обсидиана.       — Эантар!? Тень Милосердная! Ты ничуть не изменился! — внезапный резкий голос раздался из погруженного в сумрак закутка зала. На контрасте с яркими лучами солнца, бьющими в глаза при входе, хозяин помещения легко затерялся на фоне темных камней.       Лаккомо резко дернул головой на движение и увидел Хранителя только прищурившись от света. Рослый ториец в темно-фиолетовой, почти черной мантии искусно сливался с драпировкой. Настолько, что Аллиет-Лэ счел свою невнимательность грубым провалом. Если бы не гостеприимство местных и наличие Эантара, одна такая ошибка могла бы стоить им жизни.       Эйнаора же больше заботило не то, что он пропустил человека в тени, а то, что он сказал.       — Хранитель?.. — осторожно переспросил Учитель, проходя в центр зала. С прищуром он вглядывался в сильно постаревшее лицо собеседника. Но ни узкий разрез глаз с чуть вздернутыми внешними уголками, ни вытянутые черты лица, искаженные глубокими мимическими морщинами не вызывали пока воспоминаний.       — Последний бой под грозой, — с улыбкой ответил мужчина, шагая к свету. И если время тронуло его лицо, то оно ничуть не сказалось на его форме. За мягким и плавным шагом все еще скрывался прекрасный боец. — Змея и птица. Бросок клыков, пойманный стальными когтями…       Братья ни слова не понимали в загадочных речах, но чувствовали в этом нечто важное. Оба затаились, почти не дыша, как будто малейший звук мог захлопнуть едва приоткрытую завесу на жизнь наставника. А Эантар, к их недоумению, удивленно воскликнул.       — Мастер Звезд?! — прошептал он. — Спустя столько лет?!       — Больше двух сотен прошло, — разведя руки, ответил неизвестный. — Как видишь, я тоже с повышением.       Братья переглянулись, и друг у друга увидели подтверждение своим догадкам. Такой срок мог быть только если Эантар пересекался с ним еще до приезда на службу во Дворец.       — И я до сих пор не знаю твоего имени… — проговорил Учитель, с нотой извинения.       — Дэохан Иридас Лавар, — представился мужчина с явным теплом, после чего шагнул к Эантару и, различив дозволение, крепко обнял его, как давнего друга.       Учитель явно расслабился. Улыбка озарила его лицо, и будто теплый свет из окна тронул блеснувшие глаза. Братья не знали, как много видел Эантар в этот момент, но понимали, что в разговоре влияют не только слова. Лаккомо ощущал присутствие чужого дъерка, но не осязал его явно. Скорее как если бы он был всюду, обвивающий толстыми змеиными кольцами зал. И при том абсолютно спокойный и на редкость… уставший.       Эантар отошел от своего рослого собеседника, улыбаясь и глядя снизу вверх, а Дэохан вдруг с иронией и тенью грусти от давних воспоминаний, словно в миг пронесших мимо его взора долгие годы, посмотрел на близнецов.       — Так вот кто бы достался мне под руку… — сказал он, оценивая их не взглядом, а своим чутьем.       Эйнаор прищурился, а потом догадался.       — Так вы с Испытания?! — воскликнул Лоатт-Лэ. — Когда наш прадед выбирал нового наставника?!       Мужчина сухо рассмеялся.       — Даже годы династии текут быстрее, чем наши, — туманно ответил Дэохан, вновь позволив себе окунуться в прошлое. — Согласись, Эантар, мы потеряли всех, скованные бездействием и долгом.       — Не соглашусь, — отозвался Учитель, так же обтекаемо. — Я своих только нашел.       Дэохан вновь обратил взгляд на давнишнего конкурента, чуть прикрыл веки, а потом тепло улыбнулся, как мог бы порадоваться только истинный друг.       — Значит, рассвет, наконец, озарил твою душу. Рад, что увидел тебя в светлый час.       Эантар отвел взгляд и обернулся к близнецам. На контрасте с темным сейчас он выглядел особо молодо, словно столетия пролетели мимо него.       — Я не рассказывал о нем ранее, — признался Учитель, — потому что не знал, пощадило ли его время.       — А если бы знал, что он здесь по сей день, ты бы нас познакомил? — задал коварный вопрос Лаккомо, и застал наставника на редкость растерянным. — Или ты не был уверен в том, как нас примут?       Эантар согласно молчал, стыдясь признаваться в своих сомнениях. Но Дэохан ответил за него, желая развеять последние сомнения.       — В Испытаниях нет места зависти, как нет чести в том, кто таит обиду, — с легкой улыбкой ответил хранитель. — Тот заключительный бой свел наши судьбы тесно, как не сведет целая жизнь. Эантар одолел меня достойно, и не в боевом искусстве, а в мысли, что стоит за гранью слов. И если судьба распорядилась избрать его проводником династии, то мне выпала роль стать тенью, отброшенной под светом золотых Солнц.       Сложный и иносказательный слог звучал в каменной обстановке, как поэзия, скрывающая под собой множество смыслов. Эантар внимательно слушал старого знакомого и с каждой новой фразой словно светлел, улыбаясь свободно и благодарно. Лишь близнецы оставались еще при своей недоверчивости, но даже Лаккомо постепенно смирялся, не чуя подвоха.       — Но ведь вы прибыли не для того чтобы говорить о прошлом, не так ли? Посему оставим сантименты до чаепития, — с легкой иронией, склонив голову, спросил Дэохан. — Так чем же вам может помочь ныне Хранитель Морского Колокола?       Эантар, согласно порядку, не стал забирать слово у своего короля, и Эйнаор понял сей безмолвный знак, как отмашку к работе.       — Провести нас к нему для призыва подводного рода, — уверенно и твердо ответил Лоатт-Лэ, заведомо ожидая отказ.       Но Дэохан, к его удивлению, лишь покачал головой. А потом безмолвно неспешно направился к широкому окну, созерцая бескрайние просторы океана. Такого привычного с годами, но всегда нового.       Эйнаор неуверенно дотянулся мыслью до брата, но и Лаккомо не знал, какие соображения роятся в голове давнего Хранителя. Впервые Аллиет-Лэ столкнулся с кем-то кого он не мог «прочитать» и чьи мотивы ему были неведомы. Незаметно пожав плечами близнецу в ответ, он лишь надеялся, что они прилетели не зря. И вся эта история про подводный мир не обратится в пустую сказку, опутанную красивыми словами ради мистики. И чем дольше Дэохан молчал, тем больше Лаккомо боялся услышать смех над их ребяческой верой в давно потерявший актуальность миф.       Но…       — Я даже не надеялся, что застану сей день, — вдруг ответил Дэохан, поворачиваясь к венценосным особам.       — Так это правда? — впервые за разговор подал голос Лаккомо. — Они не выдумка?       В ответ на это Хранитель посмотрел на него с колкой иронией наставника, готового впервые доказать ученику, что камни тоже могут летать на ветру.       — Запомни, юный король, на Тории нет выдумок, — с улыбкой ответил Дэохан. — Есть только истина, обточенная с годами.       Внимательно слушая, Лаккомо остро прищурился на такое обращение, а потом вдруг ощутил, как старый дъерк вокруг них медленно заскользил кольцами, расправляя длинное тело. Стены остались недвижимы, но внутри них словно все ожило, и тьма потекла вниз по скале к океану.       — Но даже то, что истина, — продолжил свою мысль Хранитель, — может быть недомолвкой. И история, которую сохранили ваши архивы, может оказаться намного полней.       Дэохан отошел от окна, медленно подернув рукава широкой мантии. Приглядевшись, Лаккомо успел заметить на его запястьях переливающуюся паутину рисунков. Как перламутровая татуировка или какой-то оставленный след.       — Но нежели верить мне на слово, вам лучше узреть всё самим, — закончил Дэохан, подойдя к пустому участку стены и осторожно коснувшись ее подушечками пальцев.       А в следующий миг под его касанием прошла слабая волна такого же перламутрового сияния, и часть стены с каменным скрежетом поползла вглубь, утопая во мраке открывшегося коридора. И если Эйнаор изумленно замер, явно рассчитывая, что их поведут очередной долгой тропой вниз по обрыву, то Лаккомо, не мигая, смотрел на мерцающие рисунки на руках, словно видел вокруг них слабые вспышки света. Настолько же неявные, как сами дъерки, но такие же реальные.       — Ваш путь к тому, ради чего вы прибыли, — указав на коридор, ответил Хранитель. — Надеюсь, вы не боитесь темноты.       

***

      Они спускались по узкой лестнице с одним лишь люминесцентным фонарем, который нес впереди Дэохан в чашке за кольцо. Дольше, чем шли до его покоев, по лестнице с видом на обрыв.       Лаккомо слышал методичный капающий звук, который невольно возвращал его к старым туманным снам. Когда-то в них все было схоже. Та же непроглядная темнота. Те же бесконечные ступени в колодец. Вокруг только влажный камень, а внизу их дожидается черная глубина.       Но как во всякой реальности, действительность оказывалась сильно отличной от сна. Стены оказались слишком тесны. Сырость негостеприимно холодила лицо, а далекие капли, что выбивали эхо по коридору, казались лишь фоном и сопутствующим аккомпанементом, а не главным звеном.       И пока Аллиет-Лэ силился вспоминать то, что навевало ему воспоминания, Эйнаор старался попросту забыть о тесноте коридора. Неуютная каменная спиральная кишка с лестницей его напрягала неимоверно, но король держался, считая ступени. После тысячи он временно перестал считать, выбивая ритм шагов скорее как такт медленной барабанной дроби. А после еще десяти минут размеренного шага, Эйнаор с ужасом представил, как им придется потом тащиться в гору обратно.       Пожалуй, никогда еще Лоатт-Лэ не сталкивался с такой реальной пользой обучения, которую вбил в них еще с детства Эантар. Ведь это благодаря ему братья были научены бегу по Дворцовым лестницам. И благодаря ему они сейчас не напоминают две венценосные развалины.       Успокаивала Эйнаора еще братская связка, которая передавала холодное спокойствие, замкнутое в прекрасной концентрации. Хотя на самом деле Лаккомо просто старался не думать про тесноту монолитной скалы вокруг. Не думать про каменные нагромождения над головой, растущие с каждой новой ступенью. И не думать, что внизу их встретит маленький, выдолбленный в скале мешок с воздухом, который может залить по какой-то мелкой случайности во время циклона.       Самоконтроль Лаккомо звенел натянутой струной, не лопаясь только от необходимости беречь брата, которого сюда понесло по идиотской прихоти.       В то время как Эантар и его старый знакомый и вовсе напоминали скорее машины, нежели обычных людей. Не уставали, не просили перерыва и шли молча, даже не запыхавшись.       А когда спуск, казалось, продлился целую вечность, Лаккомо вдруг услышал среди монотонного капанья звук. Диковатый и странный настолько, что он не мог даже представить, что его издало. Ни человек, ни дъерки, ни электроника или какой-либо музыкальный инструмент. Словно воздух запел нежным голосом, пробуя ноты, а ему ответила приливная волна, сыгравшая на невидимом лезвии.       Дэохан обернулся в тусклом свете единственного фонаря, когда услышал, как позади него остановились.       — Вы слышите это? — чуть резковато спросил Лаккомо, нахмурившись.       — Что именно? — уточнил Хранитель, едва улыбаясь.       — Звон. Вой, — Аллиет-Лэ не мог подобрать определения. — Эхо.       — Да, слышу, — отозвался Дэохан, уверенно и отвернулся, чтобы шагать дальше.       Но Лаккомо не сделал ни шага, пока не получил ответ.       — Что это?       Хранитель неохотно обернулся, словно каждое резкое слово нарушало гармонию этих тихих звуков.       — Это их песнь, — отозвался он. — Они всегда говорят здесь. С дъерками.       Эйнаор неуверенно покосился через плечо на брата. Лаккомо недоумевал, почему того это не насторожило.       — Ты разве не слышишь? — уточнил старший.       Близнец растерянно моргнул, но под взглядом Дэохана мигом нашелся с ответом, оправдывая свое спокойствие.       — Я был к этому готов.       Хотя все нутро Эйнаора ощетинилось тревогой и жадным вопросом, с просьбой брату показать ему то, что он упустил. Лаккомо ответил, делясь образами и «пением», которое отчего-то слышал пока лишь он, вместе с Хранителем.       — Идемте, — попросил Дэохан, спускаясь все дальше и унося с собой свет. — Нам недолго осталось.       Именно темноты Лаккомо не боялся, но и ночным зрением намшера не обладал. А потому неохотно поспешил следом, чтобы не остаться во мраке за поворотом. И когда Эйнаор начал открыто нервничать, словно переняв на себя весь двойной комплект тревоги, старший положил ему руку на плечо.       Как и обещал Дэохан, оставшаяся дорога продлилась недолго, и вскоре вся процессия четверых мужчин спустилась в округлое помещение, где стены терялись во мраке. Только редкие кристаллы в резных колоннах мерцали в тусклом свете биолюминесценции, вырисовывая фигурные статуи, которые поддерживали потолок.       К какому-то детскому разочарованию Эйнаора, не было в этом помещении величественности и присущей всей Тории монументальности конструкций. Не было дворцовой роскоши, которую он ожидал встретить. Не было красоты, которая отвлекала бы от сырости и водного колодца в центре.       Но когда Даэхан поместил свой кристалл из фонаря в какой-то едва заметный паз в стене, мелкие вспышки света, как звезды озарили стены, напитываясь его энергией. И чем дальше тек этот жидкий свет, подсвечивая изнутри тысячи мелких камней, тем больше Лоатт-Лэ понимал, как он ошибся.       Своя роскошь и красота в детализированных статуях зала все-таки была. Мельчайшие чешуйки на вьющихся вдоль колонн рыбках блестели всеми гранями своих резных краев. Глаза хрусталиками мерцали как искры, а пол лег под ноги полированным обсидианом, лишь своей гладкостью отличающийся от слабо колышущегося полотна водного бассейна в центре зала.       И когда искры света окрасили весь зал, сверкнув даже в самых далеких стенах, глубокая тьма очертила центральный экспонат, напоминающий металлическую трубу в центре бассейна. Довольно тонкую, которую почти можно охватить ладонями. Но стоящую в воде так далеко, что до нее не достать.       Только приглядевшись, можно было различить, как время сказалось на камне. На переливающемся звездном монолите, который нынешними технологиями не поддается обработке и резьбе. А ведь когда-то тысячелетия назад, если верить легендам, этот зал создали предки вместе с подводным родом. Сейчас только мелкие сколы на чешуйках рыб говорят о миновавших годах. И кристаллические наросты на стенах, выступающие местами игольчатым пушком, который острее стекла.       — Это он? Колокол? — шепотом спросил Эйнаор, словно боясь нарушить спящую тишину древнего зала.       Только редкие всполохи далекой «песни» тревожили воздух, как набегающая волна, которая приносила эхо с глубины.       — Да, если корректно, то его часть, — ответил Дэохан, отдаляясь от троицы вглубь зала за пару колонн.       — Я представлял себе его несколько иначе, — прокомментировал Лаккомо, отчего Эйнаор остро стрельнул на него взглядом, будто тот замечаниями рушил важность момента.       Дэохан, однако, тихо хмыкнул в ответ.       — Все представляют себе этот инструмент по-своему, — сказал Хранитель, что-то вручную туго переключая за одной колонной. — Кто-то верит, что он похож на огромный рог. Кто-то считает, что он размером, как весь этот зал.       — Но никто не угадывал точно? — продолжил его мысль Лаккомо, ожидая на краю водной глади и недоверчиво глядя вниз.       Черное зеркало воды, слабо плещущееся почти у самых ног, зияло провалом, словно бесконечно глубокий колодец. Подумав и повинуясь какому-то подсознательному опасению бездонных провалов, Лаккомо все же отступил на шаг.       — Кроме Хранителей сюда больше никому нет прохода, — ответил Дэохан, и надавил на очередной тугой рычаг, от которого гул натужной спрятанной механики разлился по залу.       Эйнаор опасливо всматривался в стены, пытаясь уловить источник каменного звука. Собственное одиночество и отсутствие привычных гвардейцев сейчас ощущалось им особо остро, и если бы не брат, который ассоциировался с безопасностью, Лоатт-Лэ корил бы себя за легкомысленную поспешность. И за то, что поперся в недра горы только с Учителем.       — Но прежде чем вы отправите им зов, я обязан спросить вас, — заговорил Дэохан. — Зачем?       И Эантар и Лаккомо одновременно повернулись к Лоатт-Лэ, словно то был момент истины, ради которого они сюда прибыли.       — Ради спасения нашей планеты.       Хранитель даже вышел из тени, с недоумением, но искренней верой в услышанное.       — Все так серьезно? — спросил он. — Настолько, что Престолу нужна помощь даже подводного рода? А как же колонии?       — Престол не может доверять им, — острым тоном правителя отрезал Эйнаор. — В то время как подводный мир будет сам заинтересован в однажды данной верности.       — В таком случае… я не стану мешать, — крепко подумав, ответил Дэохан и вновь скрылся в тени за колонной.       А потом он где-то грюкнул цепями, и нечто черное и массивное затмило искры в стене рядом с ним. Эйнаор как в детстве, не глядя, вцепился в ладонь Лаккомо и навострил все свои чувства. Но, присмотревшись, братья в тусклом свете разглядели тяжелый металлический боек, подвешенный на цепях, словно таранное полено. Влажный отблеск играл на кристалликах, поросших в спиральных рисунках этого произведения древности.       — И… что с этим делать? — уточнил Эйнаор с каким-то нахлынувшим чувством неловкости в сей сакральный момент.       — По-видимому, именно им и позвонить, — кивнул Лаккомо на трубу, выступающую из воды.       Младший вновь нахмурился на брата за столь скептичный настрой, но Аллиет-Лэ остался равнодушен.       — И почему все оказалось так просто… — проговорил Эйнаор, осторожно подходя ближе к бойку.       — Потому что время не щадит сложностей, — ответил ему Дэохан. — И, как правило, все сакральные тайны решаются предельно простым путем.       Эйнаор медленно подошел к массивному бойку, висящему у него почти на уровне головы, и осторожно тронул ладонью в перчатке комбинезона. Тот от тяжести даже не покачнулся, и Лоат-Лэ одернул руку.       — Холодный, — признался он и вдобавок отметил, — и явно создан кем-то повыше и покрепче нас…       Лаккомо смиренно покачал головой и шагнул следом. Обойдя боек с другой стороны, он примерился к рисунку и всей конструкции. Эйнаору не потребовалось объяснений, и он ухватился за пазы, готовый действовать по команде.       Не прозвучало слов, и братья надавили на боек одновременно. Туго и тяжело, но он все же плавно пришел в движение. Эантар и Дэохан не препятствовали, но и не помогали близнецам, следуя своим соображениям о невмешательстве. Но и братья не звали на помощь.       Боек раскачивался медленно, но амплитуда постепенно возрастала, и вскоре, на очередном качке, он почти достиг металлического остова в бассейне. Эйнаор мысленно просиял, что вскоре вся эта полоса препятствий дойдет до ожидаемого итога. И когда он подналег на боек очередной раз, тот ударил в металлическую конструкцию, разнося под воду долгий протяжный и будто бы даже нарастающий гул.       Эйнаор тихо хохотнул и отпустил боек. Хотел было опереться на колонну, но вовремя заметил на ней стеклянистый пучок хрупких кристаллов.       Мистический и низкий гул Колокола долго звенел в воде, передавая звук на глубину. Мелкая рябь волн дрожью расходилась по бассейну. Казалось, будто дрожал даже сам воздух, тревожно зазывал к вниманию.       — И как долго теперь ждать? — с неумолимой практичностью мрачно спросил Лаккомо, стараясь отдышаться.       — Пока не всплывут, — ответил Дэохан, казалось, даже пожав плечами и понимая, насколько его ответ был неинформативен.       — Да, я помню, — прошипел Аллиет-Лэ, злой от усталости. — Последний раз к ним взывали пять тысяч пятьдесят лет назад, но я, надеюсь, нам не придется ждать ответа пять тысяч часов.       Но даже укоризна Эантара не заставила Лаккомо хоть немного придержать язык.       — В конце концов, — добавил Аллиет-Лэ прямо. — Это мы делаем им одолжение, сообщая о проблемах снаружи…       — Лаки… — позвал брат.       — И если это не сработает, я всерьез задумаюсь о том, насколько плавуч мой корабль…       — Лаки!       — Что?       — Я что-то слышу…       Далекий затихающий гул колокола в глубине наполнился тихим скрежетом, резонирующим по надводной части трубы. Словно кто-то далеко внизу царапал ее стальными когтями или скользил по полозьям.       Эйнаор на несколько шагов отступил от воды, Лаккомо последовал его примеру. Даже Учитель сошел с места, приблизившись к братьям, готовый при необходимости их прикрыть.       Скрежет нарастал, затмив собой протяжный звон, а потом Лаккомо вновь отчетливо услышал уже знакомую «песнь». Она завывала, оформляясь мотивом и чувствами, играя на эмоциях, которые собирались в слова.       «Как долго….»       «Мы ждали…»       «Наши голоса….»       «Забыты? Услышимы?...»       Мелодия нежного эха разлилась по залу, как дыхание ветра, тронувшее потоком воздушный гонг. Одиночный сигнал, как мелодичная пинговка кораблей, или как дыхание звезд, записанное на аудиодорожку.       — Эйнэ? — напряженно позвал Лаккомо.       Он хотел спросить у брата, слышит ли он, понимает? Но по растерянному взгляду сразу понял, что нет.       — Если ты знаешь, что делать… — шепотом ответил Эйнаор, полностью отдаваясь на действия брата и зная, что тот не подведет.       «Говори с нами… спой нам, если слышишь… дитя Истока без дна», — в тон донесся новый зов.       И пока Эйнаор спешно цеплялся за связку, нащупывая смысл, который понимал его близнец, Лаккомо выдохнул, сосредоточился и ответил, как привык говорить со своим дъерком.       «Я слышу. Но мой голос не звучит для тех, кто невидим».       Казалось, что в ответ рассмеялись. От счастья, ответа и молодого восторга. А потом огладили мысли текучим прозрачным полотном плавника.       «Наш лик так важен? Мы глубоко. Глубже, чем вы готовы спуститься».       «Мы уже спустились с Лазурного Престола. Покажите и вы цену данной клятвы».       И вновь переливчатый звон в голове. Как россыпь ракушек и всплеск пузырьков под водой. Сомнения? Тишина была размышлением. Показалось, что долгий хор под водой стал отчетливей и наполнился многоголосьем.       Всплеск воды над бассейном разбил тишину зала. Темная гладь пошла рябью, когда под ней что-то мелькнуло. Как черный бок, гладкий, словно впитавший в себя весь подводный мрак.       «Ты не один, чадо Истока. Кто тот, с кем скреплена твоя жизнь?»       Чуткий хор слабо коснулся связи, пробуя наощупь нерушимый канал. Лаккомо не дрогнул, но пристально вглядывался в зеркальную тьму, за которой ему чудились силуэты. В чем-то древние, как те же дъерки, в чем-то не менее наивные и такие же осторожные.       «Мой утробный брат».       «Вновь два Светила? — мигом заинтересованно ответили по другую сторону мира. — Как всегда, когда нам прокладывают путь?»       «О чем вы?» — остро прищурившись, спросил Лаккомо, хватая брата за руку, чтобы тот мог быстрее настроиться и услышать.       Эйнаор на миг пошатнулся, когда певучие слова пронзили его разум, баюкая в глубинах подводной размеренной стихии.       «Свет хранит жизнь. И Свет ведет маяком, — еще один тихий всплеск шепнул в зале, и снова очертания блеснувшего гибкого тела мелькнули во тьме. — И если миру нужен маяк, то ему пора отправляться за Светом. Мы слушаем, Дети Истока. Вы говорите».       Братья без слов обменялись быстрыми взглядами. Конечно же, они запоминали все до последнего слова. До последнего жеста и всплеска, который будут разбирать и трактовать позже, но сейчас что-то подсказывало, что не время для долгих бесед.       «Наш Свет может угаснуть», — ответил Эйнаор, сразу начиная с главного.       И под толщей воды кто-то резко дернул хвостом.       «…И вскоре некому будет вам говорить», — добавил Лоатт-Лэ, чувствуя и понимая, что даже Эантар и Дэохан остаются глухи.       Раздосадованное и даже злое дрожание прошло рябью по пленке воды и будто мигнули под волнами слабые искры фиолетовых огней.       «Чья это вина?» — ответили сухо. Как скрежет клинка, что почти покинул свои ножны.       «У нас много врагов, — ответил Эйнаор. — Но большая часть для вас не доступна».       «Как жаль», — скользнул по сознанию коварный ответ.       «Но вам надлежит присмотреть», — добавил король.       «За вами?» — вопрос без смешка и иронии.       «За теми, кого отметил Исток после нас».       Эйнаор набрался смелости, отпустил руку брата и сделал короткий шаг к пучине. Подумав, и вовсе присел, чтобы видеть отчетливей, но за водой в темноте все было туманно. Едва лишь гибкое движение, бесформенное, смазанное за волнами. Только несколько огней слабо мерцали внутри, но были ли то глаза или нечто иное Лоатт-Лэ не знал.       «Вы можете это сделать?» — спросил Эйнаор пытливо.       «Мы можем мстить, — был долгий ответ. — Можем карать. Можем забрать в свои недра. Мы можем кормить. Выносить из пучины. Мы можем предать ваш город Волне. Вода доносит нам голоса. Моряки поют песни о Свете. Мы можем слушать. Можем отвечать. Но мы не можем присмотреть».       «Тогда мстите, — отчеканил Эйнаор, на что даже Лаккомо негодующе встрепенулся. — Любому, кто пойдет в обход нашего рода и пожелает себе Престол. Любому, кто Престол уничтожит. А так же любому, кто погубит ваш Свет. Потому как с гибелью последней искры Света погаснет Исток».       Пучина ответила хищным шипением. Волна взметнулась и вспенила дальний край черного бассейна. А сердце короля застучало, казалось, в самом горле. Но он не позволил сомнениям завладеть собой, стойко и жестко требуя одного.       «Принимаем», — вдруг шепотом ответило эхо хора со дна.       И когда Эйнаор хотел уже встать, чтобы расслабиться и уйти от бассейна, из воды показалась рука. Черная во мраке зала, блестящая от влаги, словно бы не стекающей до конца с нее. Острые когти разжались, тонкой пленкой натянулись перепонки меж пальцев, и похожий перламутровый узор заиграл на них как разводы на пленке воды.       «Договор», — шепнули оттуда.       И прежде чем Лаккомо успел предупредить и заставить брата задуматься, Эйнаор стянул перчатку, протянул ответно ладонь и пожал за запястье. Сильные влажные пальцы сомкнулись на ощутимо хрупких костях и мягко, ненавязчиво сжали. А потом пробило морозом. Жгучим, как слабый ожег. Но король стерпел, не стал вырываться, а заглянул глубже через касание за грань воды. Туда, где светились огни. Туда, где плавно извивался хвост. И за мысль его потянули глубже, к недрам, где сияли спирали городов и огней. Где бесценны были крупицы света, а источник без дна, словно нить прорезал бусину мира.       А потом его опустили, и холодная кисть скрылась вновь под водой. Эйнаор с трудом проморгался, встал, потирая запястье. И только в свете тусклых огней различил перламутровый блеск, паутинкой оставшийся у него на поверхности кожи.