Проект: Полиморф. Созданный монстр

      Кабинет президента компании «Амина»       Месяц спустя              Тяжёлая мраморная декоративная чернильница пролетела через весь кабинет и с треском разбилась фонтаном мелкого крошева о стену. Блеснула рябь по силовым нитям и защитным контурам глифам. Ашир в бешенстве издал невнятный рычащий вопль и схватил со стола следующее, что попалось под руку. Через секунду о стену разбилась любимая каменная статуэтка крылатого мультяшного демоненка, купленная как-то раз на дешевом рынке нижнего уровня Цинтерры. Только вид отколовшейся рогатой головешки заставил Ашира немного прийти в себя и очнуться от ярости. Статуэтку он любил, и такая случайная потеря невольно его отрезвила.       Ашир устало упал в кресло и схватился за виски. Все что он так долго старательно готовил было бездарно просрано за время его отсутствия. Не было сомнений, что его задержку организовали намеренно. Его работодатели очень хотели, чтобы их ставленник канцлер «попробовал» обойтись самостоятельно. Подумаешь сложность! Всего-то руководить тем, что уже отлажено. Придурок. Попробовал и все упустил. «Искатель» потерян с радаров. Личный монстр засунут в неизвестную машину и тоже потерян в общей массе на флоте. Хорошо, если он вообще ещё жив! Чтобы его найти придётся пересмотреть лично все сигнатуры кристаллов, а это недели и месяцы лишнего труда.       Неизвестно ещё чему его обучили...       Ашир вновь начал закипать от злости. Обучением такого существа он планировал заняться лично. Его воспитание и дрессуру нельзя упускать. Особенно на первых этапах. Вложение инстинктов, проверка характера, поведения, тесты на реакцию... А он успел только зачистить ему память.       Если федералы выпустили Это в боевые условия, то страшно предположить, какого монстра они могли создать одним своим действием. Без закладок человечности, без морали, принципов справедливости и знания происходящего. Какие выводы может сделать такое существо? Как оно будет относиться к тем, кто отправляет его на бой?       Ашир сложил руки на стол и активировал информационную сенсорную панель. Хоть что-то работало как раньше безупречно. Личная команда операторов и помощников, которых он самолично поднял и воспитал из беспризорников, давно состарилась и кончилась естественным путём. Это было сравнимо со смертью целого клана. С гибелью большой и дружной семьи! Лишь двое особо преданных умудрились передать своё дело потомкам. Один из них тот, с редкой гетерохромией глаз. Вспомнив покладистого парня, которого Ашир спас от задержания стражей на нижних ярусах Цинтерры после хакнутого обменного аппарата, мужчина в отчаянии процарапал свой стол. Умный мальчишка привязался к нему почти как к старшему брату, и никому не выдавал секретов о его истинной сути. Даже не смеялся над его внешним видом. Сумел ли он воспитать столь же преданно своего сына? А внука? В истории компании существуют пометки, что одно время этот верный мужчина с разноцветными глазами перенял на себя управление «Аминой» и организовал школу для сирот при компании, откуда набирал талантливые кадры. Вот его фотографии в архиве на награждении малолеток сертификатами и вручении приглашений на работу более старшим. Даже на старости он остался так же авантюрно открыт, как раньше. Ашир печально провел пальцами по морщинистому лицу на фото. Жаль, что его не стало. Безумно жаль, что Ашир не успел назвать его другом. Но именно когда он был так нужен, он исполнил свою роль и удержал компанию на плаву лучше любого акционера и финансового заместителя. Однако, даже его ставленникам Ашир пока опасался доверять. Все равно ближайшую команду придётся набирать и воспитывать заново, тогда же под проверку попадут и эти молодые таланты.       А все из-за того что Хозяева вызвали его на родину. Личный допрос и назидательные меры для «улучшения продуктивности». Как же он их ненавидел... И насколько бессильным себя ощущал. Особенно сейчас, когда все первоначальные планы пошли крахом. Нет у него ни светлого идейного лидера, ни персонального убийцы. Все самое лучшее упущено по бездарности и безалаберности бюрократов. Одна ошибка картографов — и «Искатель» пропал в аномалии. «Невозможность обнаружения корабля современными техническими средствами дальней разведки без отправки спасательной группы», — как написали в отчете. А потом они поскупились на спасателей! Им стало жалко денег! Огромная Федерация, которая сейчас ежегодно стала отправлять по несколько десятков исследовательских кораблей с полиморфами, каких-то тридцать лет назад пожлобилась на спасателей! А всего-то оттого что «Искатель» перестал интересовать нацию, и народ забыл об их наличии. Конечно, ведь помимо них появились сотни других ученых, которые, получив полиарконовые тела, лезут и в жерла вулканов на публику, и привозят сногсшибательные фотографии из радиоактивных и аномальных зон. В то время как миссия «Искателя», растянутая на столетия, не выдержала проверки временем из-за тишины в эфире. Нет зрелища. Нет вечных склок среди команды. Ничего нет.       И финансирования из-за отстутствующего интереса тоже нет.       Многие решили, что корабль погиб. Теоретики выставили свой финальный вердикт, основанный на домыслах и последних официальных заявлениях. Всё, не ждите. «Искатель» пропал. Другие сочли пропажу хитрым ходом метрополии, дескать Цинтерра укрывает важные сведения. А кто-то навел тумана, решив, что первые полиморфы сошли с ума и их «забыли» намеренно, чтобы не распространять панику. Ведь кто знает, как плавятся мозги в кристаллах. Возможно, это ждет всех остальных рискнувших.       Какая чушь!       Хуже только то, как они упустили его избранного убийцу. Сменившийся персонал «Амины» спустил абсолютно все кристаллы из архива и личных запасов в систему флота. Правда Ашир считал это и своей ошибкой — слишком перестарался с предосторожностью и смешал его с остальными. Думал, что его самого вернут обратно в работу в то же время, когда позвали на родину. Наивно... Его намеренно выпустили с большой паузой спустя почти две сотни лет. И то, вероятно, когда поняли, что их обожаемый наместник перестал справляться с обязанностями.       Ашира допрашивали неделю, но он не подозревал, что сюда по временной шкале его отправят на столько лет позднее. Знай он об этом, то придумал бы множество поводов и аргументов чтобы его вернули без потери времени. А так...       Автоматика системы подтвердила идентификацию его личности и открыла доступ к файлам. Ещё придётся в ближайшие дни сменить внешность — благодаря системе и верной команде потомков бывшего оператора и главы его компания перешла под управление новой личности, существующей пока лишь виртуально. Аширу при таком раскладе осталось лишь стать физическим воплощением. Не очень удобно, зато уже пару раз срабатывало. Иначе тут просто не поймут феномен бессмертного главы, который стоял бы на своём посту уже около трёхсот лет.       Ашир по привычке стал пролистывать сводку новостей. Гражданские полиморфы, токшоу «Полиарконовая правда» с участием машин, спортивные игры «Железные нервы» и прочая хрень только ещё больше раздражала. Политическая лента блистала своей скупостью и расхваливанием Цинтерры. В каше слащавых понтов и притянутого за уши пацифизма терялись новости о недовольных планетах. И как назло финишем всего бреда бросилась в глаза фраза: «в урегулировании конфликта вновь приняла участие наша прославленная эскадра во главе с генералом Сан-Вэйвом». Ашир помотал головой и размял виски, не понимая какого хрена у них там происходит и отчего торийцы так зажрались, что стали воевать на стороне федералов.       Хотя торийцы с последних событий с Вайоном бесили Ашира просто фактом своего существования. Непонятные, непредсказуемые, неконтролируемые космические аборигены, которым почему-то упорно лень поставить Цинтерру раком, а вместо этого они регулярно срутся с ней за пошлины. Идиотский народ. Или у них это национальное развлечение — издеваться над общественностью, строя наивные глазки безобидных желтолицых рыбаков, а втихаря от правительства Федерации разворачивать шпионскую сеть?       Ашир задумчиво кривясь проследовал в новостной ленте на торийский раздел. Надо было наверстать и понять, где эти придурки за все время успели отметиться.       И как обычно раздел пестрел бестолковой ерундой. Повышение пошлин на рыбу, отказ национальных акробатов и танцоров в гастролях по Федерации, много мелочи про участие торийского Величества в переговорах с главами других планет. И прочее с приложением коротких видеоблогов, записей, заметок и фотографий. Гонористые рожи хореографической группы, уходящей с трибуны какого-то Цинтеррианского театра, фотографии прилавков экстра дорогих магазинов рыбы, записи с молодым правителем, который выглядел как мальчишка среди обрюзгших сенаторов…       Президент компании «Амина» задержался взглядом только на лице очередного Величества.       Эйнаор Сан-Вэйв, значит… Потенциальный тип, который может доставить массу проблем. Судя по возрасту, с поправкой на торийскую генетику и хорошую сохраняемость он скорее походил на внука предыдущего знакомого Величества. Отца, значит, удалось пропустить…       У Ашира Эйнаор не вызвал особых эмоций и шерсть не грозила встать дыбом на загривке, хоть ее там сейчас и не было. Своей интуиции президент компании обычно доверял, и пока она не подавала признаков для беспокойства. Наоборот, аристократичный ухоженный ториец выглядел безобидно и явно не походил на агрессивного типа, бросающегося на любые выверты Федерации, каким был его дед. Если его не прижимать в угол, как решил Ашир, то Эйнаор будет покладистым и тихим, больше заинтересованным в безопасности домашней планеты. Лезть в чужие дела он не будет. В меру государственной необходимости, но не более. В отличие от Эхайона, который пер напролом, копаясь даже в том, что для него не приготовлено. Чего только стоила та кража Вайона с Энвилы. То, что это была именно кража, пусть и аккуратно обложенная вежливостью и ваткой Ашир не переставал считать.       Мужчина уже собирался покинуть торийский раздел, фоном прослушивая запись с видеоблога о последнем собрании глав государств, когда его уши резанула странная фраза журналиста. «…однако в заключение вечера, после щедро предоставленных ответов, вице-король Тории отказался комментировать причину нынешнего отсутствия своего брата».       Что?...       Кто?       Ашир немедленно вывел окно из фонового режима на передний план панели и промотал видеоблог назад. Что еще за вице-король Тории? Отродясь такого понятия у них не существовало. Какого хрена вообще происходит?       Президент компании уставился в экран, где перед толпой журналистов и летучих камер спокойно и вежливо отвечал на вопросы сухощавый и стройный ториец. Одетый в парадный белый китель военного покроя, с династическими регалиями, золотыми и лазурными лентами он смотрелся значительно старше своего брата. Взгляд Ашира суетливо, но настороженно высматривал любые важные детали и рядом с золотой эмблемой танцующего журавля приметил неброский значок федеральского флота.       Мужчина невольно завис.       Это как понимать?       «Генерал Сан-Вэйв, а как вы можете прокомментировать последние события на Фарее и свое участие? Стоит ли нам ожидать повторного бунта их властей?» — быстро тараторила журналистка за кадром.       «На Фарее более не осталось влиятельных властей, за исключением небольших легальных группировок. Для беспокойства уже нет причин», — ответил вице-король с мягкой улыбкой, сложив обе руки за спиной и выдерживая безупречную осанку пополам с военной выправкой.       Ашира передернуло от такой улыбки. Доброй, в чем-то даже заботливой… как улыбаются убогим идиотам, чтобы слишком сильно их не пугать.       Даже несведущему о последних событиях президенту компании стало понятно, что приказом этого типа все лишние «власти» были перебиты, оставив под его личным контролем только самые угодные.       Информации было много, и Ашир встряхнулся, прогреб пальцами волосы и начал разбираться по порядку.       Сперва символика. Значок федеральского флота и явное звание генерала говорит о том, что этот Сан-Вэйв служит на флоте. Поправочка — член торийской королевской династии служит по какой-то непонятной причине в федеральском флоте. Воюет, побеждает, да еще и прославился!       Дальше.       Журналисты назвали торийское Величество его братом. Но выглядит он старше, чем Эйнаор. Однако, по всем законам этих желтолицых на Престол всегда садился только старший. Без исключений и поправок. Просто Всегда. Какой вывод из этого следует? Возможно, у братьев какая-то хрень с генетикой и младший, который генерал, сильно «высох» на флоте…       …Но ведь никогда ранее младшего брата не называли вице-королем.       Ашир ткнул пальцем в значок паузы и уставился в лицо генералу. Бегущая строка снизу как раз замерла на полном имени.       «Лаккомо Сан-Вэйв».       Вице-король Тории. Статус, приравненный к полноправному заместителю правителя. Родной брат, которому Величество доверяет как самому себе.       Ашира посетила дурная мысль, но он ее мигом отбросил.       Нет. Не может быть.       Но рука невольно потянулась открыть соседним окном изображение Эйнаора и сопоставить оба кадра рядом. Даже с учетом разницы во внешнем возрасте сходство между братьями читалось с первого взгляда.       Близнецы…       Ашир откинулся на спинку нового кресла, сменившего своего давно иссохшего со временем предшественника, и потерянно уставился в стену.       Это получается, что сейчас на Тории правит новый, светлый, хорошо маскирующийся под молодого король, а по космосу шарится и воюет его мрачный, злобный брат-близнец. И что стрельнет в головах у обоих, и какая их посетит идея — федералы не могут предугадать. Более того, они Позволили Лаккомо встать в их ряды и дали ему в пользование целую эскадру. Торийцу! Вице-королю! А глядя в его холодные глаза можно смело опустить приставку «вице».       Федералы и канцлер там совсем умалишенные что ли?       Ашир скептически сморщился.       Может быть, он что-то не так правильно понял?       Желая уточнить информацию собственного анализа, президент компании закрыл все видео и спешно начал рыться в сводках по имени. Он сомневался, что вся самая интересная информация будет доступна в общей сети. Скорее всего придется отдавать запрос своим аналитикам. Но хоть что-то обычно в краткой биографии выцепить можно.       «Победоносная Тридцать Пятая эскадра во главе с генералом Сан-Вэйвом…»       «Эскадра отметила свое пятидесятилетие…»       «Генерал оставил бои с Артанскими сепаратистами и прибыл на Флайтон на своем «Стремительном». За пять часов ожидания правительство смогло продержать оборону планеты, после чего флагман Тридцать Пятой эскадры изменил ход боя в сторону сил Федерации».       «Единственный в своем роде белоснежный «Стремительный»»…       «Торийский флагман».       Ашир сдержал порыв свести глаза в кучу и попросту протер их. Подача новостей раздражала и утомляла. Точной информации по эскадре и генералу нигде не было. Только много частных блогов свидетелей. И те сомнительного качества, полные странного восторга.       «…Когда я увидел всплывающий из прыжка белоснежный шистикилометровый флагман, я понял, что мы спасены!»       Сколько?       Президент компании встряхнулся и разом взбодрился.       Насрать на эскадру, что там заявлено про корабль?!       Шесть километров дерзко белоснежного космического орудия, летающего от Артаны до Флайтона за пять часов?! Когда раньше это расстояние без транспортных колец проходили за тринадцать суток?       Это теперь нормально для всей Федерации или только торийцы опять так выпендрились?       Ашир окончательно растерялся и начал прикидывать список запросов своим аналитикам. Но отчего-то чутье подсказывало, что ситуация с близнецами куда хуже. Для Федерации — хуже. И если одна тихая породистая морда сидит спокойно на планете, то вторая, агрессивная и безжалостная, носится неуловимо по всему галактическому рукаву, лишь по какой-то блажи работая на флот. И если всё действительно так, то у него самого с планами на полиморфов большие проблемы. Трогать и хоть как-то прижимать Торию категорически нельзя. А угрожать и расстраивать Эйнаора особенно чревато. Потому как после этого через несколько часов к планете явится шестикилометровый корабль, и тот, кто будет сверху, любезно поинтересуется из-за дула всех своих орудий, что собственно говоря, у них происходит.       Президенту компании поплохело и начало мутить от представлений всех перспектив. Нет, однозначно, этих двоих трогать нельзя. Все планы придется пересмотреть так, чтобы обходить их стороной по наибольшей траектории. Ашир даже стал переживать, что с братьев ничего не станет уничтожить его личного монстра, когда он его найдет. Любая угроза в звездном скоплении будет вычищена. Любая попытка поднять второй фронт — будет разбита «Стремительным». С братьями надо или договариваться о невмешательстве, или убирать. Но для первого нужно рассказать о всей ситуации в целом, чего Ашир не хотел, а второе попросту его силами невозможно.       Оставалось только придумать запасной вариант. Мужчина надеялся, что удастся обойтись без этого, но ситуация складывалась так, что не оставляла выбора. Аширу нужно было получить оружие. Такое, которое сможет выполнить всю его задачу за один удар. К сожалению, он пока не знал, как этим ударом не зацепить тех, кто ему дорог. Но над этим он решил подумать отдельно.       На строительство устройства уйдет много времени. Если ситуация зайдет в тупик и придется действовать мгновенно, то у него будет готов ответ. Если повезет, то оружие не придется применять. Ашир никогда не понимал тех, кто не готовил запасных вариантов победы.       Убедить канцлера в своей идее он сможет, не первый раз придется свистеть в уши. А вот обойти стороной торийский братьев будет сложнее. Сан-Вэйвы всегда были говнистой династией, и эти вряд ли составили исключение. Но чем-то задачка Аширу даже понравилась. Сама идея — легально построить мощнейшее оружие так, чтобы не вызвать ничьих подозрений… Наверняка никто не задумается куда пойдут на утилизацию миллионы нейролитовых кристаллов после разбитых полиморфов.       

***

      Из воспоминаний личного архива Л. Сан-Вэйва.       Шестьдесят шесть лет назад.              — Наперегонки! От пирса до дворцовой пристани!       Так начиналась почти каждая авантюра. От площади до леса, от леса до Храма, от Храма прямиком по воздуху через предгорья и лежащий в долине город, вплоть до самого океана. И самый шик — пролететь Врата двух Змеев, сторожащих вход в Лазурную гавань столько, сколько помнит себя Тория...       — На счет три! — улыбчивый мальчишка в лёгком непромокаемом комбинезоне лихо запрыгнул на гидроцикл. Мазнули чернильным росчерком по ветру волосы, собранные в низкий хвост. Его близнец, почти неотличимая копия, юркнул на соседнюю машину и с коварной ухмылочкой вцепился в штурвал. — Раз...       — Три! — взбурлила вода, гидроцикл резко просел и сдал назад. Парень налёг на штурвал и мгновенно дал газу. Рёв двигателя заглушил возглас брата, но спину так и обожгло его негодующим взглядом. Спустя мгновение мальчишки во весь дух неслись к ближайшему городскому каналу, и ни один не желал уступать.       Жители Тории почитали воду за божество. Их мир, выстроенный на суше, был ничем, по сравнению с богатством и мощью Великого Океана. На протяжении многих тысячелетий он давал людям всё: пищу, одежду, полезные ископаемые... он же приносил и смерть. Недаром Змеевы Врата издавна называли «порогом Бездны» — много смельчаков погибло, пытаясь покорить Великий Океан. Сейчас, конечно, времена уже не те, но до сих пор корабли, пройдя меж увенчанных воздушным и водным змеем отвесных скал, могли сгинуть навсегда. Люди задабривали грозную стихию, строили вместо дорог искусственные каналы, украшали Лазурный Берег фонтанами и водопадами, омывавшими стены королевского дворца. И все это по старой традиции, почти забыв, какие тайны хранит в себе Океан и что на самом деле топит рыбаков.       От скорости захватывало дух. Ветер швырял в лица брызги, старался сбить мальчишек с сёдел. Гидроциклы почти летели над гладью канала, вспенивая воду. Да пропади оно всё пропадом хоть на час — ежедневные изнурительные занятия, лекции по точным наукам, языкам, праву, долгие часы физических тренировок. Учитель не давал братьям продыху, день за днем напоминая, что они должны стать «лучшими бойцами». Казалось бы — зачем тренироваться на шестах или в рукопашную? Если вся Федерация пользуется стрелковым оружием. Ответ всегда следовал один и тот же: «Сила духа развивается умениями. Пока вы умнее большинства — вы опаснее. Пока вы сильнее большинства — вы независемее. Пока вы умеете то, чего не умеют остальные — вы превосходите их и не дадите себя опустить. Тренировки лишь переключают ваше моральное развитие на развитие физическое, давая вашим головам отдых. Возможно, когда-то полученные навыки спасут вам жизнь. Но даже не вступая в бой, собеседники будут видеть и понимать, что вы сильнее. Люди всегда невольно боятся воинов. А уж убийцу приметят по глазам. Вам пригодится их страх».       «И нам тоже придется убивать?» — как-то спросил на это Эйнаор.       «Любой приказ и приговор, даже выписанный словестно — это уже убийство. Да, вам придется. Иначе убьют вас», — ответил тогда Учитель.       Гидроцикл резко вильнул влево, на бешеной скорости огибая медлительный катер. Парня окатило с ног до головы. Мелькнула запоздалая мысль — надо было взять защитные очки!       «С очками каждый дурак сможет!»       Мальчишка стиснул зубы и приготовился лавировать меж суденышек. В кои-то веки брат его обогнал, но теперь надо взять реванш. Проносились мимо улицы и дома, яркие катерки и прохожие на тротуарах превратились в размытые пятна. Быстрее, ещё быстрее! Чтобы никто не смог разглядеть их лица!       Обычные курсанты Академии гоняют по каналам ночью, в свободное время, когда катеров на воде меньше. Но эти двое иногда рисковали посильнее.       Промокший хвост хлестал бичом по спине. Быстрее, быстрее, догнать братца и красиво обогнать! Пусть на «отлично» запоминает все тонкости Права и целые исторические талмуды, а ловкость и скорость всегда оставались его и только его талантом.       …Уйти вправо, пропустить судно, резко дать газу, чтобы проскочить над волной и не потерять доли секунд. На миг гидроцикл взмывает в воздух, как на горке, и затем всем брюхом падает на воду, вспарывая её до пены острым носом. Вот ещё чуть-чуть… слегка отклонить седло влево, выйти из встречного потока. Кажется, что до братца можно достать рукой. Вот бы он удивился похлопыванию по плечу на такой скорости! Слегка поднажать вперед, сместить центр тяжести. Вот они идут уже вровень!       — Лакки! Прямо! — заорал во всю глотку братец, вытаращив глаза от ужаса.       Впереди им наперерез неспешно выруливало со стоянки длинное торговое судно.       Что судно нельзя ни обойти, ни пропустить, Лаккомо понял только потом. А в тот момент он не задумываясь взметнул свой гидроцикл в воздух, почти перед самым боком транспорта, и за секунду до столкновения нырнул с ним под воду.       Гулко рычал двигатель, дно корабля почти «причесало» спину, но вот тяжело нависающая тень кончилась, и наверху забрезжил свет. Парень выправил штурвал и как пробка выскочил из-под воды, разбрызгивая сверкающие капли. Тут же подъехал и остановился рядом брат.       — Ты дурак!? — завопил он с дикими от страха глазами. — Ты что, его не видел?!       — Нет, — откашливаясь от попавшей в нос воды, кое-как ответил Лаккомо. — Хотел тебя по плечу похлопать.       — Что?! Точно дурак. А эти ходят тут не по правилам! — заорал уже на торговое судно парень. — Узнаю кто — лицензию отберу!       — Ой, Эйнэ, забудь, — вытряхивая воду из ушей, буркнул второй.       — Нет, ну ты видел! И ещё говоришь забыть? Это же бардак.       — Бардак был бы, если б я пришёл вторым, — не дав брату очухаться, мальчишка налёг на штурвал и унесся к возвышавшейся неподалеку громадине дворца.       Но весь азарт, бесспорно, был убит. Гоняться дальше едва не погубив себя и все отцовские и учительские надежды не хотелось. Без особого задора и спешки братья добрались пышно убранными лепниной и позолотой каналами до дворцовой набережной.       Зелень здесь цвела особо раскидистая и буйная: близость к Источнику и Храму сказывалась невероятно. Сквозь зелёно-золотистую листву, подобно стеклянным сталагмитам вздымались к облакам административные высотки, а треугольный силуэт жёлтокаменного дворца и вовсе терялся в ней своим основанием.       Братья уже поднимались по ступенькам на набережную, когда их окликнул знакомый женский голос.       — Эйнаор? Лаккомо?       Парни, как по команде, замерли и неохотно обернулись. Можно было не сомневаться, что сейчас грозит выволочка. От этой леди она почти всегда грозит…       — Да, тетушка?       Оба синхронно приосанились и состроили самые непричастные лица. Вежливый поклон согласно этикету, учтивость и грация в каждом движении. Вот только вода стекает по лицам и капает на мостовую с обоих носов.       Мадам вольным жестом остановила свой эскорт и придирчиво оглядела племянников. Полы длинного и стоячего, как колокол, наряда подметали и так отполированный до блеска камень мостовой. Сама она болталась в этом наряде как карандаш в стакане. Голову покрывал расшитый драгоценными камнями и дорогим бисером венец — это значило, что тетушка отправляется в очередной объезд провинций. Выходит, настроение у неё сейчас прескверное и благодушия по сему случаю ждать не стоит.       — Мне весьма интересно, — начала она острым тоном, глядя на мальчишек сверху вниз, как тощая хищная птица, — с чьего разрешения два молодых принца выглядят как последнее отребье и подвергают себя опасности? Или это очередное задание?       Наследники Престола украдкой переглянулись и замялись. Можно было бы не отчитываться перед тетушкой совсем, но тогда она непременно донесёт о своей встрече с братьями их отцу. Обоим стало неловко за развлечения без спросу — отец ведь будет стыдить.       — Ну-у…       — Да, это я дал им задание развеяться, — раздался за спинами мальчишек негромкий голос. Они невольно оглянулись, и у обоих с души будто скатилось по огромному булыжнику. Не иначе как духи надоумили Учителя пройти здесь сейчас. Просторная синяя мантия развевалась на ветру, скрывая очертания сухого жилистого тела, а шаг его был лёгким и стремительным — вовсе и не скажешь, что ему уже под двести.       — Ваши методы воспитания… — морща нос начала было тетушка.       — ...превратили вашего брата в превосходного короля, — отрезал Учитель, жестом приглашая братьев пойти за ним. Темные глаза прищурились, и братья вздрогнули — такой взгляд мог и в камне дыру просверлить, наверное.       — Тогда позаботьтесь, чтобы репутация ваших подопечных не пострадала от какой-нибудь выходки, как это было с моим светлейшим братом за неделю до церемонии, — женщина чинно отвернулась и стала спускаться по ступенькам к пришвартованному катеру.       — Вы имеете какое-то недовольство нашим правителем, линэрэ? — жёстко спросил Учитель, обращаясь к ней как к обычной придворной даме.       Женщина застыла как вкопанная. Спина, и без того прямая, закаменела так, будто она лом железный проглотила. Намёк на несогласие и даже малейшее недоверие к первому лицу планеты могли счесть не просто оскорблением, а неприкрытой угрозой. За «недовольства» ближний придворный круг запросто мог попасть на личную аудиенцию к правителю и его помощникам. Перед взором Его Величества всего две минуты отводились на то, чтобы объяснить свою позицию. А за этим, по решению короля, слова ответчика либо принимались к сведению, либо помощники приводили провинившегося придворного «к общей точке зрения».       Нынешний король не слыл любителем жестких мер, но мало ли, на что он пойдет, чтобы пресечь любое острое слово в адрес своих сыновей и себя в столь сложное для Тории время...       Поэтому женщина взяла себя в руки, краска схлынула с её лица, и она ответила установленной фразой.       — Никак нет, Даэррек. Да пребудут Волна и Ветер с Лазурным Престолом.       После чего с показательной неторопливостью взошла на борт своего судна и скрылась в его недрах.       — Дылда, — шепнул ей вслед Эйнаор и даже не схлопотал от Учителя затрещины.       Только когда судно изволило отчалить, наставник окинул близнецов непроницаемым взглядом и сложил руки на груди, спрятав в рукавах мантии.       — Буду ждать вас в Храме. Вам полчаса на то, чтобы добежать до дворца, привести себя в порядок и явиться без опозданий.       Братья оглянулись на ненавистную громадину, до которой путь пролегал через всю огромную площадь, и разом ссутулились. Вот уж воистину, такая пробежка стала очень изящной формой наказания. Учитель позволил себе едва заметно улыбнуться и начал отсчет времени. Братья выдохнули и со всех ног ринулись ко дворцу.                     На борту флагмана «Стремительного».       Нынешнее время.              Лаккомо снял с головы полоску мнемовизора, отложил устройство на стол и размял затекшую шею. С недавних пор ему понравилось записывать собственные воспоминания для архива. С одной стороны так нескучно проходили часы перелета в прыжке, с другой — почему-то Лаккомо считал это нужным.       «Вот так начнешь приятные моменты записывать, потом подумаешь, что совсем уже в старика превращаешься. Скоро из ума будешь выходить и записными книжками пользоваться…» — ворчал однажды Эйнаор, долго, яростно и безрезультатно перебирая собственные записи, чтобы скинуть брату пару ценных файлов.       Лаккомо улыбнулся и выключил устройство. Стариком он себя не считал, а воспоминания хоть немного помогали прогнать усталось и почти постоянную тоску неизвестно по чему.       Годы все же брали свое.       Лаккомо был влюблен в космос. В его тишину, покой и безграничную опасность, которая может подстерегать в такой убаюкивающей пустоте. Но ни одна любовь не могла сгладить отвращение к обязательной работе, на которую он почти добровольно подписался.       Объединенный Космический Флот. Или ОКФ, как принято было сокращать в документах и бестолковых значках.       Поначалу Лаккомо бесило, когда ставшие внезапно коллеги по генералитету удивлялись его решению и задавали множество тупых вопросов. Самые смелые пытались втереться в доверие и поболтать «по дружбе». Некоторые наглые считали, что вежливое общение с ними — это признак доброжелательности и снисхождения, и тогда пытались подловить Лаккомо в неформальной обстановке. Только, какая незадача, молодого генерала Сан-Вэйва было практически невозможно подловить ни после официальных собраний в Адмиралтействе, ни в обеденных залах на церемониях, ни в коридорах по пути к начальству или выходу. Лаккомо не зря столько лет учился у Учителя манере выскальзывать от нежелательных бесед, и вовремя теряться в толпе от любопытных стариканов не составляло труда.       Бывали среди коллег даже такие, кто сомневался в профессиональных качествах молодого вице-короля и возмущались его автоматическому попаданию в генералитет.       «А как же выслуга лет?»       «Он же юноша!»       «Да у меня сын такой».       «Требую аттестации или понижения в звании за отказ от нее!»       Много дерьма сыпалось в первые годы. В основном негодовали завистливые рожи. Еще бы, они потратили в свое время сорок лет, почти полжизни на то, чтобы выслужиться от пилота до генерала флота. А он, «королевский сыночек» всего лишь провел пятнадцать лет в Академии, после которой сразу подался на один из высших командных постов.       Лаккомо тогда смотрел на них молча, мрачно и исподлобья. Он ничего не говорил и не собирался спорить. Для отмашки даже аттестацию готов был пройти, но с адмиралом, который принимал его во флот под свое командование, ему повезло.       Мужик он был неплохой, сильно уставший от жизни, и этой же жизнью сильно побитый. Когда он узнал о таком подарке в лице молодого Алиетт-Лэ на свою голову, то просто вызвал его к себе в кабинет на приватный разговор.       — Зачем это всё тебе? — спросил адмирал.       — Спросите свое правительство.Так будет меньше проблем моей планете, — пожав плечами, ответил молодой Лаккомо, в свои тридцать пять лет успевший разобраться с колониями и «попробовать крови».       — А зачем это всё нам? — устало вздохнул мужчина, не надеясь на ответ, и прекрасно понимая эти холодные фиолетовые глаза убийцы.       — Спросите Сенат. Так будет меньше проблем Вам, — ответил ториец, позволив себе едва заметно дернуть уголком губ в змеиной улыбке.       И только адмирал понял кто действительно избавлен до конца срока от всех проблем, а кто получил себе много новых. Отчасти поэтому он не сомневался в профессиональных качествах молодого торийца, и без колебаний подписал ему звание, до конца своего срока службы и потом жизни выгораживая и оберегая свежего генерала от идиотов во флоте.       Но его время прошло, ему на смену пришел следующий адмирал, который продержался почти двадцать лет и тоже не доставил Лаккомо особых проблем. А вот с приходом третьего начались мелкие конфликты, которые вице-королю поначалу пришлось решать неделикатными разговорами.       Как назло в то же время правительство Федерации резко поскуднело умом, отчего по системе начали вспыхивать конфликты. И хотя с адмиралом Лаккомо установил найтральные отношения взаимного невмешательства, его приказы все равно приходилось исполнять. А тот и пользовался, посылая «прославленную эскадру» прославляться еще больше и оставляя других прикрывать тыл и не лезть на рожон. В итоге эскадра Лаккомо попадала под удар, ему приходилось растрачивать свое военное мастерство на уменьшение потерь, а Федералы в тылу только отсиживались в безопасности. И всегда Тридцать Пятая эскадра побеждала с наименьшими потерями, которых, конечно же, было не избежать. Федерация потом как по шаблону устраивала почести и плач по погибшим, торжество победителям, и лишь одному Лаккомо было глубоко похер на всё это последующее пафосное вещание, потому что погибшие федералы, которые по контракту составляли 99% его эскадры, должны были знать, на что подписывались. Идя во флот они обязаны были готовиться погибать за свою работу. Кто это понимал — удостаивались уважения. На остальных не стоило расходовать даже внимания. Тем более, родной корабль и лично отобранный особо ценный торийский экипаж всегда выходил без потерь.       Алиетт-Лэ никогда бы добровольно не согласился на столь унизительную службу, если бы не Цинтеррианский Сенат, вышедший с ним на диалог в начале правления. Тогда уже для Тории начались непростые годы, и оборона государства сильно просела от конфликтов с колониями. Лаккомо выставили условия, с которыми пришлось смириться.       Сперва ему с братом напомнили про международное соглашение. Потом откопали в конституции пункт про допустимые нормы вооружения сегментов Федерации. Рискнули намекнуть, что «Стремительный» выходит за эти допустимые нормы, и может быть рассмотрен Сенатом как завуалированный акт агрессии.       Они даже подвели тот диалог с молодыми братьями к тому, что за один такой корабль имеют полное право поставить линию своей обороны по границе Торийской системы.       Лаккомо был в бешенстве. Эйнаор в растерянности. Родной отец укорял себя за просочившуюся информацию об ударах по колониям и не знал чем помочь. В правящей верхушке Тории на пару дней воцарился суетливый бардак, разбавляемый дерганными и недовольными поддаными.       А потом, через пару дней, Сенат связался с Лаккомо приватно. Условия, которые ему предложили были просты. Либо Федерация расставляет ракетные мониторы по границе торийской системы, и тогда на любой чих изнутри они могут ответить превентивным залпом. Либо «Стремительный» переходит в пользование Федерации и становится достоянием Объединенного Космического Флота.       Даже дураку стало бы ясно, что Цинтерра попросту дождется ближайшего случая, чтобы начать войну против Тории. А потом, обещая прекратить огонь, потребуют открыть границы и попросту «купят» планету в общее пользование в обмен на ее сохранность. Лаккомо понимал такой вероятный исход, и ему пришлось здраво прикинуть свои силы. К сожалению, именно тогда он не мог рассчитывать на поддержку уже сильно потрепанных им колоний. Внутреннее напряжение в Империи нарастало, недовольства молодыми правителями и их радикальными мерами крепло. В то время, когда Тория больше всего нуждалась в своих подданных, половина из них предлагала отколоться и войти в равные права с сегментами Федерации. Разногласия грозили раздробить Торийскую Империю окончательно, подводя Лаккомо к мысли, что и там не обошлось без федеральских «крыс». Слишком все свалилось одновременно. Слишком продуманно смотрелось.       И тогда Лаккомо не смог отказать Федерации. Одна торийская армия не справилась бы с объединенными силами Федерации. Один «Стремительный» не смог бы закрыть собой всю сферическую линию фронта. Одну из самых сильных и агрессивных колоний, которая могла бы помочь в сопротивлении, Лаккомо недавно уничтожил собственноручно за предательские настроения и опасность.       Перевес сил был не на стороне Алиетт-Лэ. А ворваться и уничтожить одним залпом Цинтерру он себе не позволил. Хотел. Думал. Даже спланировал. Знал, что всё получится. Но какой смысл было уничтожать улей, если весь рой потом кинулся бы на Торию?       Любое действие, любой отказ, любой ответный удар приводил к неминуемой затяжной войне, в которой Тория попросту бы не выстояла.       Именно тогда Лаккомо сделал ставку на время. Он согласился на единственное мирное соглашение, купив собой и своим кораблем лишние годы для Тории.       В тот же день он объяснил свою позицию брату. Эйнаор возмущался не долго, быстро согласившись, с единственным вариантом. Тогда же они договорились о новой внутренней политике Тории, и дополнительном режиме секретности.       С тех пор Тория взялась спешно и незаметно наращивать свои войска, а Лаккомо заставил Сенат согласиться с его присутствием во флоте. Они ведь хотели его корабль? Они получили. Только корабль такого класса не летает без приписанного к нему единственного командира. Таковы особенности конструкции и права доступа — без присутствия Лаккомо на борту «Стремительный» не сможет сделать и залпа.       Кто-то в Сенате считал, что вице-король Тории, согласившийся работать на флоте — это величайший бонус. Идиоты думали, что его это унизит. Немногие умные поняли, что допустив Алиетт-Лэ во внутреннюю систему они получили врага в свои ряды. Они пытались даже отговорить первую половину от идеи с кораблем и вразумить их. Но алчность победила. Загребущая лапа Федерации жадно утянула «Стремительный» вместе с главной непредсказуемой проблемой — его командиром.       И так Лаккомо стал прикрывать брата на глазах у всей Федерации. Пользоваться положением и присутствовать в рядах военной элиты, законно быть в курсе всех новостей, и с полным правом влиять на политическую ситуацию, своевременно оказываясь в нужных местах и проводя важные переговоры.       Лишь иногда он задумывался, как его стала утомлять эта крысиная возня. А ведь никто не снимал с него обязанностей Алиетт-Лэ. Именно они отнимали больше всего моральных сил и нервов, отражаясь на лице и волосах, с каждым годом все отчетливее отдавая платиновой сединой на висках.       Хуже стало только со смертью отца. Вскоре, в тишине, на расцвете своих сил Сиетт-Лэ Тории Алльеяр Сан-Вэйв ушел из жизни, пребывая в своем отдаленном доме, о котором знали только братья и Учитель. Эта внезапная новость сильно ударила по Лаккомо и подкосила. Врачи не нашли причины смерти, разведка уткнулась в тупик. Командир «Стремительного» мечтал найти виновного в гибели отца и уничтожить самолично, но… вся мощь корабля и власть Престола была бесполезна перед такой случайностью. Дух отца улетел к Нефритовой Горе раньше, чем нашли его тело. Тогда Лаккомо впервые почувствовал себя по-настоящему бессильно. И тогда же грызня федералов окончательно ушла для него на второй план.       За всем этим накопленным утомлением и горечью Лаккомо даже вяло отреагировал на новую федеральскую блажь. С недавних лет в ОКФ поступила партия новых усовершенствованных механоидов, конструкция и идея которых была позаимствована у полиморфов. Разве что в отличие от них они не грозили носиться по всему кораблю, а спокойно располагались в специальных стойках на подзарядке, дожидаясь времени боевых действий.       Лаккомо тогда скептически прослушал идею о новых роботах, но согласился и принял экспериментальную партию себе на борт. Какая разница, что там нового в их головах? До них были беспилотники и провалились. Потом были этапы игры Федералов с искусственным интеллектом. Часть механоидов тоже шла в утиль. Алиетт-Лэ уже давно оформил собственный отказ от ответственности за эксперименты Цинтерры и попросту возил на борту то, что ему выдавали. Иногда, правда, видя очередной приступ сумрачного инженерного гения отказывался, но случалось это крайне редко.       Теперь их новые игрушки обладали способностью к трансформации боевой формы, стоили ненамного дешевле реальных полиморфов, но глава отдела программирования обещал, что их интеллект почти не уступает человеческому. А в будущем, при обкатке и накоплении опыта будет даже превосходить.       Последний виток мысли главы отдела Лаккомо не понравился, но он согласился протестировать механоидов в боях, отдав своим инженерам распоряжение на досуге разобраться в опасности данных роботов для окружающих.       Но всё шло стабильно. Механоиды включались по команде операторов, получали свою задачу по зачистке территории и без накладок четко выполняли команды. Бои по зачистке шли успешно, роботы с новым ИИ стали расходиться по всем эскадрам ОКФ, а Лаккомо не мог найти подвоха. Пару раз он лично приходил в ангар к стойкам, по несколько минут изучал странные машины, но собственное чутье молчало, грея душу полной безопасностью.       Механоиды были абсолютно покорны и полностью стабильны, не вызывая ни единого нарекания к программистам. Правда, за время испытаний, Лаккомо не сказал бы, что они стали чем-то сильно превосходить человека в прогнозировании ситуации и интеллекте. Случалось, что механоиды откровенно тупили на поле боя, но отдел разработок списывал это на ошибки в прогрузке данных.       Но Алиетт-Лэ в глубине души ждал проблемы. Его хакеры и аналитики искали хотя бы один сбой системы или странный случай, из-за которого он мог бы подать голос на совете ОКФ и заставить списать подобные разработки по причине их опасности. Бунт ИИ конечно считался в рядах программистов своеобразным анекдотом и сказкой, но фантасты не переставали писать книги про такой сценарий апокалипсиса. Верили и боялись…       Хотя больше всего Лаккомо боялся, что этих механоидов когда-нибудь могут спустить скопом на Торию. Почему и приказал своим людям найти способ, как можно вырубать подобные машины дистанционно.       Способ спешно искался. А Лаккомо только молча развозил на своем корабле роботов на очередные бои, инженеров и программистов с Цинтерры для их починки, и своих людей, которые каждый день ломали головы, как бы получить доступ хотя бы к одной машине. Чтобы не засветиться перед федералами и спокойно придумать, как бы всё это сломать.       

***

Пару часов спустя.              Воздух на мостике разве что не сыпал искрами от напряжения, люди за терминалами судорожно застыли — шевелились только руки и глаза, иногда сыпались рубленые резкие фразы. Лаккомо замер на своем командирском месте, привычно сложив руки за спиной и плотно сжав губы. Проигрывать он не любил.       — Командир, мы несём большие потери!       — Картинку на экран.       На обзорной стене отобразилась беззвучная трансляция с камер одного беспилотника.       Среди домов на планете кипел бой. На улицах и в окнах то и дело расцветали чёрно-рыжие пятна взрывов, экран прочерчивали вихревые следы пролетающих ракет. Механоиды в условно гуманоидном виде отстреливались от нападающих поодиночке, не давая зажать себя в кольцо. Способность к трансформации им умудрились вырубить одним прицельным импульсом еще на подлете. Энергопотенциал резко просел, отчего машины лишились своего главного преимущества. Умный ход со стороны противника. И очень четкий расчет.       В результате роботы теперь грузно перемещались с места на место, прятались за нагромождениями битой техники и камня, и отстреливались ответными зарядами в нападающих насколько хватало заряда. Иногда ломились на таран, давя людей своими тушами. На импульсное оружие, которое тоже было главным преимуществом, они не могли рассчитывать — выстрелы отжирали энергию. В арсеналах оставались только неизменные, но конечные патроны и ракеты.       Но вот, точный залп из окна дома сбил с ног ещё одного робота, и тут же из укрытий по нему начался массовый обстрел. Десятиметрового предполагаемо летучего механоида заволокло облаком огня и бетонной пыли.       — Минус один, командир.       — Что эскадрилья?       — Поддержка с воздуха невозможна! Враг перемещается, не высовываясь из укрытий. Стоит опуститься ниже — берут на прицел.       — Командир, объекты сообщают, что окружены. Очень плотный огонь.       Трансляция боя на экране сменилась картой города, с обозначением своих и чужих. Соотношение сил Сан-Вэйву не понравилось, но он решил, что лучше потерять часть этих дурацких роботов и накрыть всех одним ударом, чем жертвовать пилотами. И так уже вся операция встала под угрозу из-за неточных данных разведки. Местные власти сильно недооценили своих сеператистов. Но это их проблемы.       Конечно, первостепенную задачу Лаккомо всегда мог выполнить и зачистить город от противников. Правда, в таком случае у них весь город сотрется с лица планеты, но про сохранность местных достопримечательностей речи не шло. Будут отстраиваться заново за допущенные ошибки в предоставлении данных.       — ...Минус два, — оператор нервно сбросил наушники, оглушенный треском и писком в эфире. — Запрашивают поддержку, их осталось шестеро, нет... пятеро.       — Точечный удар эскадры невозможен!       Лаккомо прищурился, и лицо превратилось в предвкушающую хищную маску. Пусть соберутся ещё плотнее. Нужен всего один залп.       — Эскадрилье возвращаться на корабль. Кролэ, заходим на цель. Даинес, готовь протонные ракеты.       — Есть, командир!       «Стремительный» медленно развернулся и одним коротким импульсом маневровых двигателей слегка сместился в сторону. Местное правительство заглушило наземное ПВО ради операции и позволило кораблю Объединенного Космического Флота свободно хозяйничать на орбите.       — Эскадрилья отступила.       — Ракеты готовы к залпу.       Снова трансляция с беспилотника. На улицах полный хаос, дым застилал экран. Ущерб городу и без того нанесен колоссальный. Какие тут ещё могут быть разговоры о «малых разрушениях», когда стараниями обеих сторон центр вовсе превратился в одно сплошное бетонное крошево. В чёрных клубах можно было различить, как ворочаются и дергаются разбитые туши и отчаянно отстреливаются ещё стоящие на ногах — с дырами в броне, оторванными частями вооружения и конечностей. Про залп им передавать бесполезно. Не сбегут.       — Активны ещё четверо.       — Ждать...       Как-то так подкатывает сладкое чувство предвкушения от грядущей смерти очредного города… Стоит сказать слово, и одним ударом закончится бесполезная агрессивная суета многих разумных.       — Командир, — оператор в растерянности обернулся, прижав плотнее наушники к голове. — Странный сигнал... от разбитого объекта. Не запрос о помощи, — он придвинул микрофон ближе. — БАТ-301, перефразируй сигнал!... Не реагирует.       — Трое.       — Кодировка? — Лаккомо насторожился, сам не зная отчего.       — Нет, это не кодировка. И не помехи, — ответил оператор с ошарашено растерянным лицом слушая дальше.       — Переключи на громкую связь, — приказал Алиетт-Лэ холодным тоном.       Щелчок. И на мостике раздались ритмичные переливы. Гудение, завывание, пересвисты и мелодичные синтезированные трели. Народ вслушивался и растерянно замирал. На несколько секунд работа на мостике прервалась, пока экипаж вслушивался в ритм. А тот, словно в насмешку над всей военной агрессией, складывался в тихий мотив спокойной колыбельной.       — Это что? — спросил кто-то.       — Может сбой? Чужой сигнал?       — Нет! Да оно же..       — Поет?       Лаккомо рывком вышел из ступора и вцепился в перила перед собой.       — Даинес! Отставить залп по центру! — прервал Алиетт-Лэ вздрогнувшего торица. — Ударь точечным импульсом по краю их кольца. Нужно разбить строй и прогнать подальше от машины. Калэхейн, высылай спасательный отряд. Пока внизу паника, мы должны забрать активных роботов. И обязательно вытащите мне этого триста первого.       — Есть, командир!       Мигом посыпались распоряжения. Алиетт-Лэ не спрашивали почему вдруг он сменил свое решение. Итог казался очевиден — все хотели знать, что они слышали. Или кого? Ведь обычные роботы не поют перед смертью? Но сейчас задуматься об услышанном не было времени. С борта «Стремительного» несколькими иглами врезались в атмосферу смертоносные лучи. С ювелирной точностью прочерчивая отсекающую черту огня. В рядах противников началась предсказуемая паника. Намек был понят однозначно, как и намерения господствующего в космосе корабля. Грузовые катера спасательного отряда рванули к поверхности без опасения быть сбитыми. Под залпами орбитального обстрела как-то никто не хотел геройствовать с катерами.       — Группа спасения докладывает: объекты на борту.       Лаккомо обернулся к старпому:       — Передай на закрытой частоте, чтобы триста первого доставили отдельно в пятнадцатый шлюзовой блок и списали как уничтоженного. Остальных в ангар к техникам.       — Есть!       Адреналин бурлил в крови сильнее, чем во время боя. Лаккомо злобно покосился на карту города, понимая, что разбежавшиеся противники могли успеть спрятаться в подземных коммуникациях. Эффект неожиданности был упущен. Сейчас уже бить зачисткой по городу бесполезно. Не чистая работа. Наверняка, в адмиралтействе поинтересуются на кой хрен ему приспичило спасать расходный металлический хлам, который дороже чинить, чем построить заново. От необходимости придумывать оправдание для маразматичных уставных старперов брала еще большая злоба. Словно он какой-то провинившийся студент на допросе.       — Командир? — аккуратно спросил оператор. — А что делать бригаде пятнадцатого с разбитым роботом?       Лаккомо перевел на него сумрачный взгляд чуть светящихся фиолетовых глаз.       — Молчать о нем. И ждать моих дальнейших указаний.       Он нужен был ему живым.       

***

      Пять часов спустя.              Время текло на редкость медленно. Лаккомо отсчитывал каждый час, ожидая, когда его оставят в покое и избавят от обязательной стадии оправданий за проведенную операцию. Сам факт того, что приходилось отчитываться перед формально поставленным сверху начальтвом бесил Алиетт-Лэ неимоверно. Будь его воля, он бы просто бросил все и улетел в гипер, где мог бы спокойно разбираться с неопознанной роботизированной херней в шлюзовом блоке.       Но чтобы не вызывать лишних подозрений генерал Сан-Вэйв уделил положенные часы оправданий, придумал достоверные обоснования своему решению и оставил Адмирала наедине с правительством планеты. Свою часть миссии он отработал в меру предоставленных данных, а все накладки случились по вине разведки. Как говорится, «извините, с нашей стороны луч добра вылетел, остальные проблемы на вашей стороне».       К удивлению Лаккомо ему даже поверили. Согласились и смирились с результатом, решив, что так будет даже лучше. Правительство взялось изобретать мирное предложение своим сепаратистам, а Адмирал сглотнул оправдание про забранных роботов. Алиетт-Лэ очень убедительно расписал Адмиралу, что будет, если самые продвинутые разработки военной индустрии попадут в руки гражданских и будут разобраны на запчасти. И если сейчас на подлете их умудрились всего лишь разрядить одним залпом, то потом подпольные хакеры начнут их взламывать еще на орбите в ангарах.       Адмиралу такая перспектива не понравилась, Лаккомо садистски мысленно усмехнулся и понял, что добавил ему еще один клок седых волос. Надо же! Оказывается, у них в центре об этом не задумывались. Какая досада. Зато теперь Адмирал будет занят больной головой, а правительство планетки — своими разбежавшимися подданными.       Можно было спокойно уйти в работу.       Лаккомо раздраженно закрыл все видео окна дальней связи и откинулся в кресле. В кабинете, наконец-то, настала тишина.       Пару минут Алиетт-Лэ просто отдыхал, наслаждаясь отстуствием всяких звуков и закрыв глаза. Мозги требовали перезагрузки и настройки на следующую работу. Куда более важную, чем умение виртуозно сбрехать и озадачить всех, кроме себя.       Очень тихо, словно из скромности, раздался мелодичный перезвон небольших колокольчиков в углу кабинета. Лаккомо удивленно приоткрыл один глаз и вопросительно уставился под потолок, где неоткуда было бы взяться случайному ветерку. Колокольчики повторили перезвон еще раз, уже более навязчиво и Алиетт-Лэ нахмурился, поняв явный намек.       Его ждет проблема.       Лаккомо недовольно дотянулся до панели и вызвал старшего техника на связь.       Ответили ему не сразу, заставив напряженно занервничать.       — Крайто, что там у вас?       — Ещё работаем, командир! — взволнованно отозвался голос из динамика. — Уже полностью разоружили и сняли все лишнее. Но на время машину пришлось обесточить. Сейчас восстанавливаем заряд и проверяем. Но тонкостей много…       — Когда? — просто спросил Сан-Вэйв.       — Через час наладим с машиной обратную связь и попробуем ее разблокировать.       — Понял.       Лаккомо отключился и замер, как настороженная змея. Пальцы выбивали неторопливую размеренную дробь по столу. Змея бы хлестала кончиком хвоста.       Какую дрянь ему сунули на корабль вместо обещанных роботов?       Вариантов было не много, но Лаккомо не знал, какой из них хуже. В любом случае такой сбой системы он мог использовать против разработок и заставить ОКФ отказаться от роботов. Осталось только понять, Что он держит в своем шлюзе.       Хорошо, что машину смогли вообще разоружить и снять с нее все орудийные установки. Не хватало еще, чтобы из-за какого-нибудь сбоя эта хрень разворотила ему часть корабля и перебила экипаж. Вряд ли, конечно ей бы дали пробиться во внутренние отсеки, все-таки шлюзовые перестенки «Стремительного» достаточно крепкие, чтобы выдержать ракетный залп одного робота. Особенно снаряженного осколочными зарядами для борьбы на поверхности. В крайнем случае, достаточно открыть наружние створки и бешеную машину сдует как пробку в космос. Но тогда потеряется одна единственная улика, и погибнут свои техники.       Все-таки лучше заранее перестраховаться. Мало ли с чем сейчас они имеют дело.       Нервно запищал коммуникатор. Лаккомо нажал на кнопку приема вызова почти мгновенно.       — Командир! — судя по голосу, техника трясло. — У нас ЧП!       — Докладывай, — Алиетт-Лэ внутренне сжался, готовясь к самому страшному. Неужели все-таки жертвы?       — Командир, мы это включили, а оно…. Оно стало биться! Об стены!       Лаккомо сперва не поверил своим ушам. Что?..       Но действительно, фоном послышался приглушенный грохот металла о металл. Постоянный, размеренный и довольно сильный.       Этого только еще не хватало!       — Сейчас буду у вас, — бросил Сан-Вэйв, подрываясь из-за стола.       До шлюзового блока он почти бежал, наплевав на то, что может подумать попавшийся на пути личный состав. Страха перед неизвестным не было. Волнение, тревога, натянутые от недоумения и интереса нервы, да. Но не страх. Где-то в душе даже вспыхнула первая искра разгорающегося азарта.       Лаккомо нервно дождался, пока лифт довезет его до нужного уровня, быстро мернулся по коридору, но, одолев последний поворот, попросту остолбенел.       Персонал толпился возле запертой двери, прилипнув к видеопанели сбоку, и галдел на все тона тревоги.       — Оно всё переломает!       — Оно живое?!       — Оно сходит с ума!       — Да заткнитесь вы уже! — угадался в толпе голос старпома. Калэхейн уже не просто нервничал, а был напуган.       — Да оно ж реально живое!       — Все целы?..       — Дайте посмотреть!       — А может всё-таки его сбросим? — пискнул кто-то совсем тихо.       — Смирно! — рявкнул Лаккомо, добавляя слабую ментальную волну. Он так редко повышал голос, что разномастная толпа мигом отлетела от видеопанели и вытянулась по стенке.       «Бам!» — глухо раздалось за дверью.       — Вольно! — гавкнул он чуть тише, когда команда пришла в себя. — Калэхейн! Что здесь, к дъерку, происходит?       Воцарившуюся тишину в коридоре снова нарушил гулкий удар за дверью, отчего у Лаккомо дернулся глаз, а экипаж притрушено вжал головы в плечи.       — Ремон закончен, командин, — ответил старпом растерянно. — Мы попробовали включить машину, но она повела себя странно. Словно… испугалась. Стала метаться по помещению. Нас игнорировала, обшаривала только стены. Словно припадочная при клаустрафобии.       «Бам!» — донеслось очередной раз из-за двери.       — Прекратите эту панику немедленно! Она же всё расшибет, — каждый новый удар, калечащий родной корабль, ножом резал по сердцу.       — Отключить? — тут же спросил старпом.       — Да как же к нему подойти теперь? — очень тихо прошептал один из техников.       — Влипли, — сказал второй.       — Электромагнитный импульс его отключит, но может задеть внутренние системы корабля, — тут же просчитал третий.       — Нет, отключать нельзя, — сказал Алиетт-Лэ. — Это все испортит, и машина еще больше испугается.       — А как? — совсем уж потерянно изумился Калэхейн.       — Уговори, — отрезал Лаккомо.       «Бам!»       Персонал переглянулся и завис. Уговорить? Машину? А она вообще в состоянии воспринимать посторонние шумы и слова? Что если у нее вообще полетела вся операционка, система ИИ, распознавания речи, или что там у них напихано? Может, все эти действия всего лишь конвульсивный припадок металлической облочки и не более того?       Но Калэхейн вздохнул и приник к видеопанели.       — Триста первый, прекратить панику. Слышишь меня? Немедленно остановись и замри!       Ну да. Разумеется. Каким ещё тоном он мог разговаривать с машиной?       «Бам!»       Лаккмо тяжело вздохнул. Он давно понял, если надо, чтобы все получилось — делай это сам.       — Отойдите, — бросил он персоналу, подходя к видеопанели.       Задача выходила непростая. Машину можно было легко сбросить в открытый космос, можно было вырубить импульсом, приказать, взломать, сломать. Но можно было попытаться и уговорить. При условии, что ее разум в состоянии воспринимать речь или она… живая.       Но Лаккомо так привык к металлическим роботам, которых воспринимал на уровне элемента декора в ангарах, что для перестройки на общительный лад с машиной ему нужно было время. Правда, картинка на мониторе перед дверью повергла его в ступор. Машина совершенно по-человечески обшаривала стены длинными конечностями и иногда набрасывалась на обшивку плечом. Словно пыталась ее пробить. А не получив результата даже как-то понуро перемещалась обшаривать дальше.       Лаккомо от такого поведения еще больше перекосило в ступоре.       — Триста первый, с тобой говорит командир корабля. Не надо биться в створки, — старательно спокойно и аккуратно произнес Алиетт-Лэ, словно разговаривал с разумным. — Если ты проломишь шлюзовые ворота, то тебя снесет в космос. Мы не сможем тебя подобрать и ты погибнешь.       Показалось, что машина застыла в раздумьях. Все она прекрасно слышала и понимала. Только тон надо подбирать правильный. Лаккомо решил на этом не останавливаться.       — Тебя только что починили, чтобы ты смог передвигаться. Но ты на корабле. В нейтральном космосе. Боевые действия позади. Тебе не причинят вреда, не отключат и не будут нападать. Ты в безопасности, а я хочу поговорить.       Слова звучали для Лаккомо дико. Но собственное чутье подсказывало, что так правильно. Возможно, не очень разумно с точки зрения техники безопасности, но был один нюанс, который Алиетт-Лэ хотел понять. А сделать это можно было только зайдя внутрь.       — Сейчас я открою боковую дверь и зайду к тебе в шлюз. Но я хочу, чтобы ты сидел у стены смирно. И не задавил меня ни случайно, ни намеренно.       Машина замерла. Подняла голову к источнику звука и посмотрела безошибочно прямо в камеру. Тлеющий в её «глазах» оранжевый огонь постепенно бледнел до жёлтого.       Успокаивается…       — Ну что? Договорились? — доброжелательность в тоне Лаккомо так и лилась потоком. — Ты садишься у стены, а я захожу поговорить?       Боевая машина медленно отполза к дальней стене, улеглась на брюхо и сложила компактно все конечности.       Лаккомо выключил громкую связь со шлюзовой капсулой и обернулся к экипажу. В голосе вновь зазвенел привычный сумрачный холод.       — Сможете подать напряжение, чтобы вырубить его в один миг?       — Да, командир, — тут же кивнул техник. — Но тогда обесточится шлюз и прилегающие отсеки. На починку и восстановление питания потребуется пара часов. Заблокируются двери. Но их сможем открыть вручную.       — Выполняйте по моему приказу. Или если моя жизнь встанет под угрозу.       — Есть!       — Командир, — тронул его за плечо Калэхейн. — Вы бы… осторожней.       Алиетт-Лэ мрачно покосился на старпома, но только едва заметно кивнул. В тот миг он ненавидел всё. Начиная от федеральских экспериментаторов, подсунувших ему на корабль неизвестную хрень, и заканчивая самой машиной, по недоразумению выглядящей крайне разумно.       — Подстрахуйте, — бросил через плечо Лаккомо, нажимая на панель открытия двери и делая шаг внутрь.       Машина у стены напоминала невнятную кучу металлолома. Подобрав под себя все конечности, она лежала на брюхе, как уставший, побитый зверь. Следы осколочных взрывов и вмятины от пуль после боя уродовали ее броню до сих пор. Где-то проглядывало из-под вывернутых пластин гибкое мышечное нутро, обеспечивающее механизму быструю подвижность. А где-то до сих пор что-то вспыхивало искрами изнутри — за несколько часов невозможно оказалось устранить все повреждения.       Неподвижность машины, ее повреджения и оставшиеся следы бетонной пыли с побоища еще больше придавали ей сходство с горой металлического мусора. Но Лаккомо хорошо помнил насколько обманива эта расслабленная безвольность и насколько сильна и быстра любая такая машина. Одного взмаха ее лапы будет достаточно, чтобы переломать человеку все кости. А все эти видимые повреждения почти не сказались на ее моторике.       Заходя в шлюз к машине, Лаккомо мог лишь гадать, с чем ему предстоит иметь дело. Но одно он знал наверняка — страх в его ситуации категорически не допустим. Не важно, кто или что сейчас лежит у стены. Алиетт-Лэ попросту избавил себя на время от этого чувства, оставив лишь полную уверенность в своих действиях.       Когда-то с хищниками он поступал так же.       Механоид смотрел на командира корабля немигающими желтыми огнями на уродливой морде. А Лаккомо без резких движений подошел на расстояние вытянутой лапы и замер, сложив руки за спиной.       Всем своим видом и формами механоиды призваны были вызывать у человека подсознательный страх. Каждой мелочью, начиная от огромных лап с нерационально большими когтями, и заканчивая мордой, сложенной из мелких пластин в грозную скелетоподобную маску. Их вида должны были шарахаться, убегать подальше и ненавидеть. Даже военные психологи утверждали, что люди начинают бояться и действовать не разумно, если видят перед собой монстра. Тогда Федерация пустила «монстров» в серийное производство, и получила вот Это.       Металлическую человекоподобную боевую машину, способную в одиночку в полном обвесе с трансформацией уничтожить целый город.       Но о чем думает такая машина?       Лаккомо стоял почти неподвижно, холодно и жадно вглядываясь в глаза механоиду и пытаясь понять, что ему нужно. Маленький хрупкий человек напротив сходящей с ума боевой машины.       В какой-то момент глаза механоида начали заметно краснеть, и металлическая маска стала приобретать раздраженное и злобное выражение. Но Лаккомо, впадая в редкое состояние заинтересованного умиротворения, только склонил голову на бок и чуть вздернул одну бровь.       Неужели рискнет?       Ну давай…       Секунды молчаливого противостояния, казалось, растянулись надолго. Но вскоре машина не выдержала более сильного давления и сдала еще дальше назад, вжимаясь в стену. Более того ее спектр глаз, являющихся по факту не более чем датчиками настроения, резко изменился на желтый. А потом и вовсе начал сползать на зеленое состояние паники.       Лаккомо очнулся от инстинктивной попытки уверенно передавить более крупное существо, опешил и удивленно уставился на механоида.       — Что ты такое? — прошептал он себе под нос.       Но машина суетливо отвела взгляд, попыталась завлечь себя чем-нибудь другим, снова покосилась на камеру, потом открытую дверь за спиной человека, вновь на камеру и так по кругу...       И тут Лаккомо почувствовал ее страх.       Не увидел, не придумал по набору действий, а именно почувствовал, как скользкое холодное месиво, расцветающее у механоида изнутри.       Машины так не боятся. Более того, машины вообще не умеют бояться.       — Посмотри на меня, — сказал Алиетт-Лэ тихо и ошарашенно, но из его уст это прозвучало как шипящий приказ.       Существо, еще недавно выдаваемое за робота, повиновалось. А потом замерло против воли, скованное человеческим взглядом — Лаккомо всматривался внутрь.       Сквозь бесполезную обшивку, минуя механику и сложную систему проводящих каналов, не заостряя внимание на глазах, которые зеленели с каждой секундой. Алиетт-Лэ потянулся своей мыслью к источнику страха, вглубь силового кристалла, который фонил всем комплектом эмоций, свойственных живому организму.       И впервые за все время прошлых проверок и попыток достучаться — ему отозвались. Ярким потоком ощущений, приправленным дикой паникой. Там был и холод от пустоты, и страх от узкого пространства. Боль от скованных и приколоченных связок, и мука от слишком обостренного восприятия. Нет, в глубине машины не было живого организма как такового. Не было биологического тела, но были тонкие энергетические связи, заполняющие металлическое тело. Все его конечности, пластины, броню, все это заполняли невидимые простому глазу каналы, как кровеносная система расходящаяся от единого центра. И этим центром являлся кристалл.       Заявлено, что внутри боевых механоидов на кристаллы записывали программную начинку искуссвенного интеллекта. Но Лаккомо своим внутренним взором видел самую обыкновенную душу. Запертую, против воли посаженную в кристалл, и только недавно осознавшую свое существование. Она была когда-то живым существом. Иначе не металась бы сейчас в панике, пытаясь вырваться из кристаллической оболочки. Механическое тело было ей чуждо, а пробудившиеся на грани гибели воспоминания сбили заложенную программу. Машина отказалась сражаться дальше и выполнять приказ. Ее душа вспомнила другое время, вспомнила прошлое, существо осознало себя бывшим человеком и начало петь на поле боя. Но как так получилось? Кто попал в машину?..       Лаккомо попытался обратиться к сознанию механоида напрямую и услышать ответ от души. Пускай существо не могло говорить, зато могло поделиться эмоциями. Но стоило Алиетт-Лэ надавить чуть сильнее, задеть хрупкие пласты чужой ауры, как все всколыхнулось, словно он коснулся открытого нерва. Машина в панике заскрипела конечностями по полу и начала вжиматься в шлюзовую стену. Где-то остались вмятины на панелях, от слишком резкого удара локтем пробило целую переборку и затронуло внутренние коммуникации. Несколько ламп предупреждающе мигнули, но остались гореть. Полиморф пытался уползти подальше от опасного маленького человека, приносящего странную боль в ядро кристалла.       Алиетт-Лэ мигом свернул все воздействие и отступил на шаг. Зеленые глаза машины со страхом смотрели на него, не мигая, а металлическая ладонь рефлекторно прикрывала грудину.       Умоляя одним взглядом, полиморф слабо помотал головой.       Лаккомо кивнул, отступая еще на один шаг.       Больше он не будет его пытать и допрашивать.       Через пару секунд, командир корабля почувствовал, как его обдало слабой волной благодарности, и на этом он окончательно прервал свой ментальный контакт с машиной и закрылся сам. Незачем полиморфу слышать тот гнев, что стал разгораться у него в душе.       Развернувшись на пятках, Лаккомо стремительно направился к двери. Больше ему не о чем общаться с машиной. Ярость на всю систему и Федерацию, казалось, стала застилась взор, и Алиетт-Лэ закрыл за собой дверь не глядя, автоматически. Взбешеные глаза смотрели строго перед собой, а мыслью Лаккомо был уже не здесь.       Остановился он только пройдя молчащих членов экипажа. Те не посмели как-то останавливать его, вставать на пути или окликать — все знали, когда у Его Величества такие глаза, то лучше переждать.       Но Лаккомо, не поднимая взгляд светящихся глаз, развернулся к своим людям. Подождал пару секунд, словно смакуя приятное сладкое чувство заполнившей его ярости, и сказал спокойным, тихим и ласковым тоном, от которого у всех прошел холодок по спине:       — Информация про полиморфа в шлюзе должна оставаться в тайне. Никто, включая членов нашего экипажа, не должен узнать о случившемся. Все дальнейшие распоряжения вы получите от меня позже по личным каналам. Сейчас же мы отправляемся на Торию. Мне нужно поговорить с братом.