Сколько живет любовь?

Обстоятельства нас меняют. Хочешь, но не можешь. И побороть себя никак не получается. Любишь, но сказать не можешь. Или не хочешь. Думаешь, что в глотку наплюют и выкинут, как не нужного. А смогут ли? Возможно. Время буквально остановилось, и сказать ей нечего. « Захотелось» - не отговорка. Да и не хотелось же совсем. Так надо. Просто надо. - Дим, ну что с тобой? – каким-то жалеющим голосом произнесла Пелагея. - Тебе нужно было отдохнуть, побыть одной. Ты была «больна». - Поэтому ты решил уехать? – резко вскочив с дивана, произнесла она, подходя еще ближе к окну. - Зная тебя... Ты бы этого не сделал. Дим, что-то случилось? - Поль, а как в любви признаются? - Зачем тебе это? – испуганно произнесла Ханова. Неужели боишься? - В любви хочу признаться, представь себе, - как-то холодно произнес я. - Как-как... Берут и признаются, - обратно отвернувшись к окну, с какой-то ноткой обиды произнесла она. - Просто «я тебя люблю» и все? – удивился я. - Просто… - шепнула она. Подойдя ближе, я коснулся ее нежных плеч. Та вздрогнула. Нужно ли это все? - Поль, я лю… - Заткнись, - закричала она, заткнув уши пальцами. - Я тебя не слышу, видишь? Не слы-шу. - Я люблю тебя, Поль. Неужели не видишь? Ты думаешь, я с тобой всегда бегаю - это все просто так? От дружелюбия, что ли? Нет, дорогая моя. Спешу огорчить. Я люблю тебя. И я не знаю, что сделать, чтобы ты заметила это. - Дим, не надо. Прекрати, - присев рядом со мной на диванчик, начала она. - Не ломай ничего. Пожалуйста. Ну не надо. - Я люблю тебя, - проговорил я, положив руку на затылок девушки, поглаживая большим пальцем по щеке, то и дело смахивая сочившиеся слезы. То ли от счастья, то ли от нелюбви она заплакала. Слезы капали без остановки, оставляя мокрые места на моих брюках и ее платье. - Дим, - прошептала она, утонув в моей руке. Закрыв глаза, она еще сильней прижала свою щеку к моей ладони, ибо просто не хотела, чтобы я ее отпускал. Да я и не собирался. Наверно. - Я все сломал, да? - неуклюже произнес я, все еще поглаживая ее щеку. - Я если люблю тебя, то только как друга. Ты мне очень дорог, поверь. Вить, то, что ты есть, просто существуешь где-то рядом, - это уже огромный плюс для меня. Ты стал не чужой и не мой. Ты замечательный. - Ты же сама говорила, что в признании нет ничего такого позорного. Почему мне так стыдно? – прервал ее я. - Вить, а жена? - Жена... А что жена, Поль? Я не люблю ее, и она это прекрасно знает, но вот уйти у нее почему-то не получается, - процедил я, ударив кулаком об стену. - И не вздумай изменить ей со мной, Дим, не надо. Не нужно ее выгонять, придет время, и она сама уйдет от тебя. Ну если, конечно, захочет, - аккуратно вытерев ее слезы, я улыбнулся. Она нашла оправданье моим словам. Заставила не любить дальше. - Я буду стараться быть рядом, когда тебе это действительно будет нужно. Ты тоже будь, пожалуйста, рядом, - все еще как-то мимолётно плача, она аккуратно коснулась губами моей щеки, нежно провела сырой рукой по ладони и ушла, оставив какую-то надежду рядом.

Я себе говорю, каждый день говорю: - Я тебя не люблю, я тебя не люблю. Только сердце твердит: "Это ложь, это ложь, Этим глупым обманом себя не спасешь." Я внушаю себе: - Это все ерунда, Мне расстаться с тобой не составит труда. Только сердце в ответ: "Как же ты не поймешь, От себя никуда, никуда не уйдешь." Вновь и вновь повторяю, никого не виня: - Я тебе не нужна, ты не любишь меня. Только сердце упрямо, его не собьешь. Все стучит неустанно: "Ну и что ж, ну и что ж..." *

*** - Саш, ногу с провода убери. Так, все, на сегодня хватит. До завтра, ребят, - объявляю конец съемок. Все сразу побежали по своим гримеркам, но только я, как исключение, не спеша и аккуратно передвигал свои уставшие ноги по коридору телецентра. Настроения совершенно не было, да и спешить не было смысла. Еду в какую-то темноту, а точнее, четырехстенную темноту. Домой, да. Повесив сумку на плечо, вальяжной походкой выхожу из «Останкино». Черт, как же все надоело. Так хочется бросить эту свою карьеру и жить обычной жизнью, которой живут люди. Хочется избавиться от «Голоса», концертов, песен, между прочим, придуманных мною. Это, знаете, как у подростков. Ну вот есть же у девочки мозги, ей бы учиться и учиться. Но нет же, гребанный интернет мешает ей это сделать. Ей лень. Она не зависима ни от чего. Вся её жизнь – интернет. Это как наркотик, неизлечимая болезнь – рак. Хочется выпить. Много. Крепко. Забегаешь в первый попавшийся магазин, хватаешь бутылку коньяка и на кассу. Протягиваешь пятитысячную купюру со словами «меньше нет» и тут же едешь домой. Не успев разуться, сразу забегаешь на кухню, хватаешь стакан и пьешь все до последней капли, чувствуя, как спиртное разливается в тебе, словно немая любовь. Стакан, второй, третий. Ты уже на пределе, и в голове все еще какие-то мысли. Хочется сбежать, уйти, уехать от всего. Но нельзя, ты же нужен людям, черт возьми. Да кому я нужен? Матери только? Да и ей-то это надо? Она устала видеть каждый день вместо Димы Билана пьяное тело, лежащее в гостиной на диване. А может, Пелагея? В голове появилось облако воспоминаний.

- Я буду стараться быть рядом, когда это тебе действительно нужно. - Ты просто будь рядом. - Ну ты же знаешь, будут проблемы ,обращайся ко мне. Я рядом. -Я рядом Дим, рядом.

*** 23:05. Сойдет. Главное сейчас - встать на ноги. Ну, приду я, и что сказать? «Ты обещала быть рядом в трудные минуты?» - банально же. Первый звонок. Тишина. Наверное, спит. Второй. Может, услышала, но открывать не хочет? Дальше спит? Третий звонок. Слышу шаги. Тихо-тихо. Услышал ее тихие шаги. Крадется тихонечко. Чтобы не напугать девушку, я прислонил свою щеку к двери и начал выть в нее. - Пелагея, - немного "трезво" произнес я, дергая за дверную ручку, - Поль, ты чего от меня закрылась? Это же я, Дима, Дима Билан. Друг твой любимый. Тишина. Дверь никто не открывал, да и не собирался, наверное. Расстроенно выдохнув, я начал скрестись в дверь, обзывая Пелагею "хорошими" словами. Неожиданно дверь открылась, и я даже не успел моргнуть глазом, как оказался на полу, но уже в квартире. - Полечка, - ласково проныл, - я тебя люблю. Присев ко мне на корточки, девушка начала нюхать меня. - Где же ты, котик, так нализался?