Часть 1
30 сентября 2014 г. в 20:15
Персик большой, а на ощупь — пушистый. Мама говорит, что его надо помыть, чтобы смыть эти пушинки, но пятилетнему Дане просто нравится держать его в руке. Вдыхать запах — кажется, именно так может пахнуть солнышко. И любоваться им, ведь всегда успеется его съесть. Но мама утверждает, что персик может помяться. И правда — на боку уже темное пятно, и там запах плода чувствуется сильнее.
С сожалением Даня отдает персик маме. Но потом становится уже не так жаль его — он сладкий, сочный, необыкновенно вкусный.
— Ой, Данилка, вся майка в соке!
Мама смеется, забирает фрукт, кладет его на блюдце и стягивает с сына майку, чтобы застирать ее тут же, под краном. Говорит, что пока пятна отстираются. Даня не возражает — в одних шортах ходить куда приятней.
Потом пузо кажется толстым, как бок персика, и пахнет так же. Даня смотрит, как мама развешивает спасенную майку и велит ему умываться. Он брызгает на нее водой, мама визжит, как девочка.
— Данька, хулиган малолетний…
— Мам, так жарко же! Все высохнет.
***
Они живут здесь уже неделю — в небольшом поселке с красивым названием Криница. Мама объяснила, что криница — это по-украински «колодец». Даня видел колодцы во дворах, а один — даже у дороги, и дядя-шофер набирал воду в белую канистру.
Здесь все не как в Москве и даже не как во Франции. С утра они с мамой завтракают прямо во дворе, под навесом. Замечательная кухня — без стен и окошек, зато с плитой и столом. Даня пьет молоко из большой кружки, как взрослый.
Потом они спускаются к морю по длинной гулкой лестнице. Даня представляет себя поездом, а ступеньки — рельсами, тем более, они тоже железные.
И гудит, как паровоз.
Мама несет большую сумку, а он — свой рюкзачок, куда складывает всякие нужные сокровища — ракушки и стеклышки. Их обкатало море, и они совсем не режутся, так что можно брать в руки. И камушки разного цвета, один — точь-в-точь как шоколад. Украдкой Даня лизнул его, но на вкус камешек был соленым, а вовсе не сладким. Вот и хорошо — ведь в жару шоколад тает, а камень — нет.
В первый день мама расстелила на пляже цветастое покрывало, легла и заснула. А Даня ходил по берегу, трогал воду пальцем ноги. Вода была прохладная, маленькие волны шуршали галькой, заспанное солнышко всходило над морем. Камешки были теплыми. Дане понравилось кидать их в воду. Он смотрел, как они весело булькают и бросал их то по одному, то сразу горстью.
— Мальчик, не мешай, — сказала какая-то тетя. Она была ужасно толстая и очень сердитая.
Даня в нее не попал, но на всякий случай отошел подальше и сел на берегу. Тетя шумно дышала и вообще, была похожа на закипевший чайник. У них в Москве такой — пузатый и громкий.
Мама проснулась, подошла к воде.
— Ну вот, можно купаться, солнышко водичку до дна прогрело, — сказала она.
Дане очень хотелось круг — яркий, большой и упруго прыгающий на волнах. Такой есть у их соседки — восьмилетней Софии. Но мама сказала, что София — девочка, а он — будущий мужчина и должен уметь плавать без круга. И купила нарукавники — тоже яркие, оранжевые. Наденешь на руки, протянешь ближе к плечам — и как будто на руках два апельсина.
Даня сперва огорчился, но потом понял, что в них плавать даже удобнее — ничего не мешает. Они с мамой барахтались не у берега, а там, где маме было по плечи, а ему, Дане, — с головой. Но нарукавники-апельсины не давали пойти ко дну.
***
Солнце грело все жарче. Мама купила кукурузу у веселой девушки в белых шортах. И насыпала щепотку соли на кусок бумаги. Даня грыз замечательную горячую кукурузу.
— Вот купим сырую, попросим у хозяйки большую кастрюлю и сварим много кочанов. И наешься от пуза, — сказала мама, глядя, как сын стряхивает прилипшие зернышки.
Потом мама сказала, что пора уходить в тень — на солнце можно сгореть. Даня очень огорчился, хотел даже всплакнуть — но вовремя вспомнил, что настоящим мужчинам плакать не полагается. И сгореть не хотелось. Он думал, что можно сгореть и стать черным, как сгорают в огне бумажки. Но мама объяснила, что так не сгоришь, но кожа станет красной, точнее, ярко-розовой, потом может подняться температура и завтра придется лежать в постели.
Тогда Даня согласился уйти с пляжа, ставшего сразу недружелюбным и опасным.
Дорога домой вверх по лестнице показалась ужасно долгой. Они шли, шли, и под конец ему казалось, что они так и будут идти всю свою жизнь. Но когда он собрался сказать об этом маме, лестница неожиданно кончилась.
А от нее до домика — рукой подать.
Какой вкусный обед — дома никогда не бывает таких крутобоких помидоров, что хозяйка продает прямо с грядки. А вареная картошка посыпана укропом. Он съедает все, как настоящий мужчина.
После обеда мальчик ни за что не соглашается полежать с мамой. Не помогают ни сказки, ни обещания «самого интересного сна». И остается во дворе. Тут жарко, скучно и суетно — остальные отдыхающие пришли с пляжа и тоже обедают. Даню зовут к столу, но он вежливо отказывается. Не хватало еще обедать несколько раз. Только София угощает его конфетой в пестрой обертке. Но, как часто это бывает, внешнее не соответствует внутреннему — сама конфета оказывается совсем не вкусной. Даня, улучив момент, закапывает ее в землю.
София рассказывает про школу. Она пойдет уже во второй класс и уже знает почти всю таблицу умножения и умеет писать письменные буквы.
— Давай играть в школу, — предлагает она.
— Нет, давай лучше в морских пиратов, — отвечает Даня.
— Какие же тут пираты, если моря нет?
— Есть море, только до него дойти надо.
— А нас не отпустят.
— Ага, потому что сгорим.
София ноет нудно и заунывно.
— Ну, даваааай в школуууу!
Даня сердито дергает плечом. Ему неинтересно так играть. София сажает его за стол и взрослым голосом начинает рассуждать о чем-то. Или говорит:
— Дети, мы проходим повторение. Вот буква «А».
Буквы Даниэль знает давно и даже умеет читать. Он и французские буквы знает. Играть в школу ему скучно. Но тут Софию зовет бабушка.
Даня остается один. Он рассматривает петуха за сеткой. Все куры попрятались в тень и купаются в пыли, становясь от этого еще грязнее. А петух стоит на одной ноге, поглядывая на мальчика круглым глазом. И вдруг налетел, ударившись всем телом о сетку, поднял пыль, захлопал крыльями. Как он умудрился клюнуть, да еще до крови? Даня отошел, вытирая капельку с ноги. Было больно и обидно, и он, взяв палку, стал тыкать, пытаясь достать петуха. Тот отскочил и звонко, на всю улицу запел победную песню.
Тут прибежала мама, обняла, прижала к себе. От нее пахло чем-то необыкновенно вкусным, родным. Даня прижался к ней, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. Не помогали ни «пиратские мысли», ни утверждение, что мужчинам слезы лить неприлично. Но мама затормошила его, зацеловала, подула на больное место, ловко заклеила ранку пластырем. И разрезала большой арбуз.
Он был прохладным и так вкусно хрустел. София подошла и тоже взяла кусочек. Так они втроем сидели, поедая арбуз, мама отрезала новые ломти, и арбуз становился уже не круглым, а полукруглым.
Море стало теплее.
— Солнце весь день старалось, — сказал Даня.
— Ну да, — ответила мама, увлекая его с собой в зеленоватую воду.
Теперь они плескались долго. А потом сидели, глядя, как золотой шарик закатывается за горизонт.
— Видишь, солнышко спать пошло, — сказала мама, — и нам пора домой.
— Так наш дом в Москве.
— Нет, пока мы живем тут, наш дом в Кринице.
Даня так ничего и не понял. Разве может быть два дома? Или даже больше? Ведь во Франции тоже есть дом, там живет тетя Изабель, Анри и Камилла.
Вечером над столом включили лампу. Бабочки кружились, ударяясь о нее, и с размаху падали на стол. Одна попала маме в чай, другая — на хлеб с маслом, который держал Даня.
Непонятно, как за столом уместились все. И теперь негромко переговаривались, обсуждая цены на фрукты, то, что утром море холодное, и невозможность купить билеты в любом направлении.
— Мам, а давай останемся жить здесь насовсем. И тогда билеты покупать будет не надо.
— А как же папа?
— Мы и его сюда позовем. Пусть с нами живет.
— У него работа, сынок.
— А тут нет работы, что ли? Хорошие инженеры везде нужны, — повторил он услышанную где-то фразу.
Мама рассмеялась, но как-то невесело.
— Ну, теперь, пиратский юнга, слушай мою команду. В душ — шагом марш!
Душ тут был тоже необычный. Прямо на улице, у куста черной смородины. Ягод на нем не было, а жаль. Вода сначала лилась прохладная, потом — теплая.
— Солнышко и ее прогрело, — говорила мама, намыливая «юнгу».
— Вот какое оно тут замечательное, все греет. А почему в Москве не так?
Мама объяснила, что тут — юг, и поэтому жарче.
— А слоны в Африке? Там еще жарче, чем тут?
— Да, сынок.
— Вот бы они тут жили, мы бы на них покатались.
— Так тут не Африка.
Засыпает Даня под чтение старой, книжки, которую мама захватила с собой:
В Африке акулы, в Африке гориллы,
В Африке большие злые крокодилы.
И ему снится большой слон, который поливает его морской водой из хобота.