Dead And Gone

Положитесь на время. Все маски рано или поздно падают. Когда кто-то ходит на кончиках пальцев, чтобы казаться как можно более высоким, он в конце концов устаёт от этого занятия. (Бернар Вербер, "Звёздная бабочка").

      Элайджа знает: чему быть, того не миновать. Даже если ты разобьёшь кулаки в кровь, расправишься с сотней подвернувшихся под руку людей и сменишь привычный элегантный костюм на свободные толстовку и джинсы. Даже если ты не будешь показывать вида перед матерью и Финном, выкрикивая пафосные и бесстрашные речи. Даже если ты забудешь на секунду о смерти Татьи, Селесты и опасности, ежеминутно грозящей Хейли.       Аромат этих ведьминских трав, наверное, уже давно въелся в его кожу, из белоснежной превратившуюся в фарфор с той лишь разницей, что росчерки на нём не синие, а кровавые. Цепи - только они и удерживают его от падения, треклятая кукла всё так же висит над головой, дразня его мнимой близостью, а Эстер и Финн, скалясь в своих новых смуглых телах, попивают всё тот же чай с приятным, если бы не его травянистый вкус и зелёный цвет, ароматом, наблюдая за его мучениями с состраданием истинных родственников.       Иногда Элайдже кажется, что он не настоящий. В смысле, он и так сверхъестественное существо, которое большинство жителей планеты считает нереальным, это-то понятно. Но теперь он переходит все границы даже ирреального в своих размышлениях. Ему чудится, что его тело давным-давно слепили из глины, вдохнули в него жизнь заклинаниями да заговорами и сделали карманным кровожадным монстром, не способным на свои поступки без команд и приказов.       Может быть, это и есть пересечение границы бессознательного и понимание, наконец, природы своей истинной сущности. А может быть, это бред, тщательно направляемый в его голову заботливой матерью и доброжелательным братом. Элайдже без разницы, он не хочет думать, он хочет забыться в который раз и перестать казнить себя за содеянное.       Но стоит ему закрыть глаза, он видит всех убитых им. Всех преданных. Всех погибших по его вине.       И кто виноват в том, что первой жертвой оказалась именно Татья? Его солнечный свет, тепло его жизни, опалившее голодного вампира слишком сильно?       С одной стороны, Элайдже - страшное дело! - даже хочется поблагодарить мать. Она ведь на целые столетия лишила его положенных терзаний и угрызений совести. С другой стороны, он не хочет быть ей хоть чем-то обязан. К тому же Майклсон прекрасно помнит о том, что стало с Татьей в дальнейшем. Эстер не стала горевать из-за её смерти и обратила очередное кровавое затмение сыновей "на их же благо". И за это Элайджа должен быть ей благодарен?       К слову, матери надоедает смотреть на его поцелуй с Татьей около бойни. Теперь он видит в то время ещё не такой огромный Новый Орлеан, Селесту в ванной и кровожадную ухмылку Клауса. Элайджа не может вытерпеть такого издевательства над собой; он не совсем понимает, зачем мать показывает ему ведьму, ведь не он лично её убил, а она который день и час пытается доказать ему, что он чудовище, которое должно ради новой жизни переместиться в другое тело и плясать под её пресвятую дудку, но пытка от этого не слабее. Только запах осточертевших трав и голос Финна возвращают его к реальности и стирают до боли знакомые черты.       - Они наверняка скоро явятся его выручать, мама, - предполагает брат осторожно. - Они пока должны позаботиться о Майкле и Клаусе, это не так просто утрясти...       - Будет интересно на это посмотреть, - даже по голосу Эстер понятно, что она усмехается. Элайджа не открывает глаза, чтобы не встречаться лишний раз с её торжествующим взглядом. Он знает наизусть всё, что сейчас будет. Она начнёт показывать ему Хейли в объятьях Клауса.       По идее, он должен испытывать злость при виде милующихся гибридов. Однако Элайджа устал на протяжении столетий переживать одно и то же.       Он слишком сильно любит Хейли. Любой дурак, протянувший в компании Первородных относительно долгое время, поймёт: через годик-другой это не кончится ничем хорошим. Её обязательно отнимут у него, обязательно. Непреложная догма, священная истина, не требующая доказательств аксиома.       Не так уж и важно, как именно его покинет Хейли Маршалл. Её убьют вампиры, переманят на свою сторону волки или погубят ведьмы.       Или она просто ответит взаимностью Никлаусу, что равносильно для его старшего брата однозначной потере возлюбленной.       А может быть и вовсе превратится в неудержимого гибрида, одержимого властью и страстями. И его обворожительная, очаровательная Хейли, заботливая мать Хоуп и маленькая волчица, погибнет, оставив вместо себя вечно жаждущее крови и разрушений чудовище.       И ещё не скажешь с уверенностью, какой из этих вариантов наихудший.       Мать насылает на него очередной бредовый морок. Хейли топчется на пороге его сознания. Она отшвыривает в сторону Эстер, как тряпичную куклу, с прокусанной шеей и подбегает к нему с искренней тревогой и неподдельным состраданием во взгляде:       - Я освобожу тебя, Элайджа! Скажи мне, что надо сделать, чтобы я смогла снять с тебя цепи!       Майклсон устало смотрит на неё. И до него доходит, что лучше всего сказать для прекращения хотя бы этой бесконечной муки.       - Ничего, - выплёвывает он через кровавую плёнку на губах.       - Как же это "ничего"? - девушка сдвигает брови, в панике бегая около него. Она, конечно, не помнит о фокусе с куклой, она каждый раз всё та же выдумка, послушный фантом Эстер. - Ты что, собираешься висеть на этих цепях вечность, Элайджа?       - Да, - отвечает он. А зачем ему свобода? Чтобы опять смотреть на то, как Хейли покидает его? Чтобы бесполезно пытаться воссоединить семью, члены которой готовы перегрызть друг другу глотки? Чтобы снова убивать и ежедневно жалеть о своих поступках?       "Нет, - решает Элайджа вдруг. - Я не хочу больше всего этого. Довольно."       Призрак Хейли продолжает округлять глаза и умолять его сказать ей хоть что-то другое. Но Майклсон неумолим и непреклонен. Лучше избавить себя от больших страданий этим предательством фантома.       Он возвращается в реальность. На него, вскинув брови, синхронно взирают Эстер и Финн.       - Ты разорвал морок. Как тебе это удалось? - скорее из вежливости спрашивает мать. Элайджа, ничего не объясняя, проваливается в забытье без видений о любимых и убитых. Это единственное, чего он ждал на протяжении всех выдумок Эстер. Его родственники продолжают пить чай и терпеливо ждать Клауса с компанией, думая, что раз самый правильный Майклсон отказался от попыток спастись, остальные просто обязаны это сделать. Хотя бы ему назло.       В конце концов, кого и когда волновало то, чего хочет Элайджа?