Давай попробуем еще раз?

- Виолетта? - Нет, - коротко ответила девушка, выскочив за дверь палаты. Мэтт, до боли закусив губу, продолжал глядеть на выкрашенную в густо-серый дверь, пока медсестра не отвезла его обратно в палату. Осточертевший запах хлорки, резиновых шин инвалидной коляски и смерти. Занавешенное окно, за которым прятался маленький больничный дворик с тремя покосившими от времени скамейками и изрезанной следами от колес лужайкой. Медсестра ловко перетащила Мэтта на кровать, словно он был не тяжелее пушинки. Правда, сейчас он действительно до страшного мало весил, с каждым днем все больше становясь похожим на живой скелет, обтянутый бледной кожей. Его руки, тонкие, исколотые, с извилинами ярко-синих вен безвольно лежали вдоль тела, на котором мешком висела уродливая больничная одежда. Медсестра, заботливо поправившая вязанную серую шапку Мэтта, сползшую почти до глаз, принесла очередной шприц, сверкнувший в белом свете ярких ламп. Это была полная женщина с вечной улыбкой на лице и печальными серыми глазами. Она тоже была больна – одиночество и нерастраченная материнская любовь грызли ее изнутри, словно раковая опухоль. Дети женщины давно выросли и не нуждались в ней, а пациенты, к которым она успевала привязаться, как к родным, всегда уходили. Кто-то возвращался домой, но чаще – попросту угасали у нее на глазах. Больно, должно быть, каждый раз наблюдать, как умирают молчаливые люди с безволосыми головами, еще недавно с благодарностью принимавшие заботу женщины. - Она это делает для твоего же блага, - введя иглу в вену парня, утешающее произнесла медсестра. – Ведь она любит тебя. «Блага? Какое же омерзительное благо» - подумал Мэтт, равнодушно наблюдая, как женщина прикладывала холодный ватный тампон, смоченный в спирте, к очередному свежему рубцу на руке. Разве лучше было провести последние дни здесь, в этом Аду для живых? Разве в том, чтобы заживо похоронить Мэтта среди безразличных стен больницы, заключалось это неведомое благо? Давно стоило признать, что спасения не будет. Парню лишь хотелось дожить отсчитанные ему мгновения жизни спокойно, среди безделушек, которые постоянно приносила в дом Виолетта, и смешанных ароматов кофе, фиалок и по нескольку раз перечитанных книжных страниц. И есть ли смысл на что-то надеяться, когда уже даже самые оптимистичные врачи твердят о том, что безнадежно продолжать лечение. Ведь зачем мучить самого, когда все равно уже нет никаких надежд? Когда неизвестно, чего стоит ожидать через неделю, а каждый пережитый день считается за маленькую победу? Тогда почему же с ним еще возятся, заглушая боль наркотиками и продлевая его никчемную жизнь? Ведь страдал не только сам Мэтт, но и Виолетта, с ужасом просыпающаяся по нескольку раз за ночь, после очередного кошмара, обрывающегося смертью парня. Но ведь… Быть может, сейчас дверь отворится и войдет любимая всем сердцем Вилли, решившая забрать Мэтта домой? Или найдется панацея, которая сможет победить растущую с каждой секундой опухоль? Но… Чудес не бывает, как ни надейся.