Музыка в Её голове.

Она шла по улице, и, хотя Ей хотелось взять ручку и писать то, что приходит в голову, не задумываясь над словами, Она всё-таки шла, глядя на жёлтые листья и серое небо, отражавшиеся в глазах прохожих. Тем временем на дорогах было лето в самой чудесной поре, но Она всегда видела только осень через свои чёрные очки; Она никогда не расставалась с синим пальто и перчатками, боясь подхватить вирус, который, как Ей казалось, заражает всех, особенно по весне. Она не знала, куда и зачем идёт, но это не имело значения, так как Она умела находиться в разных местах одновременно. Вот и сейчас Она была далеко от той дороги, что можно было видеть в Её очках. Она сидела за мраморным столом, таким же синим и холодным, как Её пальто, и прислушивалась к звукам музыки, играющей где-то за бетонными стенами. Эта мелодия преследовала Её с утра, разбудила Её, включившись ещё во сне. Она не любила музыку. Не любила с детства, сама не зная, да и не задумываясь, почему. Возможно, если б кто-нибудь посмотрел на Неё, то объяснил бы эту странность, но никто сделать этого не мог - просто Её никогда не было. Даже теперь, когда Она шагает по проспекту многомиллионного города, выстукивая каблуками успевший надоесть за бесконечное утро ритм, Её нет. Она всё ещё в той комнате с бетонными стенами и мраморным столом. Там нет окон, но Она умеет смотреть сквозь стены; и перед Ней каждую секунду проносятся искажённые мучительной болезнью лица. С Ней никогда ничего не происходило. Возможно, причина этому - Её отсутствие. Но эта прилипшая мелодия была необычным явлением и как-будто что-то предвещала. Она была уверена, что ночью в Её квартиру привезли целый оркестр и зачем-то запустили Ей в голову. Ей захотелось заткнуть его. Тогда Она свернула в ближайшую дверь с ничего не значащей надписью "РУКА", спустилась в подвал и остановилась перед длинным узким коридором. Музыка в ушах зазвучала громче. Она вспомнила, что в Её груди что-то есть, но не могла вспомнить, что именно. Сейчас Она отчётливо знала только одно: надо очистить голову от этих назойливых музыкантов; даже если их придётся щипцами вытягивать через уши и нос. Она шла вперёд, разглядывая влажные, поросшие плесенью стены , поминутно видя одну и ту же, уже знакомую надпись "РУКА". В полутьме, нарушавшейся лишь тусклыми светильниками, развешанными по всему коридору, Она достала ручку и сняла с неё колпачок; затем, простояв несколько минут и, видимо, передумав что-либо писать, снова одела колпачок и, выкинув ручку, пошла дальше. В конце коридора Она увидела дверь. Она открыла её и вошла внутрь, спустившись ещё глубже. Это был бар, но Она сейчас сидела в кабинете у врача, который при помощи различных зеркал и палочек пытался разглядеть причину звучавшей музыки. Так ничего и не поняв, он решил открыть Её голову и просто почистить все детали. Накинув на Неё простынь, он пошёл готовиться к операции. Она подошла к стойке и, поскольку Её никто не видел, сама налила какую-то мутноватую жидкость в первый попавшийся стакан. - Вы ищете Его? - спросили из-за спины. - Нет. Я никого не ищу. - ответила Она, не оглядываясь. - Его здесь нет. - Он болен? - Нет. Но Он тоже слышит музыку. - Я не знаю Его. - сказала Она, допив стакан и выходя из кабинета, так и не дождавшись седого врача с кучей зеркал. Оркестр перестал Ей мешать.