Золото

Любить Сакураду Джуна из второго класса старшей школы было тяжело, но это того стоило. У красотки Изуми-чан был большой выбор. Несмотря на то, что она была еще в средней школе, на нее часто обращали внимание многие старшеклассники. Длинные темные волосы, заплетенные в затейливую косу, сверкающие шоколадные глаза и хорошая фигура не могли не обращать на себя внимания. Шкафчик девушки ломился от записочек, всяческих подарков и приглашений; Мисора Изуми явно готовилась без особых усилий взять нелегкий, но такой заманчивый титул королевы школы. Однако на записочки не было ответа, слова благодарности за подарки чаще всего не звучали, и приглашенная красавица так и не приходила. Красивые глаза Изуми были вечно устремлены в спину чуть диковатому, встрепанному и — ах! — «такому милому и доброму Сакурада-семпаю». Мужская половина школы, будучи в курсе, грозилась когда-нибудь «вмять очки этому ботанику», но стоило шоколадному взору посмотреть на мстителей чуть более неодобрительно — и заманчивые планы приходилось оставить. Как водится, о Джуне и Изуми сплетничали все, кто умел говорить. Как водится, Джун об этом и не подозревал. Так вот, вздыхать по Сакураде было очень приятно, но чрезвычайно утомительно. В свои шестнадцать лет он не имел девушки (источники Мисоры были довольно надежны). Более того, на симпатичных одноклассниц Джун даже не обращал внимания. Это дало девушкам повод умиляться «определенно несчастной любви того очкастенького», а парням — повод хихикать над «явно не нашей ориентацией этого червяка». Если предмет интереса Изуми и наблюдал странные косые взгляды в свою сторону, то не подозревал, с чем это могло быть связано. А Изуми, вот ведь истинная женщина! — отказывалась подойти и заговорить первой. Тем более что, считала она, следовало бы сначала решить один очень важный вопрос: как ее Джун (именно «ее Джун», Мисора всегда была жуткой собственницей) относится к Касивабе Томоэ, этой невзрачной на вид, но довольно душевной по содержанию старосте класса? Их часто видели разговаривающими на переменах, а источники Изуми еще и донесли, что Томоэ иногда наведывается к нему домой. В душе Изуми бесновалась ревность, но королева лишь поджимала губки и, гневно печатая шаг, исчезала, едва Томоэ появлялась в непосредственной близости. Изуми-чан и сама не могла вспомнить, с чего началась эта ее навязчивая идея быть с Джуном. Кажется, пару лет назад… или даже раньше… Факт был в том, что жертва упорно не замечала все оказываемые ей знаки внимания, такие как хитрый и острый взор из-за полуопущенных ресниц, нарочито небрежный кивок, легкая и таинственная улыбка… Многие парни за одну из этих «королевских милостей» отдали бы душу самому сатане, но ведь это народное достояние практически бесполезно расходовалось на худого недомерка! Возможно, Изуми и понимала сердцем, что Джун был для нее чем-то вроде подарка на день рождения, который, пока не получишь, не передаришь. Почему-то она зациклилась именно на нем. Получить Джуна, а затем (возможно, раздумывала она) отвергнуть его — вот было ее целью! Самый неприступный старшеклассник школы, который ни разу не посмотрел в сторону женской раздевалки, должен стать ее! Это будет доказательством ее красоты и привлекательности! К слову сказать, хоть Джун и носил очки, забывал расчесаться и чаще всего сидел за учебниками вместо устраиваемых классом мероприятий, он был довольно-таки симпатичным для шестнадцати лет. Разумеется, симпатичным он казался для тех, кто умел ценить мечтательное выражение лица, сонный голос, хрупкую бледность и острые черты лица. Изуми это не просто ценила — боготворила. Правда, в ее лице чаще всего не отражалось ни тени обуревающих ее чувств. К тому же, Джун был очень и очень начитан, в душе интеллигентен, хоть и пробовал временами строить из себя независимого и крутого. Ревность грызла Мисору буквально заживо (хотя ревность ли? Скорее, то, что столь желанный объект так ненавязчиво уплывает у нее из рук), и вот настал день, когда… — Изуми-чан! Изуми-чан! — школьная подруга поманила ее к себе, и девушка приблизилась. — Чего тебе, Мику? — недовольно спросила она. — Сакурада-семпай и Касиваба-семпай… Только этих двух фамилий было достаточно, чтобы Мисора сначала отправилась в рай и затем, стукнувшись темечком о низкие школьные потолки, ухнула в ад. — Так что они, ну же, продолжай! — начала девушка дергать Мику за рукав школьной формы. — Собираются внизу куда-то. Вдвоем. Я сама видела! — отрапортовала Мику, гордая своей наблюдательностью. — Хотела бы я знать куда… — прикусила губу Изуми, а подруга развела руками: — Так что же ты стоишь? Иди, проследи за ними! — Что? — Изуми резко выпрямилась и даже чуть покраснела от негодования. — Исключено! Это же неприлично! В другое время Мику поаплодировала бы такой честности своего кумира, коим являлась Мисора, но сейчас ситуация была иной. — Ты даже для себя не хочешь переступить через принципы! — топнула Мику ножкой, обутой в изящную черную туфлю. — Но так и быть! Сегодня я согласна тебе помочь. — Ты будешь за ними следить? — недоверчиво произнесла Изуми. — Ага-ага, — смешно закивала Мику. У Кугаябы Мику был свой интерес: она издавна считалась непревзойденной мастерицей по части школьных сплетен. А тут представилась такая возможность побыть теми самыми первыми руками, из которых школьники (а то и некоторые учителя) получат драгоценную информацию… — Ну хорошо, — дала царственное позволение Изуми-чан. — Но если попадешься… — Нет-нет-нет, — еще смешнее замотала Кугаяба головой, затем схватила школьную сумку и убежала прочь. — Послушай, что я тебе скажу. Нет-нет, я сама, своими глазами это видела! — тараторила Мику взволнованным голосом в телефонную трубку. — Нет, ты мне сейчас не поверишь! Они с Касивабой действительно отправились вместе, но куда! В магазин! Да ладно бы в продуктовый или вроде того, так ведь в магазин украшений! Я подглядела в окно, знаешь, что он купил? Гребень! Что такое гребень? Ну, расческа такая! Только очень красивая, золотистая вся… Нет, Томоэ-семпай он гребень не подарил. Подожди-подожди, сейчас расскажу! Я проследила за ними до самого дома Сакурады. Да, она пошла к ним. Точнее, к его сестре. Да, у него есть сестра. Да, я тоже в окно подглядела. Сидели, пили чай, все было очень мило… Правда, Джун сразу же куда-то исчез, как пришел… Кстати, у Томоэ на коленях кукла сидела, большая такая… ой, красивая!.. Немного рыженькая, в розовом платьице, с бантом… такая очаровашка! Мне, между прочим, показалась, что его сестра этих кукол коллекционирует! У них еще три сидели рядом: одна вроде мальчик — ой, как эти куклы похожи на детей, ты не представляешь, — в цилиндре, в синем костюмчике; а вторая мне клоуна напомнила… Ну, клоуна! В яркой одежде, и волосы зеленые, и глаза… А третья! Как была одета третья! Какие у нее волосы длинные! Длинные-длинные, темные, блестящие, хотя до твоих им далеко. Нет-нет, я не льщу, ты чего? Так вот, эти Томоэ и Нори (да сестра это Джуна, сестра!) — они так странно на этих кукол поглядывали… Как будто они живые… Мне страшно вдруг стало ни с того ни с сего! Обе были такие грустные… Какие-то странные… Слушай, а вдруг они и Джуна на эту кукломанию подсадили, а? Точно! Понятно, почему он… — Да ну тебя! — вдруг вздохнула Изуми и повесила трубку, устав от ее болтовни. Куклы, не куклы — ее не касается. Важнее, что Касиваба контактирует только с этой, как ее… Нори. А с Джуном — нет. «Шансы огромны…» — подумала про себя первая девушка школы, перелистывая журнал. А в хорошенькую ее головку вдруг заползла невозможная, но такая прекрасная догадка: это же ей он купил гребень, Изуми! Да, по-другому и быть не может. Спать ложилась Мисора заполночь, и когда наконец легла, то думала лишь о том, как (возможно!) Сакурада-семпай на глазах у всей школы подарит ей этот скромный, но очень желанный предмет... Конечно, такое было невероятно, но чего только не пригрезится в наших мечтах... И пока сон не накрыл ее окончательно, Изуми все представляла сверкающий золотом гребень в своих красивых волосах. А в нескольких кварталах от дома Мисоры, на крышу которого медленно опускалась ночь в серебристых одеяниях, в точно таком же доме, на втором этаже, в запертой на ключ комнате встрепанный парнишка с мечтательной улыбкой расчесывал подаренным гребнем золотые волосы куклы, сидевшей у него на коленях. Ее белоснежное лицо не выражало ни безжизненности, ни скуки: напротив, в ее голубых глазах играло бликами настоящее счастье. И словно не было той равнодушной, строгой, твердой Синку, что некоторое время назад похоронила своих сестер, одну за другой. И словно не было того раздражительного, угрюмого, несчастного Джуна, что много лет назад, опасаясь за свою жизнь, поцеловал серебристое колечко на ее пальце…