После прочтения сжечь

То, что сейчас происходило, было настоящим безумием. Сон. Сон. Сон… Король Роланда, стоя перед зеркалом, молил, чтобы все это оказалось сном. Молил молча, молил, не размыкая губ. Если хоть один стон сорвется с этих сжатых в ниточку губ – он проиграет. Проиграет империю, свою жизнь и, главное, душу. Хотя есть ли у него душа? Как раз душу он давно уже проиграл. Золотые глаза равнодушно глядели на Сиона Астала из зеркальных глубин. Он не верил, что его отражение может быть столь холодным, бесстрастным, что эти глаза принадлежат ему самому. Он не должен быть таким. И его лицо таким быть не должно! Хоть ненависть. Хоть боль. Хоть что-нибудь, только не это мраморное лицо! Однако бледная маска держалась. Она почти сжилась с Сионом, не отпуская ни на миг. Он не сможет ее сорвать, потому что не должен. Потому что, если сорвет — вновь проиграет. Тем не менее, эта маска делала его прекрасным. Ему как нельзя более подходило это спокойствие, это непоколебимое выражение, эта легкая и мудрая улыбка. Маска делала его равным богу — почти неземному божеству. Стоит помнить, что божество не имеет права на ошибку. То, что он делает сейчас — ошибка? Больше это походило на предательство. Сион гнал эти мысли из головы, но они возвращались. Пусть Фроаде убеждает его в том, что так необходимо… Нет, что так правильно… Все равно короля преследовали сомнение и смятение. Этих чувств не было и в помине, когда он посылал войска сжигать целые города, топтать тяжелыми солдатскими сапогами чужие жизни, втаптывать людей в землю. Не было этих чувств и в тот день, когда последний непокорный аристократ в предсмертных хрипах и стонах призывал проклятие на серебряную голову Его Величества. А сейчас… Сион не верил, что он пошел на такие меры. Предательство лучших друзей теперь называлось благом для всего народа. И для монстра, который в цепких когтях держит его душу и разум. В зеркале что-то дрогнуло, и Сион поспешил отвернуться. Как бы там ни было, он дал себя уговорить. Фроаде — этот темноглазый змий — убеждал его долго, что так необходимо, так правильно, так и следует поступить. Что запереть в клетку животное, которое умеет кусаться — не преступление, а мера предосторожности. Тогда Сион, помнится, спросил: «А выколоть глаза — не жестоко ли по отношению к животному?» Фроаде помолчал, а когда заговорил снова, в его темно-синих глазах блеснуло понимание: «Но мы ведь имеем дело не с домашним послушным зверем». Кажется, как раз в этот момент в кабинет постучался вестник от фельдмаршала Клома и доложил, что захват произведен успешно. Астал отвернулся к окну, чтобы генерал-лейтенант Фроаде не видел, как он пытается выровнять дыхание. Перед тем как выйти из кабинета, Фроаде остановился на пороге и произнес: «Помните, сир, что это — лидеры враждебной коалиции… а вовсе не ваши бывшие друзья». Едва заметное ударение на слове «бывшие» заставило Сиона вздрогнуть. Он произнес и ушел, ухмыляясь, распоряжаться насчет пленников. Эхо его слов осталось висеть в воздухе. С этого разговора прошло немногим более часа, а сердце Сиона все никак не переставало частить. Оно еще было живым, это сердце. Оно еще билось за спасение всех и вся. Сион так хотел, чтобы оно успокоилось, и про себя повторял: «Бывшие… бывшие… бывшие…» Раз за разом. Снова и снова. В ответ была лишь мертвая тишина, будто в замке не было ни души. И от этого королю все больше хотелось взвыть, словно раненому зверю. Маска божества намертво склеила губы. А сердце — билось. Его разрывали надвое ощущения: совесть боролась, пыталась подать голос, а холодный разум подпитывался наставлениями Фроаде и Люсиля и удерживал совесть в тисках. Разум одерживал победу, но ведь победу над разумом уже давно одержал Сумасшедший Герой — проклятие, принесенное Асталу в дар его предками. Что ж, за такие подарки, выходит, рано или поздно приходится платить. — Правильно ли я поступаю? — стоя, Сион оперся руками на стол и опустил голову: длинные серебристые пряди устлали столешницу. Со стороны могло показаться, что отчаявшийся король беседует сам с собой, но все было иначе. Ответа, правда, не последовало. — Люсиль? — неуверенно позвал он. — Ты слышишь меня, не так ли? И вновь тишина. И Сион даже понимал, почему Люсиль не торопится отвечать: незримый собеседник тоже колебался. — Прав ли Фроаде? — не унимался король. Прошло несколько очень долгих секунд, прежде чем прозвучало: — Безусловно. Совершенно бесцветный голос. А единственное слово — вымученное. Люсиль Эрис колебался. Воистину, все происходящее сегодня было безумием. Судя по царствующей на лице ухмылке, Миран Фроаде был очень доволен. Он постучался в дверь кабинета Его Величества и застал сеньора буквально в разобранном состоянии. Сион сидел за своим рабочим столом, уронив голову на руки. Как будто он только что потерял свое королевство. Фроаде хотел объяснить, что все наоборот: этот шаг лишь способствует укреплению Роланда... Но еще больше он хотел, чтобы король понял сам. — Ваше Величество, все идет очень хорошо, — доложил Фроаде. — Кто-нибудь пострадал? — Сион не поднимал головы. — Шестеро солдат убиты, с десяток раненных. Притом боевые действия вели исключительно его соратники: сам он никого не тронул, как и мечница. — И товарищи… — Сбежали. — Сбежали? — поднял король изумленные глаза. — Бросили своих лидеров и сбежали? — Лидеры очень на этом настаивали, — мягко пояснил генерал-лейтенант. — В сущности, они и сами пытались скрыться, но найти их было довольно просто. Захватить — еще проще. Знаете… — Не хочу знать. Ни знать, ни слышать не хочу, — на мгновение Сион обнажил свои истинные чувства, но тут же взял себя в руки. То, что имена «Райнер» и «Феррис» теперь были заменены на равнодушное «лидеры», неприятно резало слух и ранило сердце. — Оба сейчас помещены в камеры в подвальных помещениях замка. Если желаете… — Фроаде склонился в полупоклоне. Сиона будто пронзила молния: конечно, он не желает! Ни видеть их лиц, ни слышать их голосов, иначе он просто умрет. Его сердце забьется так быстро, что прильет кровь к бледным щекам, растает ледяная маска, а сам он сломается. После того, что писал ему Райнер, видеть его глаза сквозь решетку будет невыносимо… И все же Сион пошел за своим советником. Вниз. В самые темные уголки замка, глубоко под землю. Сейчас неугодных престолу мятежников, разумеется, содержали в тюрьме вне пределов замка, но несколько веков назад, когда этой тюрьмы не существовало, заключенных держали в королевской темнице несколькими уровнями ниже. Следить за лидерами Антироландской коалиции очень трудно, если не можешь видеть их в любое удобное время, — говорил Фроаде, спускаясь по длинной витой лестнице. Сион шел следом, шелестя подолом мантии по ступенькам, и напряженно думал. Отчего-то стало страшно. Сион, Райнер и Феррис виделись не так давно. Сион и лидеры Антироландской коалиции не виделись никогда. Какими же они стали? Эти люди внизу, с которыми он вот-вот встретится лицом к лицу — сильно ли изменились? Раз не тронули напавших на них солдат — значит, не сильно. Из докладов разведчиков (да и Клаус приложил руку к слухам) Сион знал, что к Райнеру с Феррис примкнули Кифар и, что немаловажно, Тоале Нельфийский. Учитывая, что Антироландская коалиция зародилась именно в империи Нельфе, теперь все нельфийцы восстали против него, Сиона. Как любимый в народе принц, Тоале мог это гарантировать. К тому же — Астал знал это совершенно точно — герцог Лютолу на стороне своего сына. Это было совершенно очевидно. Противник не то чтобы был силен… Но досаждал. Хотя, после объединения с Эстабулом, нападение Нельфы не внесло бы особенных корректив в планы Роланда по захвату всего континента. С политической точки зрения коалиция оказалась не такой уж и непобедимой. Но существовал и другой момент, касавшийся лично Сиона: Его Величество подозревал, что теперь о Сумасшедшем Герое знают не только он сам да Фроаде с Люсилем, но еще и Райнер. И Феррис, конечно же, тоже. Как раз Райнеру он бы ничего не говорил до последнего. Не повернулся бы язык сообщить, что Райнер назначен быть жертвой в угоду Сумасшедшему Герою. Лучше уж ударить в спину исподтишка, чем глядеть прямо в глаза. У него не хватит духу смотреть прямо в глаза. Сион понял, что последнюю мысль случайно озвучил вслух. Шедший впереди Фроаде проговорил: — Не придется. Эта фраза насторожила Астала. — Что ты имеешь в виду? — нервничая, он поймал Фроаде за плечо. — Неужели… — горло перехватило от сбившегося дыхания; сердце понеслось рваными скачками, — неужели вы уже… — Уже? — непонимающе переспросил Фроаде. Но внезапно понял и бархатно усмехнулся: — Ах, вот что вы подумали. Нет. Его глаза пока что с ним. Парадоксально, но Сиону не стало от этого легче. Короткое слово «пока» смутило его: оно оставило за собой пустую надежду. На каменистых стенах тускло мерцали факелы, вздымая жадные лепестки своего пламени к замшелому потолку; так вот, эти факелы безумными огоньками отражались в страшных темных глазах Фроаде. Советник повернулся к Сиону спиной и, продолжив спуск, объяснил: — В целях безопасности охранники завязали глаза господину Люту. Учитывая, что он — носитель Альфа Стигмы, их… — Фроаде приостановился, подбирая слово, — …опасения вполне оправданы. Разумеется, он и мечница разведены по отдельным камерам и… гм, — Фроаде вновь запнулся, — лишены возможности двигаться. Сион ощутил, как противная дрожь забралась под кожу. Очевидно, Миран Фроаде это почувствовал. И заметил: — Так необходимо поступать со всеми изменниками, не правда ли? Он манипулировал королем, роняя такие фразы. И он блеснул глазами в этой полутьме, когда голос Сиона твердо ответил: «Правда». Значит, переборол себя. Ступеньки закончились. Сион и Фроаде находились в подземельях, куда издавна не проникал ни один луч солнечного света. Это было мрачное и тоскливое место, воистину богом забытое. Казалось, влажные стены впитали в себя крики несчастных пленников и теперь бережно хранили их. Здесь не было места теплу и ни упоминания о милосердии. Перед ними был длинный коридор. — Сколько охранников? — голос Сиона был по-прежнему тверд. Он все еще боролся со своим сердцем, в которое незаметно вкрадывался ужас. — Две дюжины, — с готовностью ответил Фроаде. И тут же согласился с незаданным вопросом: — Маловато на тот случай, если изменники найдут способ выбраться, разумеется. Только вряд ли они найдут. Они прошли коридор. Стоящий у монолитной каменной двери стражник весь подобрался при виде Его Величества. За этой дверью были камеры — большей частью одиночные, пустые. Стражник с усилием открыл дверь. Сион вступил внутрь, Фроаде — за ним по пятам. — Ваше Величество! — троица охранников внутри помещения немедленно отдала честь. — Где мятежники? — вновь навесить на лицо маску справедливости оказалось проще простого. Фроаде чуть заметно кивнул в знак одобрения. — Позвольте проводить, — вызвался один из охранников. Стражник снаружи запер дверь за спинами короля и советника. — Нет. Я сам с ними поговорю, — произнес Сион. И добавил, выразительно глядя в глаза Фроаде: — Ты тоже постой в сторонке. — Как прикажете, — в голос ответили Фроаде и охранник, затем последний протянул королю зажженную свечу. Следующие шаги дались очень тяжело, отняли почти все силы Сиона Астала. Он не знал, о чем будет говорить и стоит ли говорить вообще. Строить из себя друга или врага? Сион уже давно не знал, кто он: друг или враг. Король Роланда прошел поворот коридора и услышал… смех. Сразу же остановился как вкопанный. В этом месте никто и никогда не смеялся. Смех звучал здесь просто… убийственно. И все же, превозмогая сомнение и смятение, что вновь накинулись на него, потрясенный король узнал этот смех. «Райнер…» — подумал он. Дышать сразу стало немного легче. Там, в груди, где раньше громко изнывало сердце, наступила тишина. Их камеры были расположены друг напротив друга. Но широкий коридор и кромешная тьма разделили их, как и капающая с потолка вода, как и тяжелые шаги стражников, как и сковывающие тело петли. Единственное, что спасало — слова. Говорить. Ни в коем случае не молчать. Невзирая на боль. Невзирая на подступающее к горлу отчаяние — говорить, говорить, говорить… Вспоминать о всякой ерунде. Сиону показалось, что оба сошли с ума. — Эй, ты! — позвала Феррис из темноты, которую безуспешно пытался разогнать огонек свечи. Король замер. Откуда-то слева донеслось: — Он, Феррис? — Кто же еще, — невозмутимо сказала она. — Давно не виделись, — зевнул Райнер. — Как поживаешь, Сион? Они разговаривали с ним так, будто ничего не происходит. Будто и нет этого безумия, царящего вокруг. Будто они не в темнице, в этом холодном тоскливом месте, а на крыше дворца под сверкающим звездами небом, спокойные и счастливые до неприличия. Как тогда. Как раньше. Сион прикусил губу. В этой тьме он мог снять ненадолго свою маску — все равно уже ничего не изменится. Он подошел к правой камере, и свеча озарила ее, но тускло, трепеща кончиком пламени из последних сил. Феррис Эрис сидела на полу. Спиной она прижималась к холодной каменной стене, к которой приковали ее тело массивным стальным зажимом. Руки, поднятые над головой, стеснял зажим поменьше. Волосы светлой рекой стекали на грязный пол. У нее отобрали меч, броню и свободу, но вот силу духа отобрать не смогли. Феррис подняла пронзительно синие глаза и ухмыльнулась уголком губ. Слабо-слабо, почти незаметно. На ее светлой шее Сион заметил кровавый след, возможно, от веревки. — Он… он смотрит на меня, Райнер, — внезапно сказала она испуганным голосом. Астала пробрал холодок, когда позади раздалось спокойное: — Ох, прекрати, ей-богу. — Он трогает меня, Райнер! — взвизгнула девушка. — Неправда! — машинально оправдывался Сион. — Правда! — Нет! — Да! — Может, заткнетесь? — мрачно попросил Лют. — Сион, я требую перевода в другую тюрьму! Она мешает мне спать! Сион вдруг очнулся: что с ним происходит? И что происходит с ними? Почему они не клянутся отомстить, не обещают до него добраться, не взывают к Антироландской коалиции? Ни упрека, ни злости, ни боли, ни страха — ничего… Райнер и Феррис в полный голос препирались, а эхо носилось под потолком и издевательски передразнивало их. Сиону показалось, что они ничего не осознают. Они сошли с ума. — Замолчите… — выдавил он сквозь зубы, — замолчите сейчас же… Его трясло. Феррис поджала губы и отвела взгляд. — Что с тобой, Сион? — с беспокойством спросил его Райнер. Король Роланда отвернулся от мечницы и медленно подошел к левой камере. Райнер Лют стоял на коленях. Его руки были разведены в стороны и обездвижены кандалами, длинные цепи от которых вились к самому потолку — чтобы жутко опасный владелец Альфа Стигмы, монстр, не смог выкинуть какой-нибудь фокус собственными руками. Наверняка среди охраны уж ходят слухи, что он якобы и людей стирает в пыль, едва прикоснувшись, и взглядом способен подчинить разум, а то и вовсе испепелить. Поэтому на глаза ему наложили плотную повязку. Отныне его глазами была Феррис, а в этой тьме, лишь изредка скрадываемой свечами стражников, она видела не лучше его. Поэтому-то и следовало говорить — чтобы убедиться, что она еще здесь, совсем рядом, и их еще не разлучили окончательно. Сквозь повязку Райнер не видел ни зги, поэтому не шелохнулся, когда свет от свечи в руках Сиона упал ему на лицо. Астал молчал, вглядываясь в сонные черты лица лучшего друга. Феррис, не выдержав молчания, заметила: — Я знала, что этот лентяй тебе, Сион, интереснее хорошенькой женщины… — Да чтоб тебя… Феррис, он прямо передо мной? — Вот именно. — И что он делает? — с неподдельным интересом спросил Райнер. — Смотрит так, будто… хочет съесть, — к концу фразы тон Феррис чуть-чуть упал. — Вот оно как… Сион слушал их разговор, не в силах вымолвить ни слова. — Потерпи, Сион. Король Роланда вздрогнул. Райнер, криво улыбнувшись, продолжил: — Недолго, наверное, ждать осталось? И он засмеялся. И она засмеялась. А между тем не было ничего смешного. Хрипловатый низкий смех переплетался с неумелым, сухим смехом Феррис. Они сочетались, звучали как музыка, как траурный марш в ушах Сиона. Тот словно врос в землю в немом ожидании, когда же закончится эта пытка. И внезапно до него дошел смысл слов Райнера: они оба действительно все знали. И о Сумасшедшем Герое, и о Богинях, и обо всем… Связанные, лишенные свободы, разделённые, они и сквозь прутья решетки сумели его одолеть. — Хватит! – крикнул Сион в отчаянии. Смех смолк. — Не обращайте внимания, Ваше Величество, — в словах Феррис послышалась издевка. Астал обернулся к девушке. — Просто у нас полно свободного времени. — Хотя долго мы здесь все равно не протянем, — пессимистично заметил ее напарник. — Меня казнят как изменницу, а Райнера вы используете в своих грандиозных и, тем не менее, гнусных планах по захвату мира, — рассуждала Феррис, глядя в пол. — Антироландскую коалицию тоже ждет не лучшее будущее. От нас просто следа не останется… От нас уже почти ничего не осталось. Так что… Она судорожно вздохнула: стягивающие талию оковы мешали ей свободно дышать и причиняли боль. — Так что будет лучше, если вы, король Роланда, Сион Астал, постараетесь забыть о нас. И как можно скорее. Райнер притих. Астал каким-то шестым чувством понял, что он во всем согласен со словами своей напарницы. Король-герой присел, синие глаза Феррис оказались на одном уровне с его золотыми. — Простила меня? — тихо сказал он. — Если бы не Райнер, то не простила бы. Но ему так хочется спасти тебя от твоих собственных демонов, что тошно становится, — фыркнула Феррис. — Уже отчего-то не хочется, — вставил Райнер. Девушка промолчала. Сион выпрямился во весь рост и неожиданно даже для себя самого сказал: — Я признаю… Если бы не я, ничего бы этого не случи… — Феррис, он и правда собирается перед нами извиниться, — изумленно оборвал его Райнер. — Честное слово, собирается! — Жалкое зрелище, — согласилась Эрис. — Тебе виднее. — Что вы… — опешил король. — Вот что: закрой рот, — твердо посоветовал Райнер. Казалось, Сион больше никогда не сможет говорить. Он с шумом вдыхал-выдыхал воздух и пытался успокоиться. Сон. Сон. Сон, черт возьми! — А теперь слушай. Сион, ты двуличный осел, которым вертят все кому не лень. — Враг данго! — раздалось из правой клетки. — Феррис… — вздохнул Райнер. — Не мешай, будь добра. Так вот, ты — садист и тупица. Но ты все еще наш друг. Сион сглотнул. — Мы случайно оказались по разные стороны баррикад. Но раз уж оказались — так тому и быть, — и Райнер вновь ухмыльнулся. — Казни, пытай, что хочешь делай — лично я не смогу тебя ненавидеть… до белых глаз, — со смешком сказал он. — Слишком много людей повадилось тобой править. Пока я насчитал лишь один проступок, который лежит целиком и полностью на твоей совести. Знаешь, какой? Неуверенное покачивание головой. Райнер открыл было рот… но тут же осекся. И сказал: — Будет лучше, если ты догадаешься сам. — Райнер… — А сейчас, — перебил Лют, вновь зевая, — сделай одолжение: иди и займись государственными делами. Нечего тут торчать, еще простуду подхватишь. — Райнер!.. — повторил Сион в ещё большем изумлении. — Иди-иди, — Астал мог бы поклясться, что если бы глаза Райнера были сейчас видны, то они бы хитро сверкнули. — Мы тут побудем, никуда не денемся. Некуда нам деваться. Феррис тяжело вздохнула, но возражать не стала. Сион тоже возражать не хотел. На душу после встречи с ними, как и предполагалось, словно взвалили тяжелую могильную плиту. Но… эта тяжесть была особенной. Тяжко было оттого, что они его не простили, но ведут себя так, будто он давным-давно прощен. Ушел. За спиной послышалось: — Эх… Данго мне явно никто не принесет. И снова смех. Смех, призванный скрыть горечь и отчаяние. Смех, бьющий по ушам, по сердцу. Одинокий, затухающий, надрывный, как если бы смеялся смертельно больной человек. И когда она только научилась смеяться? Сиону показалось, что он сходит с ума. — Ваше Величество… Эм… Кто-то аккуратно, но настойчиво тронул спящего Сиона за плечо. Тот встрепенулся и приподнял тяжелую голову от поверхности стола. Глаза обозрели дорогой сердцу интерьер рабочего кабинета. — Ваше Величество! — А? — Сион совершенно не по-королевски зевнул и протер глаза. — Чего тебе, Эслина? Хрупкая девушка-секретарь гневно сверкнула карими глазами и тряхнула рыжей копной волнистых волос: — Хотела бы я знать, Ваше Величество, какие такие важные дела заставили вас засидеться допоздна? — Но, Эслина… — Почиваете на собственных бумагах! — Эслина потрясла перед носом Сиона желтоватым листком — приказом о мобилизации. — Ну разве так можно? — Ничего, — Сион потянулся и расслабленно откинулся на спинку стула. — Лучше пригласи-ка ко мне Фроаде. Девчушка фыркнула, но покорно направилась к двери, прежде вернув документ на место. — Эслина… Фолкал замерла на пороге. — Спасибо, что разбудила, — с чувством произнес Сион. Она пожала плечами и прикрыла за собой дверь. Снилась какая-то жуть. Вероятно, результат прогулки по подземельям. По крайней мере, Сиону хотелось бы в это верить. Он понимал, разумеется, что вовсе не темнота и холод подвалов замка оставили вчера на его сердце кровоточащий рубец. «Интересно… как они провели ночь?» Астал глядел в потолок и пытался прогнать мрачные мысли. Те упрямо возвращались, как верные псы к хозяину. В кабинете было тепло, уютно и спокойно. Здесь каждая вещица напоминала Сиону о чем-то важном, будь то любая книга на полке книжного шкафа, остро заточенное перо для письма, ровная стопка бумаги на столе… Вокруг радующие глаз оттенки и сочетания цветов, нежно переливающиеся тени играют со светом, льющимся из окна. Лился свет лениво, будто бы нехотя, чуточку тускло. Солнце светило вполсилы. А ведь наступила осень, внезапно заметил Сион. Базар Рейлюда, столицы Роланда, вот уже несколько недель манил сочными плодами летнего урожая. Скоро зеленые листья с деревьев сменят свой цвет и оденут империю Роланд в золотой наряд. Скоро и жители Роланда облачатся в теплую одежду и, готовясь к зиме, начнут суетиться, весело гомонить и сновать туда-сюда. А потом голубое небо затянет нескончаемым покрывалом облаков, выпадет снег… «Интересно… доживут ли они до зимы?» Как ни старался Сион отвлечь себя — все было без толку. — Хватит надеяться. Они не придут. — Я и не надеялся, с чего ты взяла? С их стороны будет просто глупо, если они маленькой группой проникнут сюда и наткнутся на эскадрон охранников всех мастей. Вот если Тоале соберет всю свою армию… — Тоале еще понадобится армия: войска Роланда на подходе к столице Нельфы. — Тем более нам конец. Напарники замолчали, напряженно думая. — Черт… Не думал я, что все кончится именно так. Войс, Пиа… На Хермит тоже не стоит рассчитывать. Думаю, даже Кифар не рискнет прийти и вызволить нас. — Она-то уж точно не рискнет, — яду в голосе Феррис позавидовала бы самая опасная змея. Райнер сделал вид, что не услышал этого угрожающего оттенка. Его раздражала тьма перед глазами, раздражал бьющий тело холод и, чего уж там, крепнущее чувство голода. Он вновь чертыхнулся сквозь зубы. — Их будут искать, Райнер, — произнесла Феррис. — Только мы знаем, где они сейчас находятся. Понимаешь? — Вполне. Сион попытается выбить это из нас? — и Лют закашлялся. — Именно. Или, по крайней мере, если уж не сам Сион, то фельдмаршал Клом постарается. — Нам не хватит сил долго молчать. — Я устала. — Я тоже устал. Вновь наступила пауза. Каждый из них обдумывал то, что сказал другой. — Знаешь, Райнер… — Ну? — Пообещай мне кое-что. За углом у камер раздался какой-то звук, но ни Райнер, ни Феррис не обратили на него внимания. — Пообещай, что… что бы со мной ни сделали, ты будешь молчать. Иначе конец Антироландской коалиции, да и нам. Райнер сглотнул, ледяные и без того ладони закололо мелкими иголочками. То же ощущение прошлось волной по спине, по затылку… — Ты уверена, что это того стоит? — внезапно осипшим голосом спросил он. — Уверена, — Феррис скривила губы. — У меня завязаны глаза, Феррис, но я не смогу заткнуть уши… — с надрывом сказал он. — Тогда я тоже обещаю, что не издам ни звука, — тихо ответила она. — Феррис… — прошептал он и в ту же секунду услышал шаги. Шаги приближались. Феррис тихонько охнула, на момент растеряв свое обычное спокойствие. — Эй! Эй, что случилось? Кто это? — спрашивал Райнер. — Миран Фроаде, — был ответ. — Я взял на себя смелость приказать солдатам записывать все их разговоры, — через два часа докладывался Фроаде, стоя посреди кабинета Сиона. В его руках были потрепанные листы бумаги. — Также поступила просьба от самих пленников: они надиктовали сообщение для вас, сир. Скажу честно, на протяжении этого занятия желание убить их крепло как никогда. Язык у девушки острый, как жало, а носитель Альфа Стигмы совершенно не умеет выбирать выражения. Сион выслушал его, сидя на уголке стола. Затем он кивнул и протянул к Фроаде руку за записями. Рука чуть видно дрожала. Первый листок, очевидно, представлял собой наспех записанную беседу Райнера и Феррис со множеством ошибок. Астал принялся читать. «У меня завязаны глаза, Феррис, но я не смогу заткнуть уши». «Тогда я тоже обещаю, что не издам ни звука». Дойдя до этих строчек, Сион прерывисто вздохнул. Конечно, ничего другого, кроме молчания, он от этих упрямых Люта и Эрис не ожидал, но их преданность друг другу потрясла его. Как-то пропустил он тот момент, когда проводящие время в постоянных спорах напарники неожиданно сблизились и стали думать одни мысли на двоих. Теперь в бою, как и в поступках, они были единым целым, но даже вне боя друг ради друга они были готовы на все. Таких чувств Сиону до сих пор не довелось узнать… Но вот он отложил записи стражников и принялся за чтение второго листа, исписанного косым витиеватым почерком. Фроаде все еще стоял перед ним, ожидая вердикта, и внимательно следил за лицом своего господина. «Так значит, это твоя шавка, Сион?!» Уже первая фраза заставила Сиона фыркнуть. Смешного во всей ситуации было мало, но оригинальное сравнение генерал-лейтенанта с дворнягой застало короля врасплох. Астал мог поклясться, что сей гневный возглас выдала Феррис. А может, и хором с Райнером. «Чтоб тебе в аду гореть, узурпатор недоделанный!» А это уже явно выпалил Лют, причем точно добавил неприличное ругательство, опущенное Фроаде в силу аристократического воспитания. «Это все были твои происки? Это по твоей наводке этот… раз за разом гонял нас на тот свет?! Значит, ты с самого начала планировал нас прикончить? Ну знаешь! Сион, ты мне отвратителен! Ты самонадеянный и лживый осел, знай и живи с этим! Нет, лучше сдохни!..» Дальше Сион решил не читать: в целом, содержание было понятно и так. — Они гремели цепями не хуже привидений, — прокомментировал Фроаде, ядовито улыбаясь: улыбка скрывала одновременно злобу и, как ни странно, удовлетворение. — И давали такие прозвища нашим предкам, каких мне не довелось услышать за всю свою нелегкую жизнь при дворе. Поразить Фроаде было подвигом, Астал прекрасно это знал. Тем более что хоть на минуту растеряться они заставляли его не раз. Райнер и Феррис теперь победили не только самого Короля-героя, но и его советника. Кто дальше? Люсиль? Люсиль… Сион задумался. Глава Дома Эрис вот уже много часов не подавал голоса, даже когда Астал был в одиночестве и смятении. В высшей степени подозрительно. Хотя Сион мог его понять, ведь за решеткой находился не кто-нибудь, а родная сестра Люсиля… Конечно, до Райнера Люсилю нет дела, особенно если в процессе завтрашнего допроса тот пострадает… Кровь все текла и не останавливалась. Запрокидывать голову было бесполезно; багровые ручейки, стекая с висков, крыльев носа, из уголков рта, капали на пол перед ним. — Вот блин… — слова получились невнятными, ведь нос был заложен. Райнер сплюнул кровь. Его грудь тяжело вздымалась. Где-то, когда-то уже было такое, напоминала память. Пару-тройку лет назад кровь тоже стекала по лицу, на тело сыпались удары, а на душу — резкие, в гневе брошенные слова. За то, что не сидел тихо, не спал на самой задней парте в Академии, хотя очень-очень старался. В принципе, теперь все происходит по той же причине. Ну, или не совсем. Он всего лишь предал родную страну, которую в душе всегда ненавидел. Всего лишь бежал от неусыпного ока Короля-героя, всего лишь провозгласил себя королем. Нет, провозгласили его вездесущие Войс и Пиа, тогда как сам Райнер отбрыкивался от столь сомнительного счастья, как мог… Но вот он на миг забыл о боли, раздирающей челюсть, и острым слухом (который в трехдневном заключении в этих катакомбах лишь усилился) уловил шорох, еле слышный стон, шаги, звук отпирающегося засова, звук падения чего-то грузного на пол, металлическое позвякивание цепей… Когда шаги (Райнер подозревал, что это был охранник) удалились, то он, вновь сплюнув накопившуюся во рту кровь, свистящим шепотом произнес: — Эй, Феррис! Ты как там? Молчание. — Феррис? — позвал он уже испуганно. Он мог слышать ее дыхание, сбитое и рваное. — Я здесь… — с усилием произнесла она. «Больно?» «Не больнее, чем обычно». «Ненавижу. Похоже, нас продержат здесь еще очень долго». «Если Сиону не захочется снять с тебя повязку раньше». «Как думаешь, Тоале…» «Тихо, стражники и так ловят каждое слово». «Вот ведь…» Сион покачал головой. Они не собирались сдаваться… Но их силы скоро будут на исходе. Что-то подняло в Астале голову и спросило, жадно ожидая ответа: разве стоит все это того, чтобы жертвовать самыми близкими друзьями? Тонкие, аристократичные пальцы безжалостно смяли бумагу, и король ответил самому себе: это всего лишь лидеры враждебной коалиции. Ответ дался нелегко, но он был дан вопреки беспомощно оцарапавшей сердце совести. И вопреки письму, что покоится в самом дальнем ящике стола. Сион, бывало, перечитывал это письмо. Да так часто, что давным-давно запомнил наизусть каждое слово. Это послание хранилось вместе с толстой стопкой писчей бумаги — докладом его бывшего лучшего друга. Письмо принадлежало ему же. «До тех пор готовься и жди меня. Я заставлю тебя… заставлю… да, заставлю сказать, что я — самый лучший друг из всех, что у тебя были!» Он дождался: теперь Райнер Лют действительно был рядом. И вместе с тем безумно далеко… Король Роланда наклонился и выдвинул дальний ящик стола. Взял письмо, перечитал его снова со странной улыбкой. Погладил пальцами неровные, чуть выцветшие буквы… и внезапно решился. Через несколько минут письмо погибло в объятиях каминного пламени, жалобно треща. Прошло три дня. Все это время Сион старался отвлечься и не думать о пленниках внизу. На какой-то миг ему удавалось погрузиться в упоительный и захватывающий мир документов, прошений, жалоб, договоров и отчетов, но едва усталый золотой взгляд отрывался от дел и устремлялся в темный потолок, как в уме против желания всплывало «пообещай мне кое-что». И Райнер, и Феррис свои обещания держали и в присутствии Мирана Фроаде не раскрывали ртов, словно замыкаясь в себе. Однако мучения давали о себе знать: голод, жажда и боль набросились на них и помутили разум. Конечно, немного еды и воды от стражников они все-таки получали, но этого было слишком мало. Но по-прежнему они находили в себе силы, чтобы смеяться Фроаде в лицо. Как бы генерал-лейтенант ни бился — местонахождение основных сил Антироландской коалиции оставалось в секрете. Однако пролетело еще пять дней. Если бы Сион поборол свой страх и смог спуститься вниз повидать их, картина потрясла бы его. Лидеры Антироландской коалиции находились на последнем издыхании и все реже поднимали головы. Было тяжело говорить, ведь горло пересохло — и они почти перестали разговаривать. Было тяжело шевелиться, потому что боль держала в тисках каждую клеточку тела — и они превратились в подобие статуй. К аромату подвальной сырости примешивались запахи крови и немытого тела. Казалось, с детства привыкший к трудностям владелец Альфа Стигмы и перенесшая тяжелейшие тренировки мечница были почти сломлены. Но почему? Каждое утро Фроаде приносил Сиону очередной доклад от охранников: беседы Райнера с Феррис становились короче, отрывистей, а подчас напоминали бред. «Если бы я могла…» «Не говори ничего. Не трать силы». «Если бы они только понадобились…» «Помнишь, Милк как-то…» «Милк… кто это?» «А? А… а я не знаю… Я не помню». «Ты что-то сказал?» «Нет… наверное… громко подумал». «Куда они спрятали мой меч?! Куда?!» «Феррис, тише! Хватит! Ну же… не плачь». Читать это было все тяжелее и тяжелее. Фроаде попросту упивался муками на лице своего сеньора. И вот, наконец, однажды утром, ровно через две недели после поимки изменников, Сион обнаружил под дверью своего кабинета еще один рапорт. Не читая, он прошел к своему дивану, помедлил, сел, а затем обратил к написанному единственный взгляд. Там было всего две строчки. «Я люблю тебя». «Я люблю тебя». Сион тут же закрыл глаза и подавил рвущееся на волю рыдание. Его передернуло. Король-герой Роланда уже давно умел читать между строк, представлять выражение лиц, глаз… Эти слова, никогда не произносившиеся ранее, были прощанием с надеждой. Феррис казнят как изменницу. Райнера используют в грандиозных и гнусных планах по захвату мира. Они всего лишь встали на пути справедливости, на пути Роланда к лучшему будущему. Встали не по своей воле, но имея тысячи причин, чтобы в конце концов быть раздавленными этой системой. А ведь была одна-единственная, самая главная причина: они просто хотели спокойно жить. Вместе. Всегда. Не волнуясь и не тревожась, не крича от боли и не глотая слез. Они просто хотели — а судьба распорядилась по-своему, разделив их и погрузив в темноту. Монстр внутри Сиона яро желал стать Богом, не откладывая ни на миг. Для этого надо было убить Райнера, а значит, и Феррис тоже. Тогда все сведения о враждебной коалиции исчезнут, остальные мятежники испарятся навсегда, уйдут у Сиона из рук. Возможно, попробуют возвести на престол нового короля. Попробуют снова помешать Роланду — любой ценой. Попробуют. Но в этом случае… Райнер и Феррис этого не увидят. Как больше не увидят света и темноты. Как больше не увидят друг друга… И не увидят, как империя Роланд возносится на вершину мира, даря благополучие всему живому. Ради этой мечты можно было пожертвовать двумя почти сломленными людьми. И нужно. Астал буравил взглядом шесть слов перед ним. Затем он встал и быстрым, неровным шагом вышел из кабинета. А упавший на пол листок бумаги подхватила чья-то невидимая рука. Спустя несколько часов все было решено. Этот день все-таки настал. Во второй раз Сион вслед за Фроаде шел по крутой лестнице вниз, в подземные помещения. Он спускался, отчаянно борясь с желанием повернуть назад, забыть, спрятаться, укрыться от того, что его ждет… И боролся весьма успешно. Фроаде молчал, не нарушая момента. Но вот и знакомый коридор, знакомая дверь, знакомые люди на страже, а вот и знакомые камеры. Едва Сион подошел ближе (его руки за спиной сжали друг друга до посинения), как раздался смертно тихий и измученный низкий голос: — Это ты?.. — Это… да, это я, — почему-то так же тихо ответил Астал, почти не дыша. — Она… Сион подошел ближе к левой камере. Когда пламя свечи осветило фигуру Райнера, король едва подавил в себе стремление отшатнуться. Изменник, владелец Альфа Стигмы как будто превратился в болезненно худого и бледного призрака, и на лице его виднелись засохшие багровые дорожки. Одежда была изорвана, тело покрыли синяки и ссадины. С прежним Райнером пленник не имел ничего общего. — Она… — снова прозвучал его голос, больше напоминающий эхо. — Райнер… — Сион вцепился рукой в прут решетки, чтобы не упасть. Миран Фроаде маячил за ним бессловесной тенью. — Сион. — Райнер вдруг поднял голову, вроде бы очнувшись от забытья, и неуверенно сказал: — Она… она больше не смеется. Сион, я не слышу ее дыхания. Вот уже несколько часов… И в этот миг все вернулось на круги своя. Были темницы. Был застывший изваянием Фроаде. Были Райнер Лют и Сион Астал, лучшие друзья, которые всегда с полуслова понимали друг друга. А она больше не смеялась. — Почему… я не слышу? В этом вопросе таилось бескрайнее море отчаяния, боли, страдания, бесконтрольного ужаса. По сравнению с этим две недели мучений казались ничем. — Фроаде! — резко вскрикнул Сион и быстрее генерал-лейтенанта ринулся к правой темнице, чтобы… не сдержать изумленного восклицания. Камера Феррис — кое-где испачканный красными каплями пол, замшелые стены — была пуста. — Исчезла… — потрясенно выдохнул Сион. — Но как? Кандалы, цепи, решетка — все в полной сохранности… Миран бросился к охране. — Сбежала? — Райнера затопило новое море — теперь море облегчения, которого его сердце могло и не выдержать. И на его лице появилась слабая улыбка. Тут Сион врос в пол: — Разве что… — Х-холодно. На ее плечи вмиг легли ласковые объятия покрывала, крепкие руки обхватили ее и прижали к груди. — Все в порядке. Теперь все хорошо, моя милая сестренка. Больше тебя никто не обидит. Люсиль Эрис разговаривал с ней, как с маленькой девочкой. Обойдя все правила, пустив к черту все заветы, он, тем не менее, похитил Феррис и нынче испытывал безграничное счастье. Конечно, Сион не посмеет сказать ему хоть слово, а Миран Фроаде сейчас вне себя. Неважно. Все это неважно. Боже… какое счастье… — Райнер… Это имя отрезвило его и вернуло на лицо знакомую рассеянную улыбку. — Где Райнер? — твердо спросила Феррис, пытаясь скрыть дрожащий голос. Все сложилось более чем удачно. Теперь его любимая сестра в целости и сохранности — он навсегда уберег ее от лап королевской стражи и от когтей безумного монстра-убийцы… Люсиль погладил девушку по голове. — Все хорошо, — повторил он. И не заметил, с каким испугом расширились помутневшие за две недели синие глаза, которые все никак не могли привыкнуть к свету. Она выпуталась из его рук и, вскочив на ноги, отшатнулась: — Ты оставил его там, брат? Светловолосый глава Дома Эрис усмехнулся: — Не могу назвать его своим родственником. Все, чего я хотел — спасти тебя. Мне нет дела до Райнера Люта. Он абсолютно чужой мне человек. Был. Она вздрогнула: — Был?.. — Возможно, сейчас он уже мертв, — с нажимом подтвердил Люсиль Эрис. Губы Феррис задрожали, как и длинные ресницы. — Не может быть… Она бы опустилась на пол, если бы не чувствовала, как онемело все тело. — Не может… не может… Люсиль, казалось, был абсолютно спокоен. Нет. Он был счастлив. У нее отобрали меч, броню и любимого. Вот только… силу духа никто и никогда не отнимет. И правда: не может быть. Не могло. «Я люблю тебя». «Я люблю тебя». — Спаси его, — потребовала она, как только совладала с собой. Тот развел руками. — Спаси его! Люсиль! Спаси! Впервые она назвала своего брата по имени, тоже плюнув на все заветы. По ее щекам катились слезы ярости. Люсиль все так же улыбался, любуясь ее исказившимся лицом. — Обойдусь и без него… — раздалось на пороге комнаты Феррис. Не веря слуху, она повернула голову. У Райнера Люта подкашивались ноги, поэтому за плечи его поддерживал отец. Люрал Лютолу буквально втащил отпрыска в помещение и опустил на пол, а затем с плохо скрываемым весельем обвел голубыми глазами Люсиля. Тот и виду не подал, что изумлен, но счастье его несколько поубавилось: пожаловали гости дорогие. В конце концов, у Люта родственники тоже не лыком шиты... Феррис, похоже, была на грани истерики. Рухнув рядом с Райнером, она обхватила его руками и зарылась лицом в каштановые волосы. — Ага, вот видишь… — пробормотал Райнер. Сжав в ладони черную повязку, он обнял исхудавшую напарницу: — А представь себе выражение лица Сиона, когда он поворачивается — а меня нет… Хотел бы я на это посмотреть!