Черно-белая

- Ох, ну ты и горячая! - Оля с порога коснулась моего лба. - Ну ничего, я привезла мед, имбирь, лимон, чаю сейчас заварим... - буквально мгновение спустя она уже тащила часть своих сумок на кухню. - Оль.. - Да? - Спасибо, конечно, но это как-то чересчур. - Ничего не чересчур! - я зашла на кухню, где во всю уже кипел процесс для моего выздоровления. Кто-то готовился к нему очень тщательно. Я хотела уже было высказать, что все-таки это слишком, но зазвенел телефон. Это пришла смс-ка. От Людвига. Казалось бы, такая маленькая, незначимая фраза: "Я договорился о встрече с ним", а сколько счастья! Мой визгосмех, подозрительно похожий на смех сумасшедшего, и прыганье по квартире от радости лишь убедили украинку, что все было очень даже "не чересчур". - А теперь объясни мне, что за радость такая на тебя нашла? - Он согласился, Людвиг его уговорил! У меня есть шанс! Шанс с блеском сдать Гилберту интервью с Эдельштайном и уйти, громко хлопнув дверью, предварительно надавив ему на яйца. - Ого, рада за тебя! - теперь мы подпрыгивали от счастья вместе. Но вдруг она остановилась. - Хм. Эдельштайн? - Ну да. Помнишь, того типа, который интервью не дает, - подруга округлила глаза до максимума. - Эрж, да это же колоссальный успех! Я встречала его несколько раз, он тот еще "мистер надменность". Я не могу себе представить, какими же это способами он его уговорил! - Хм. А я вот представляю, - и тут у меня в голове всплывает картинка, где немец делает Эдельштайну(изначально это был просто неизвестный, но вскоре он вдруг превратился в мало знакомого мне вчерашнего Родериха, сама не знаю почему)минет, всячески его ублажает.. О-хо-хо. Видимо, я немного покраснела, и на лице была ну слишком уж ехидная ухмылка, потому что Черненко не выдержала: - Эрж, вот давай только без этих твоих... - Пошлостей? Эй, Оль, я только начала быть снова собой! Я последние дни чуть в депрессию сама себя не вогнала. - Хм. Ну что ж, ладно. Раз уж это спасает тебя от депрессии, - она глянула на меня с небольшим осуждением.

***

Сомнения у Родериха если и были, то занимали только десять процентов из ста. Остальные девяносто процентов говорили: "Это она. Это точно она!". Однако, чем больше он думал об этом, тем больше они все-таки появлялись, эти сомнения. В конце концов, неприятности на работе могут быть едва ли не у каждого пятого, если не третьего. И потом, не одна же она Эржебет в Вене. Получается, он отказался от своего авторитета никогда не дающего интервью Родериха Эдельштайна лишь ради какой-то призрачной возможности дать интервью(а может и не только дать интервью) девушке, которую едва ли знает. Девушке, которую вряд ли бы заметил когда-нибудь в толпе, которая... видимо, что-то для него все же значила. Чем больше австриец об этом думал, тем больше в голове его было сомнений. "Ладно, ну потеряю авторитет. Ну и что? - думал он по дороге домой. - Не анальную девственность же.. ой, ну в смысле, не жизнь же" Он снова чувствует себя полным идиотом. Как в тот момент, когда он первый заговорил и ждал ответа от Эржебет на улице.

***

На следующий день температура была 37.3. С этим уже можно идти на работу. Может, Олины средства и вправду хороши? Вчера она меня долго лечила народными средствами и даже осталась на ночь, помогла с работой... Надо будет как-нибудь ее потом отблагодарить. На улице туман, прохладно и дождливо. Надо достать шарф. Этот клетчатый шарф мне подарила Оля, когда мы выпускались. До сих пор он мой любимый. А еще его чудом не съела моль.

***

- Ахаха, представляешь, Тони? - Гилберт разговаривал по телефону в холле и откровенно смеялся в трубку. В данный момент он делился своими успехами по выживанию из своего(ну, не совсем своего) журнала одной уж больно настырной венгерки со своим другом-испанцем. - Да. Да-да, думаю, она скорей сама уволится, нежели позволит мне уволить ее. Кроме того - какое горе! - вчера она приболела и не пришла на работу, - лицо немца, как и голос, стало наигранно-сочувственным, он картинно приложил ладонь к груди. Впрочем, не прошло и полминуты, как на лице его царила едкая усмешка. - Мдааа, - послышался голос Антонио. Впрочем, слышать его мог только Гилберт. - Но тебе же будет лучше, если она сама уволится. Так? - Конечно! Таким образом она значительно ускорит процесс, - Байльшмидт все еще усмехался. Дверь лифта открылась, оттуда вышла.. Эржебет?! Но.. но она же.. болеет?! Или нет?! На лице немца, незаметно для него самого, вдруг ярко отразилась.. паника? - И ты сможешь наконец-то к ней подкатить, - довольно хмыкая, Карьедо поддерживал разговор. Гилберт его слышал и даже соображал, но вдруг как-то забыл, что слышать Фернандеса может только он. Поэтому "главный на журнале" испугался, что Эржебет тоже это услышала и поняла, что речь идет именно о ней. Начался нервный тик. Испанец же тем временем говорил дальше, - Да, наконец-то ты сможешь это сделать. Хотя ты и говорил, что она та еще.. заноза, с характером, но фигура у нее что надо, а если еще и узнать поближе... Плюс еще эта должность, любовный роман, слухи, так ведь ты говорил? Гил?.. У Гила аж дыхание перехватило, и он, очень нервничая, решил попрощаться: - Я тебе перезвоню! - голос был совершенно не похож на его собственный. Немец попытался привести его в норму: - Кгм-кгм. Здравствуйте, Эржебет. На это девушка лишь пренебрежительно фыркнула и, прежде чем зайти в свой кабинет, покачала пальцем у виска: - Вот же ненормальный...